Вероятно, он имел в виду себя. Лично я известным себя не чувствовал.

— Будешь, — утешил меня Михаил. — Я же тебе говорил — у писателей все не так. Чего стоят твои рассказы, выяснится лет через сто, не раньше.

Наверное, в чем-то он был прав. И сам он, и Наташа, и режиссер Дубинчик, который возглавлял команду артистов во время игры в КВН, были на самом пике своей творческой карьеры. Одна танцевала ведущие партии в спектаклях, второй снял фильм по Короткевичу, третий нарисовал всех, кого хотел. А вот будет ли моя физиономия в его галерее, никто не скажет.

— Я же говорю — лет через сто! — засмеялся Михаил. — Водку еще не выпил?

— Какую водку?

— Ту, что я тебе дал на сохранение, — встревожился товарищ. — Неужели не проверяешь?

— Да кто полезет туда?

Теперь засмеялся я. Уборщица, которая полезла бы в сливной бачок за бутылкой, действительно выглядела бы смешной.

— Тебе все хиханьки, — сказал Михаил, — а это серьезное дело.

Кстати, сегодня Михаил вывесил на стене новые шаржи на друзей-семинаристов. Возле них сразу собралась толпа. Те, кто узнавал себя, плевались, остальные смеялись. Больше других негодовал Дубинчик. Михаил под шаржем на него написал: «Валерио Феллинчик». А кому понравится такое сравнение? Нужно радоваться, что тебя в этой галерее нет.

Да, сегодняшний вечер был последний. Наталья уехала в город — побродить по вечерним улицам. Видимо, она ждала, что и я поеду с ней. Но меня затащили к себе музыканты, и я не отказался.

Как и на любом фестивале, у них было шумно и весело. Тасовались, как в колоде карты, парочки. Ко мне подсела Рая, преподавательница местного музыкального училища.

— Писатель? — прижалась она ко мне горячим плечом.

— Не похож? — отодвинулся я от нее.

— У нас тоже есть Карпюк и Быков, но они вдвое старше тебя.

— Молодость — это недостаток, который быстро проходит, — вспомнил я чье-то высказывание.

— И правда, — опять прижалась ко мне Рая. — В твоей комнате есть кто-нибудь?

— Есть, — соврал я.

— Можем поехать ко мне.

— Поздно уже.

«А гродненские девушки не менее шустрые, чем минские», — подумал я.

— Так у нас же Польша рядом, — усмехнулась Рая. — Мы должны бегать вдвое быстрее, чем вы.

В ее словах был какой-то смысл. Жизнь на границе предполагает больше усилий, чем в глубинке. А я родом из Ганцевичей, самой что ни на есть глубинки.

— Я слышала, ты из Новогрудка? — заглянула мне в глаза Рая.

— Школу там заканчивал.

— Частично наш, гродненский.

— Теперь минчанин.

— Я тоже хочу переехать в Минск. Пригласишь к себе в гости?

— Конечно, — легко согласился я. — Получу квартиру и сразу приглашу.

— Тебе на самом деле ее дадут?

— Когда вступлю в Союз писателей. Там с квартирами проще, чем в других Союзах.

Рая недоверчиво посмотрела на меня, но ничего не сказала. У людей, живущих на границе, какие-то свои расчеты. Как и взгляды на жизнь.

— Провинция всюду одинакова, — махнула рукой Рая. — Налей мне вина.

Я налил ей и себе, и мы выпили на брудершафт. Губы у Раи были горькие.

— Это от вина, — сказала Рая. — А так я сладкая.

Мы засмеялись.

В дверях комнаты показался Сухно. Я поднялся и подошел к нему.

— Весь вечер тебя ищу, — сказал он. — Срочно нужна бутылка.

— Может, тебе уже хватит?

Было видно, что он в хорошем подпитии, еще рюмка — и свалится.

— Не свалюсь, — оперся рукой о стену Михаил. — Пойдем.

Я послушно пошел за ним по коридору. Миша пошатывался, но тем не менее не падал. Крепкий мужик.

— Вы в своем общежитии пили еще больше, чем мы, — сказал он, не оборачиваясь. — Мне мама не давала.

Видимо, он имел в виду наши студенческие времена. Но когда это было? У каждого из нас своя жизнь.

— Все то же, — сказал Миша, остановившись перед дверью в мою комнату. — В жизни человека вообще ничего не меняется. Сначала живешь, потом умираешь. Гони водку.

