Мы столкнулись, какой бы банальщиной это не казалось, на общем уроке. До звонка оставалось прилично свободного времени, а когда ты не разговариваешь с единственным другом, время ползёт убийственно медленно, хоть вешайся.

Я сидел за партой, опустив голову на книгу и слушая музыку больше для того, чтобы казаться занятым, а не для эстетичного удовольствия. Окна класса выходили на задний кампус, где грелись на солнце старшеклассницы. Они то и дело трогали себя за талию и ягодицы, поднимались на носочки и фотографировались. В один момент мне стало по-настоящему интересно о чем они говорили столь увлечённо и взбудоражено, однако я предчувствовал, что разочаруюсь, узнай правду.

Мне пришлось стянуть провод наушника вниз, когда Одиссей постучал костяшками пальцев по моей парте. Я, приподняв только брови, взглянул на него вопросительно. На нем был капюшон серой толстовки с дурацкой надписью, но я все же заметил у него за ухом сигарету. Одиссей кивнул на дверь и без слов сказал «пойдём». И я пошёл, ведь иногда легче согласиться и не объяснять два часа почему ты не хочешь что-либо делать.

Мы добрались до угла между школой и складом, где хранятся инструменты или старая газонокосилка, после чего Одиссей протянул мне сигарету. Мы закурили.

– Как дела? – сев на корточки, спросил он, посмотрев на меня прищурено.

– Супер.

– Смотрю, твоя губа почти зажила.

– А ты думал добавить? – равнодушно хмыкнул я и пустил дыма в небо.

Одиссей хохотнул.

– Мой отец угрожал подвесить меня за яица к нашему флигелю, если я не извинюсь перед тобой.

– Значит, теперь ты кастрированный?

– Может хватит через каждое слово плеваться иронией? – раздраженно цыкнул Одиссей, уставившись на ворота чуть хмуро.

Я заметил желтоватый синяк у него на подбородке и вспомнил о своём ударе. Наверное, он много и смачно крыл меня матом первые два дня и не отходил от зеркало. Одиссей любит свою внешность, ему нравится его греческий профиль с прямым острым носом. Также ему нравится, что это нравится девчонкам.

– Мы оба виноваты, – опустил руки на колени шатен и перевёл на меня пронзительный взгляд, гадая, сходятся ли наши мысли. – Так ведь?

Забавный он человек… Извиняясь, все ещё хочет остаться правым.

– Да, – потушил окурок о кирпич я и сел напротив медленно курящего парня.

Ветер в этот узкий переулок не пробирался, однако из-за сырых стен было все равно холодно.

– Я должен уважать твоё мнение.

– Даже если мое не совпадает с твоим, – дополняя друг друга, мы выглядели расслабленно.

– Прости, что повёл себя как идиот, – извинился искренне шатен.

Я лениво улыбнулся ему и тоже попросил прощения, дав «пять». На урок мы опаздывали где-то на минуты три, но вставать из этого провонявшего кошачьей мочей переулка желания не было. Мне нравилось сидеть, смотреть на облака и слушать как Одиссей курит.

– Скажи отцу, чтобы вернул яица, – подразнил его я и получил пинок в ногу.

Мы громко засмеялись, и я задался немым вопросом: смог бы я жить дальше без лучшего друга? Всё-таки не привязываться к людям порой печально. Никто не любит тех, кто уходит первым, но я один из них.

Отказаться от того, чем жил долгое время, это довольно непросто. Первым делом я решил убраться в комнате и собрать в коробке то, что по моему мнению, мешает мне принять себя. Я вовсе не Ной – обычный парень. Я Ной Коулман – человек, которого в детстве домогался родной дядя, который боялся об этом говорить и который теперь чувствует себя разбитым. Иллюзия нормальности превратила меня в клоуна с невесёлой улыбкой.

Эти разрисованные холсты, куча пластинок, коробки с настольными играми… Эти плакаты и макеты домов, кораблей и даже восковые фигурки. Моя комната кишит попытками забыть о прошлом: например, стоило мне поговорить пару минут с Элвисом, как я снимал стресс с помощью засохшей акварели и кисти – они выглядели одиноко в углу комнаты, покрытые толстым слоем пыли и паутиной. Я давно не рисовал, потому что руки тряслись, стоило мне взяться за работу. Над засохшими красками висит гитара, обклеенная виниловыми наклейками. В одно время я даже задумывался начать писать музыку, но ничего не выходило: привычка анализировать ситуацию мешала сосредоточиться, я только напрасно рвал струны и зарабатывал мозоли. Любовь к творчеству оказалась такой же иллюзией, как и я сам. Нормального Ноя никогда не существовало, это фиговый самообман…

Я залез на кровать и снял с гвоздя гитару, бросив её на пол. Глухой шум от удара потряс мое сердце, но я не собирался поддаваться печали. Раз уж решил расстаться с вещами, доводи дело до конца!

– Что ты делаешь? – похоже, грохот был слышен аж в гостиной: папа заглянул в комнату с таким выражением лица, будто подумал, что я собираюсь снести весь дом.

Он заметил гитару и, огорчённо вздохнув, прошёл внутрь, поднял её, чтобы убедиться в целостности.

– Ты её выбрасываешь? – удивлён моему внезапному решению папа.

Он провёл большим пальцем по царапине на корпусе и взглянул на меня в ожидании. Я спрыгнул с кровати, поправив водолазку, сорвал со стены плакаты с любимыми кинофильмами. Я фанат комиксов, но ещё больше фанат их экранизаций.

– Ещё не знаю. Может, продам на барахолке.

– Жалко, – бережно отложил инструмент на постель отец, разглядывая мою перевёрнутую вверх дном комнату. Он ахнул, быстро оказавшись рядом со стопкой комиксов. – Ты даже от этого собираешься избавиться?

– Я их сто раз читал. Мне надоело.

– Ной, что происходит? Ты даже Чарли не разрешал и пальцем касаться своих вещей, а теперь большую часть отправляешь на помойку.

Папа скрестил руки на груди и все ещё не верил в мою решимость, а она, в свою очередь, меня переполняла. Я просто был уверен, что мне нужно вычистить свою комнату и особенно голову от навязчивых мыслей, предметов или атмосферы. Прежде я убегал от реальности при помощи всего, что здесь есть. Впредь мне хочется не бояться быть самим собой. Я должен жить.

– Всё нормально, – пожал плечами я, однако отец глядел в упор и не собирался так быстро оставить меня в покое. Я цыкнул, добавив: – Честное слово.

– Ого, что у вас тут? – к папе присоединилась мама. Она, вопросительно улыбаясь, наверное, в приятном шоке, рассматривала пустые стены и чистый стол, потом коробки. – Неужели ты вспомнил, что существует такое понятие как уборка?

– Ну всё, вы мне мешаете.

Если их вовремя не остановить, они проторчат тут до утра, мерясь язвительными комментариями о моей чистоплотности. Для полноты картины не хватало одного Чарли, но если и он присоединится к родителям, то я покойник.