Стоило Чарли выйти, я тяжело вздохнул и наполнил легкие тоскливостью. И вновь я чувствовал себя пустым местом. Какой пример я подавал младшему брату своим «игнорированием»? Почему я не мог просто посадить его рядом и помочь исправить ошибки, поддержать или направить советом? Это ведь так просто – только руку протяни, выкажи желание! Но вместо этого, я прогнал его самому решать проблемы.

Музыка, которая минутами ранее восстанавливала душевное равновесие, теперь как будто давила на черепную коробку. Я отключил колонку вовсе и схватился за волосы. Мне больно, но терпимо. Тогда я потянул их сильнее, чувствовал как натягивалась кожа, как резала боль. Мне нелегче.

Я боролся с противоречиями, пытался заставить себя выйти из своей «пещеры» и заняться братом. Раз уж я лишился поддержки в детстве, то мой брат не доложен бороться со страхами, неуверенностями в одиночку, даже если это домашнее задание.

Поэтому я фурией вскочил изо стола с окликом «Чааарли» и хлопнул дверью. Это впервые, когда я вышел из периода «игнорирования» по своей инициативе.

***

Порой мне кажется, что «игнорирование» это не самый худший вариант… Точно не хуже того, что происходит в мире, стоит тебе выйти за пределы своей комнаты.

Заткнуть бы уши и прикрыть глаза, чтобы не видеть того безумия, в котором живет человек. Я не слушаю новости и не углубляюсь в политику, я верю в неизбежное зло и также верю, что виноватым в этом «зле» в конечном итоге станет человек. Люди и есть зло. И мои мысли не были бы столь пессимистичны, если бы не то самое зло в лице Элвиса. Я прозрел раньше, чем вырос, но мне по-прежнему страшно. Я боюсь человеческую природу. Разве я был не слишком мал для всего этого?

– Ты загрузил стол в багажник? – мама обклеила коробки с печеньем скотчем и посмотрела на меня с ожиданием.

Я кивнул ей, подставив липкую из-за джема ладонь под горячую воду. Кран шумел громко и будто, помимо джема, смывал с меня вдобавок навязчивые мысли.

– Мы опаздываем. Наверное, в этом сезоне наша семья единственная, кто приедет к полудню, – она сказала это с разочарованием, потому что не любит опаздывать куда-либо.

С улицы донёсся сигнал машины: папа просил поторапливаться. Я лениво вытер мокрую руку полотенцем и помог маме донести коробки с печеньем, предназначенные для ярмарки, к машине. Чарли легонько пнул меня, пробурчав, что мы слишком долго. Он любит ежегодную ярмарку хотя бы за бесплатный билет на аттракционы и сахарную вату. Его энтузиазм вполне оправдан, ведь детям абсолютно любые события видятся с совершенно иного ракурса. Чарли знал, что едет веселиться с друзьями, я же знал, что еду целый день торчать под солнцем и торговать печеньем.

Мама не ошибалась – мы правда прибыли на площадь последними и от того нам досталось не самое удобное место для продажи. Папа установил над нами огромные пляжные зонты, мама разложила ароматные печенья с шоколадной крошкой и выставила цену. Я держал банку, на которой начеркано «сто долларов». Это была наша цель – собрать средства для пожертвования.

– Людей гораздо больше, чем в прошлом году, согласись, Флора? – папа надел солнцезащитные очки и принял стойку охранника, только без формы и рации, которые бы дополнили образ.

– Ты лучше посмотри на чужую кассу! Почти полные! А у нас ни цента.

– Проблема, что ли? – ухмыльнулся папа, вынув из кармана куртки бумажник. Он достал две купюры и бросил в нашу банку.

– Ты серьезно? – возмущённо протянула мама, не приветствуя баловства, однако мы с папой только посмеялись и не стали доставать деньги обратно.

Первый час растянулся в целую вечность. Я, как запрограммированный робот, принимал купюры и бросал их в банку. Принимал, бросал, принимал, бросал, принимал, бросал. Аж голова кругом! Это настолько скучно, что наблюдение за гонкой между улитками – настоящий тест драйв! Казалось бы, ещё чуть-чуть, и я точно усну, но на горизонте, в виде нависшей надо мной тени, появилась она.

– Не зря я три раза обошла всю площадь. Ты всё-таки здесь.

Голос знакомый до мурашек по всему телу. Я вопросительно нахмурился. Стелла не улыбалась, её лицо гладкое и расслабленное, веки полуприкрытые, словно она на грани обморока. Она одета в джинсовый брючной комбинезон и в длинный красный пуховик, который, я не сомневаюсь, на любой другой девчонке выглядел бы смешно, но Стелле он подходил.

– То есть, ты меня искала? – очнулся я, поднявшись со стула, чтобы поздороваться.

Родители заняты клиентами, этим я и воспользовался, выйдя за стойку.

– Ну мне же нужно сообщить тебе, что по сбору средств я тебя опережаю. Нашим домашним мёдом завтракает каждый житель этого занудного городка.

– Откуда такое пылкое желание меня во всем обойти? – посмеялся я.

На солнце волосы Стеллы отливали жидким золотом. Она всерьёз задумалась, спрятав руки в кармане куртки.

– Даже не знаю. Пейдж много болтала о тебе и твоих заслугах. Я не поверила, что мальчик может быть таким…

– Таким? – изогнул одну бровь я, принимая очередные деньги за печенья и уже автоматически бросая в отверстие банки. Кажется, если мне завяжут глаза, я все равно не промахнусь.

– Многогранным. Я была уверена, что все парни помешанные на сексе самоуверенные животные.

Она вдруг перестала паясничать, видимо, заметив мою гримасу. Такое чувство, будто я проглотил лимон: кисло, губы сводит, а внутри разъедаются стенки желудка. Может, я правда проглотил лимон? Ящик лимонов. Мне не хорошо.

– Прости, если тебя обидела, – испугалась моей реакции Стелла, но дело не в обиде.

Меня подкосило упоминание о половом акте и животных. Эти два слова действуют как триггеры, я и автоматически предстаю перед Элвисом со спущенными штанами.

Миллионы, миллиарды я бы отдал только бы избавиться от воспоминаний о нем, от его запаха кожи и голоса. Я бы не пожалел ни времени, ни свободы, чтобы обрести душевный покой. Нас с ним будто связывает невидимая колючая проволока: она с каждым днём все глубже и глубже вонзается мне в плоть, пускает кровь, но не убьёт. Не распятый, но прибитый к своему худшему кошмару.

– Боже мой, – протянула удивлённо Стелла, слабо усмехаясь, – да вы с Пейдж гребаные близнецы. У вас даже заскоки одинаковые.

Я не понял о каких именно заскоках шла речь и рискнул узнать, однако девчонка ловко перевела тему и предложила мне «убраться подальше», успокаивая нашу совесть тем, что от пожертвований на этой ярмарке уходит всего-то двадцать процентов.

– Откуда тебе знать? – не поверил сначала я.

– Потому что мой одноклассник сынок мэра.

Этим всё сказано. Я отпросился у родителей на перерыв и даже был рад уйти из шумного центра в какой-нибудь тихий парк. Мы остановились на Сант-Кёрке, вечно одиноком и унылом парке с заброшенным фонтаном, служащим для местных хипстеров местом ночных сборищ. Поэтому здесь куда не глянь ржавые банки и прочий мусор.