Дор выглянул в коридор и поманил Кордию к себе. Она выпрямилась и заставила себя шагнуть вперед.

Кордия, едва живая вошла в Золотой зал, где обычно проходили встречи королевских особ. Зал был очень светлый, белые стены украшены золотым орнаментом с дронтами и листьями бессмертника, символизирующими королевскую династию. На небольшом возвышении стоял королевский трон, обтянутый алым бархатом, подлокотники и изголовье украшены золотом и драгоценными камнями.

На фоне шикарной обстановки, Кордия почувствовала себя грязной нищенкой, пропахшей тюрьмой. Отец все поймет, едва взглянет на нее. У нее не было времени даже умыться. Когда она посетовала на это, поднимаясь по лестнице, Дор сказал, что она выглядит приемлемо, а большего и не надо. Ей бы очень хотелось ему верить.

Увидев отца, стоящего посреди залы, Кордия замерла. За те три года, что они не виделись, он не изменился: все такой же моложавый, элегантный. Чуть удлиненная стрижка, яркие светлые глаза, как холодная сталь. Высокий, худощавый, он производил впечатление человека с хорошей физической подготовкой. Она отметила про себя, что Оскар очень похож на него. Может быть, поэтому он не спешил признавать своего незаконного сына: ему не хотелось иметь под боком соперника. Кордия подумала о том, как было бы хорошо, будь ее братья сейчас рядом.

Она перевела взгляд на Лейфа, который что-то с улыбкой рассказывал первому лорду. Он вел себя приветливо и непринужденно, словно роль короля доставляла ему настоящее удовольствие. Корона на его голове смотрелась естественно, словно была сделана лично для него. Заметив Кордию, Лейф просиял, и в его глазах появился озорной огонек.

Спохватившись, она поспешно сделала книксен. До слуха Кордии донеслось ее настоящее имя, которое произнес мажордом. Оно показалось ей чужим, и ей не захотелось на него откликаться. Отец повернулся и посмотрел на нее. Его взгляд был суровым, критичным, словно он не был рад ее видеть, будто убедиться в том, что она жива было делом принципа, а не искренним желанием. Кордии стало страшно и стыдно за то, как она жила три прошлых года. Она опозорила отца, свою семью. Конечно, он все узнает о ее прошлом. Вряд ли, услышав, что она пыталась открыть ад, он поверит, что она не ведьма.

– Господин первый лорд…– проговорила Кордия, боясь посмотреть на отца. Ее голос дрогнул, и дыхание замерло. Отец продолжил молча изучать ее, словно не верил, что перед ним его дочь. Впрочем, эти сомнения ей были вполне понятны, и ей вдруг захотелось, чтобы он признал ее самозванкой, отказался от нее прилюдно. Тогда бы она стала свободной, и ей не нужно было бы возвращаться.

Лейф подошел к Кордии и взял ее за локоть, заставляя выпрямиться. Неслыханная наглость и нарушение этикета! Но ему, конечно же, на это плевать. Сквозь ткань платья Кордия ощутила тепло его пальцев и мягкое поглаживание, от чего ее едва заметно передернуло. Он почувствовал это, и в его карих глазах отразилась легкая усмешка. Сейчас она была в его власти.

Лейф подвел Кордию к первому лорду и протянул ему ее руку. Тот недоверчиво коснулся ее, и она почувствовала холод его ладони.

– Как приятно смотреть на воссоединение семьи, – с восторгом сказал Лейф, – и осознавать, что ты причастен к этому! Я всегда буду благодарен моим подданным, которые ценой своих жизней спасли принцессу, и она оказалась во дворце.

– Ты узнаешь меня? – спросил Лорен, глядя Кордии в глаза.

– Да, отец, – прошептала Кордия.

Первый лорд мягко коснулся ее щеки и, убрав прядь волос в сторону, заставил повернуть голову. «Он хочет убедиться, что это я», – подумала Кордия, когда пальцы отца коснулись шрама, который она получила по его вине – он уронил ее и она разбила голову.

Снисходительно улыбнувшись, Лорен обнял ее и прижал к груди. Кордия всхлипнула и зажмурилась, вдыхая знакомый запах.