Я залез на унитаз и достал из бачка бутылку. Она была холодная как лед.

— Хорошо спрятал, — кивнул Михаил. — Идешь со мной?

— Куда?

— К художникам. Там и твоя Наташка сидит.

— Она еще не моя. У тебя балерины были?

— Нет, — мотнул головой Миша. — Заметил, как она говорит? У того, кто занимается тяжелым физическим трудом, голос как труба. Сильная девушка. Хоть ты и борец, не поднимешь. Так ты идешь или не идешь?

— Позже, — сказал я. — В какой вы комнате?

— На третьем этаже.

Михаил повернулся и пошел по коридору. С бутылкой в руке походка его стала значительно тверже.

Я оказался перед выбором, в какую из комнат отправляться. Как и у буриданова осла, задача была неразрешимая. А в таких случаях один выход — ложиться спать.

8

В Минск из Гродно мы снова ехали на поезде, но в этот раз все семинаристы знали друг друга и размещались в купе по симпатиям. В нашем с Мишей купе сидели Наташа, Светлана и какой-то комсомолец.

«А этот зачем здесь?» — глазами спросил я Михаила.

Тот пожал плечами.

— В моем купе начальство, — сказал комсомолец. — Я лучше с вами.

— Как зовут? — повернулась к нему Наталья.

— Виктор.

— Победитель, значит, — кивнула балерина. — Но ты ведь тоже победитель? — Теперь она повернулась ко мне.

«А их в хореографическом училище муштруют не хуже, чем суворовцев», — подумал я.

— Конечно, не хуже, — сказал Михаил. — Не учеба, а каторга. У них и голоса одинаковы.

— Какие голоса? — одновременно спросили комсомолец с Наташей.

Они и внешне были похожи: высокие, стройные, серьезные. Прекрасная была бы пара.

Балерина при этом усмехнулась. Видимо, про свой голос она все знала и без Михаила. А вот комсомольцу было интересно.

— У вас голоса как пионерские горны, — сказал Михаил. — Потому тебя и записали в вожатые. Алеся вон не взяли. — Он подмигнул мне.

— Из Алесика тоже может получиться вожатый, — заступилась за меня балерина.

— Не получится, — хмыкнул Виктор. — Роста не хватает. За таким, как он, наша молодежь не пойдет.

— А вот и пойдет! — покраснела Наташа. — Светлана, как ты думаешь?

— Я ему не нравлюсь, — вздохнула Светлана. — Хотя как раз по росту мы друг другу подходим.

«Лебедь, рак и щука, — подумал. — Каждый в свою сторону тянет».

— Я тебе уже говорил — не раньше, чем через десять лет, — обнял ее за плечи Миша. — Выпить ни у кого нет?

Я развел руками — нет.

— В моем купе есть, — сказал комсомолец. — Но там не нальют.

— Почему начальники всегда пьют отдельно от подчиненных? — посмотрел на него Михаил. — Надо быть ближе к народу, иначе не построим.

— Что?

Мы все уставились на него.

— Коммунизм! — пожал плечами художник. — Ради этого и живем.

Я давно знал, что шуточки Михаила на грани допустимого. А вот Виктор не знал. Он тоже покраснел.

«Что они все сегодня краснеют? — подумал я. — Только мы с Мишей бледнолицые циники».

— Так ведь на филфаке учились, — сказал Миша. — С нашими девицами приличным человеком не станешь.

— Да, — покивал я. — Оттого ты и женился на однокурснице.

— Так ты женат? — удивилась Светлана.

Михаил посмотрел на меня и тяжело вздохнул.

— У нас уже многие развелись, — попытался я спасти ситуацию.

— Один Крокодил, — пробурчал Миша. — Да и того Тонька выгнала. А ты сам почему Зинку не взял?

Мы перешли на личности, а это не украшало беседу.

— Своих подружек без нас будете обсуждать, — сказала Светлана.

— Да и не подружек — жен! — Виктор расхохотался.

— Лучше сходи и возьми у своего начальника бутылку, — поставил его на место Миша.

— Я принесу! — живо подскочила Наташа. — Знаю, у кого есть.

— Что ж ты до сих пор молчала?! — возмутился Сухно. — У человека трубы горят, а ей хоть бы что.

Наташа выскочила из купе. Сейчас она была похожа на зайчонка.

— Понравилась? — посмотрела на меня, прищурив один глаз, Светлана.