– Сейчас вы оба пожмёте друг другу руки и попросите прощения.
– Я не стану. Я не виноват! Он первый мне вмазал! – откинул чужие руки со своих плечей Одиссей.
К сожалению, его правда. Я слишком близко принял к сердцу его слова. Уверен, если бы Одиссей знал причину моей острой реакции, то изменил бы свои взгляды.
– Ну а ты первый пойдёшь на примирение!
– Нет!
– Он прав, – пока мистер Уокер не придушил Одиссея одним только видом, я решил действовать, – я первый начал. Поэтому прости. Я виноват, что ударил, но от своей правоты я не отказываюсь.
Одиссей обиженно фыркнул, всем своим видом говоря, что уступать мне не собирается. Он твёрдо уверен в своей невиновности.
– Ной… – мистер Уокер попытался достучаться до моего здравомыслия, увы… Я бываю непреклонным.
– Я не передумаю. И извинился только за драку. Мне жаль, что так получилось, сэр, – стыдливо посмотрев на носки своей обуви, я поскорее скрылся снаружи.
Это, кажется, первая наша с Одиссеем драка. До этого, что бы между нами не происходило, мы не доводили дело до рукоприкладства. Теперь я чувствую себя виноватым…
Кэссиди совершенно чужой мне человек, но я воспринял её несчастье как за своё и сильно разозлился. Узнай Одиссей обо мне, он стал бы и дальше дружить со мной? Он бы понял меня? Или также, как и Кэсс, обозвал бы провокатором?
Я не ошибся, когда решил скрыть ото всех случившееся в детстве. Не все люди мыслят как я и не все видят историю как она видна мне. Правду можно истолковать по-разному. Люди хороши в том, чтобы извращать факты. Таким образом, они могут сказать, что я сам вешался на дядю и тянулся руками к его ремню.
За это мне и омерзительны люди, за их превратность.
5. Нужно жить дальше
Правильно Одиссей тогда сказал обо мне «Ной – социальный изгой». Он, как всегда, оказался прав.
Я изгой и я сам себя прогнал.
Мама грозилась снять с петель дверь в мою комнату на третий день «игнорирования». Что такое это «игнорирование»: это период, охватывающий пять дней или две недели, когда мне необходимо побыть наедине с собой. Что это значит? Это значит – никакого взаимодействия с внешним миром. Совсем.
Во время «игнорирования» я мало передвигаюсь и плохо ем, питаюсь ли вообще? Целые сутки я лежу на кровати, под ней, рядом; сижу на стуле, на подоконнике или в шкафу. Я включаю музыку и «ухожу».
Выражение «уходить в себя», это как раз то, что я зову «игнорированием». Главное отличие между этими понятиями заключается в том, что мое – более честное. Мы правда пускаем себе пыль в глаза и убегаем из гнетущей реальности. Когда на душе паршиво, лучшего выхода не найти.
Мое «игнорирование» проходило сумбурно, поскольку я вновь зациклился на нормальности, переживая диссонанс. Оставшись наедине со своими мыслями, ты встречаешься лицом к лицу с тем, от кого старательно прячешься – с самим собой. С настоящим, без брони и разнообразных масок.
«Ну, здравствуй, Ной. Как поживаешь?», – спросил я своё отражение в зеркале.
Оно мне ехидно улыбнулось, и я всё понял.
Первые два дня я много читал. Это была художественная литература, зарубежная, комиксы и даже фанфики по моей любимой киновселенной. За двое суток я прочитал три книги и четыре небольших фанатских историй.
– Ты не собираешься хотя бы поесть? Ной, ты меня слышишь, я знаю.
Моя мама не отчаивалась, потому что сталкивалась с «игнорированием» не в первый и, наверное, не в последний раз. Помню лето, когда она ещё не понимала, что со мной происходит. Она не отходила от моей двери ни на минуту, боясь, что я захочу наложить на себя руки. Огромное заблуждение. Тем летом, в первое мое «игнорирование», я за пару дней исписал все тетради, разрисовывал каждый припрятанный холст и научился играть в шахматы, нарды и домино.
Сейчас я делал почти тоже самое, я решал задачки по школьному учебнику наперёд. Моя кисть двигалась резко и быстро, я писал как заколдованный и владел искусством устного счёта. Нас этому учили с начальных классов.
– Открой на минутку дверь, – Чарли постучался и потом дернул за ручку.
Я раздраженно закатил глаза, желая одного – покоя. Мне необходимо сосредоточиться на процентах…
– Это важно, честно. Я хочу кое-что сказать!
Голос Чарли звучал жалобно и обречённо, это и тронуло мое сердце. Обычный он плюнул бы какую-нибудь шутку про отшельника-психопата и ушёл. Значит, Чарли действительно нуждался в моей помощи.
Я уменьшил колонку с музыкой и, как и есть на кресле с колесиками, подъехал к двери, отперев её. Чарли поднял мокрые от слез щенячьи глазки и, глядя на удивленного меня, внезапно разревелся. Братик поднял тетрадь с домашним заданием, под которым красовалась яркая буква F.
– Она сказала, что я занял место Томми, – громко причитая, мелкими шажками вошёл в комнату Чарли.
Я запер за ним дверь, потёр от усталости переносицу и очень был рад, что родители задержались у своих друзей.
– Что за Томми?
– Тупица класса, он даже читает по слогам!
– Нельзя обзывать людей тупицами. Ясно? – я положил тетрадь на стол, рассматривая каракули Чарли, за которые он получил неудовлетворительную оценку. Судя по исправлениям учителя, Чарли больше баловался, чем выполнял упражнение.
– Но он правда тупица, весь класс так говорит.
– Ты получил двойку и тебя, как ты сам сказал, сравнили с Томми. Теперь ты знаешь, что он чувствует, не так ли? – Чарли надулся и выпятил нижнюю губу, стыдливо хмурясь. – Что такое «Дет»?
– А? – в любопытстве вытянул шею вперёд младший.
Я схватил карандаш и ткнул острым кончиком в зачеркнутую букву «т».
– Правильно будет «дед», с согласным «д» на конце. А это что? Здесь пишется буква «о», а вот тут как раз нужна буква «а».
– Я перепутал…
– Не ври, ты не перепутал, ты просто не знал. Поэтому иди-ка к себе, открой учебник и выполни это упражнение заново. Я проверю, Чарли.
– А ты обещаешь не рассказывать маме с папой про двойку?
Хитрец, своего не упустит. Я посмотрел на него внимательно, и, поймав мой многозначительный взор, Чарли спрятал тетрадь за спиной. Испугался, что я наябедничаю.
– Пожалуйста, – попросил он.
– Если не допустишь ни одной ошибки в задании, я подумаю.
– Серьезно? Спасибо. Ты лучший брат!
– Не подлизывайся, перебор, – вновь добавил громкость музыки я, этим самым поставив точку в нашем разговоре.