— Еще не моей.

— Будет твоей, — заверил меня Алесь. — Ты перспективный кадр, сейчас это главное. Радийники хорошие хлопцы, однако звезд с неба не хватают. На таких, как ты, надо ставить.

Я молча пожал плечами.

— У них общежитие есть, — хлопнул меня по плечу Гайворон. — Однажды я в нем был. Живут по два человека в комнате. Слыхал об этом?

— Нет, — сказал я.

— Это, брат, не твоя академия. Подругу себе найдешь. Хотя у тебя и в академии есть.

«Откуда он знает про Лиду?» — подумал я.

— На проспекте видел тебя с ней. Симпатичная.

Правильно говорят, что Минск большая деревня. Спрятаться здесь практически невозможно.

— А зачем прятаться? — усмехнулся Алесь. — В нашем возрасте можно гулять с тремя девицами одновременно. Конечно, если есть деньги. С твоей институтской зарплатой больно не погуляешь, а с телевизионными деньгами можно. Хотя на самом деле больше всех у нас зарабатывают писатели. Ты правильный путь выбрал.

— Ничего я не выбирал! — возмутился я. — Точнее, не ради денег начал писать рассказы.

— Ладно, — кивнул Алесь. — Главная наша задача — осчастливить человечество. Ну и при этом немного заработать. Вступишь в Союз писателей, сразу квартиру дадут. Там с этим строго.

Он посмеивался надо мной, но на то они и друзья, чтоб ковыряться в открытой ране.

— Еще и солью посыплем, — согласился Алесь. — Ну так что, будешь писать сценарий?

— Буду, — вздохнул я. — Куда я денусь?

Действительно, деваться мне было некуда. Тем более сам дядька Якуб разрешил. Я хорошо видел его улыбку, когда спросил о переходе на телевидение.

Портрет дядьки Якуба на стене в мемориальном кабинете был для меня в чем-то похож на портрет Дориана Грея из новеллы Оскара Уайльда, которую я студентом читал на английском языке. Как ни плохо знал я этот язык, однако понял, что Дориан Грей на портрете был живой. И ко всему волшебник.

Я был уверен, что портреты всех знаменитостей, с которыми свела меня судьба, были необычные. Оставалось только выяснить, в чем эта необычность скрыта.

7

В выходной день я пошел в Ленинскую библиотеку. Читать Короткевича на работе было нельзя. Там вообще запрещалось читать кого-либо, кроме дядьки Якуба. Да и того, только расписывая карточки.

Я заказал книги Короткевича и устроился за столом в полупустом читальном зале.

«Давненько здесь не был, — подумал я, озираясь. — Все как и прежде, даже симпатичная девушка за соседним столом».

Девушка, почувствовав мой пристальный взгляд, сначала нахмурилась, затем улыбнулась. Так и должно быть, девушки не меняются. Как, собственно, и ты сам.

«А с годами ты больше на них заглядываешься, чем они на тебя», — усмехнулось мое второе «я».

«Старею, — ответил я. — Давно ты не появлялось».

«В библиотеку не заходил. Где еще поговоришь с умным человеком?»

Я вздохнул и открыл «Дикую охоту короля Стаха». Спорить со вторым «я» было бессмысленно.

Я уже читал и «Дикую охоту короля Стаха», и «Колосья под серпом твоим», и «Христос приземлился в Гродно», и многие рассказы Короткевича. Надо было выбрать, на каком из произведений строить сценарий. Больше других меня привлекал роман «Христос приземлился в Гродно», но что-то подсказывало, что о нем лучше вообще не упоминать. Рассказ «Ладья отчаяния» тоже не подходит, как и мой любимый «Были у меня медведи».

Оставались «Колосья под серпом твоим».

Я набросал план передачи. Главное место в нем занимало интервью с писателем.

Но кого взять ведущим? Тут нужна знаковая личность. Во-первых, не всем из современных критиков нравятся произведения Короткевича. Во-вторых, это должен быть критик, близкий к властям предержащим. А я в критиках разбирался слабо.

Без подсказки Жарука не обойтись.

И в понедельник я снова помчался в издательство «Художественная литература».

— Короткевич? — усмехнулся Жарук. — А они тебя не пожалели.

— Кто? — удивился я.