– Я рад, что ты жива, – отстранившись, сказал Лорен и провел руками по ее плечам. Кордия заметила, что у него блестят глаза. На бледных щеках выступили красные пятна. У нее заболело под левым ребром. Отец никогда не показывал своих чувств, но сейчас не смог с ними совладать. – Но у меня к тебе очень много вопросов и не все они приятные.

– Постараюсь ответить на все, – сказала Кордия. Лорен кивнул.

Подняв голову, она увидела Дора, стоящего у окна. Он едва заметно улыбнулся ей и тут же опустил глаза.

Он обманул его. Предал. Понимал, как он страдает, и молчал, зная правду. Бальтазар бессильно сжал кулаки. Его переполняли горечь и разочарование. Дор казался ему хорошим человеком, тем, с которым он хотел построить деловые отношения и кому он негласно помогал, чтобы вывести врагов на чистую воду. Ради него он шпионил и собирал сведения, надеялся, что герцог оценит это, но вместо благодарности Дор вонзил ему нож в спину. Такое не прощается.

Бальтазар медленно втянул носом воздух, стараясь успокоиться. Карету тряхнуло, когда колесо наскочило на булыжник, и он едва не слетел со скамейки. Успел упереться ладонью в стенку и, дернувшись, откинулся назад. Карета остановилась, а кучер поднял ор, кляня плохую дорогу. Выбравшись наружу, Бальтазар увидел, что колесо сломано. Вот тьма! Стоять и ждать, пока его починят, ему не хотелось. Он дал кучеру денег на ремонт и двинулся вверх по улице.

Шиорония была серо-коричневой. Здания из темного камня чередовались с маленькими и хлипкими постройками, которые сдували важность со своих соседей. Архитектура города была острой, колючей: высокие шпили, высокие окна. Порой казалось, что она хочет задавить жителей своей надменностью и холодом. Но на деле жителям было все равно. По улице ехали кареты, запряженные лошадьми, работали кузницы, торговые ряды зазывали новых покупателей, из ближайшего храма доносились песнопения.

Дети после уроков бежали из школы, на ходу обсуждая новое знание. Образование в Аталаксии было обязательным. Богатый или бедный должен был окончить три класса школы, чтобы уметь писать, читать и считать. Родителей могли оштрафовать, если они не позволяли ребенку ходить в школу. Если было большое рвение к учебе, бесплатно можно было учиться до пятого класса. Профессиональное обучение уже оплачивалось либо родителями, либо нанимателем. Девочки учились наравне с мальчиками, а вот выбор профессий для них был ограниченным: торговля, ведовство, акушерство, управление хозяйством и творческие науки – вот и весь список. Бальтазар вспомнил, что Мина выбрала управление хозяйством. Как только король приблизил его к себе, бывший разбойник позаботился о том, чтобы сестра пошла учиться.

Форма, которой он так гордился еще вчера, начала тяготить его. Бальтазару хотелось сорвать ее с себя, будто она причиняла ему физическую боль. Он был рад своему новому статусу, это давало ему возможность начать новую жизнь. Но то, что этот шанс дал ему тот, кто знал о смерти Мины и скрыл ее, перечеркивало все. Ему не хотелось думать, что Дор причастен к гибели его сестры, это было бы уж слишком, но эта мысль все чаще стучалась ему в голову. Он жалел, что слишком мягко обошелся с Кордией и не допросил ее сам, с тем пристрастием, с которым бы ему захотелось.

Закашлявшись от холодного воздуха, Бальтазар остановился. Его взгляд случайно упал на замызганную вывеску трактира. Плотно поесть и выпить вина – это то, что может сейчас ему помочь и вернуть ясность мысли. Он толкнул скрипучую дверь и вошел в полутемное помещение, тускло освещенное свечами: стоял дразнящий запах свежего хлеба и жаркого. Людей было немного, но едва он вошел, как все взгляды устремились на него. Кто-то обругал, кто-то присвистнул, но большинство изучало его молча. Пожалуй, в такой одежде ему, и правда, тут не место, но еще пару лет назад он был ничуть не лучше, этих мужиков, сидящих здесь.

Жадно сглотнув слюну, Бальтазар сел за свободный стол. Возле него тут же возникли две девицы в открытых платьях, призывающих полюбоваться прекрасными изгибами их плеч и грудями. Он грубо прогнал их. Настроение у него было и без того паршивое, и чужие прикосновения еще сильнее ухудшали его.