— Хлопцы с телевидения. Сами за сценарий этой передачи не взялись.

— Радийники, — тяжело вздохнул я. — Только и умеют тумблерами диктофона щелкать.

— Ничего, поможем, — достал из кармана пачку с сигаретами Жарук. — Это должен быть критик немного оппозиционного направления.

— Разве такие есть? — снова удивился я.

— В Греции всё есть.

В отличие от меня, Жарук говорил серьезно.

«Надо бросать эту кавээнщину, — подумал я. — Речь идет о твоей судьбе».

— Вот я и говорю — серьезное дело, — взглянул на меня исподлобья Жарук. — Кто у тебя ведущий передачи?

— Ведущий?!

Я уже устал удивляться.

— В любой передаче, тем более творческом портрете, должен быть человек, который держит в руках все нити. А тут сам Короткевич!

Мы уставились друг на друга.

Никто, кроме моего институтского шефа, мне в голову не приходил. Доктор наук, заведующий сектором, академик, единственный недостаток — не литературный критик.

— Пока никого не называй, — сказал Жарук. — Пусть сам Валентин подскажет. У него нюх хороший, недаром главным редактором поставили.

— И голова большая, — кивнул я.

— Какая голова?

— У нас говорят: пусть кони думают, у них головы большие.

Мы засмеялись.

— Я сразу понял, что из тебя будет толк, — сказал Жарук, отсмеявшись. — Не каждый большую голову заметит. У хорошего писателя особое зрение. Мне твои выпившие учителя из повести запомнились. Вот и пиши о них. Это твое.

Он пожал мне руку, и мы разошлись.

На троллейбусной остановке я увидел Гайворона.

— Куда едешь? — поинтересовался я.

— На работу, — пожал он плечами. — Мы с двух часов работаем.

— А я с девяти.

Я посмотрел на часы. Была половина третьего. Шеф отпустил меня до двух.

— Где два, там и три, — сказал Алесь. — Мы вчера с брательником очередную звездочку отмечали.

Я знал, что его брат Володя, физик по образованию, работал в физической лаборатории Комитета госбезопасности, помечал изотопами валюту, когда ловили фарцовщиков. «У меня очень вредная работа, — говорил он нам с Алесем. — Изотопы всем сперматозоидам хвосты поотбивали». «А как же ты Пашку смастерил?» — спрашивал Алесь. Пашка был сыном Володи, очень шустрым парнишкой. «Пашка до лаборатории выскочил».

Мне юмор физиков нравился, впрочем, как и любой другой.

— Кто Володя теперь? — спросил я.

— Майор.

— Еще одну звездочку может получить?

— Вряд ли. В КГБ физики до полковников не дослуживаются.

У каждого в нашей стране свой потолок. А у меня критик. Кого взять ведущим?

— Давай после работы встретимся в баре, — предложил Алесь. — Может, что умное в голову придет.

Умное нам в голову попадало редко, но я согласился.

8

Тисловец взял в руки сценарий, который я принес ему на прошлой неделе. Был он уже порядком измят. Видимо, не один главный редактор читал.

— Вот тут ты пишешь… — поднес он близко к глазам лист бумаги, — что передачу ведет… Кто у тебя ведущий?

Фамилию ведущего, как и советовал Жарук, я в сценарии не написал.

— Нет ведущего, — сказал я.

— Как это нет? — удивленно уставился на меня Тисловец. — Ведущий должен быть.

Мы помолчали.

— Ну? — произнес главный редактор.

Я пожал плечами. Гори оно синим пламенем, это телевидение. Можно и языковедом остаться. Никто меня из института не гонит.

— И мы не гоним, — бросил на стол сценарий Тисловец. — Надо подумать. Роман, что скажешь?

— А я сценарий не читал, — сказал из соседней комнаты Шарпила. — Сами разбирайтесь.

— Вот так всегда, — с укором посмотрел на меня Тисловец. — Все сложные вопросы должен решать главный. У меня что, вместо головы Дом Советов?

— Тебе и платят, чтобы решал, — показался в дверях Шарпила. — В чем загвоздка?

— Кто проведет передачу о Короткевиче?

Тисловец встал со стула, и его фигура заняла почти всю комнату. Гренадерских размеров мужчина, не то что мы с Шарпилой. Может, посадить его на место ведущего?