Он почувствовал, что пчелиный рой смотрит на него с дерева четырьмя тысячами двумястами семьюдесятью пятью парами чёрных глаз, а Киса ввинчивает в него варварский взгляд своих жёлтых глазищ, горящих, как фонари.

Киса наклонила свою страшную физиономию к уху Евгения, и он, бледный и взволнованный, почувствовал, что ухо шевелится само, вопреки его воле. Причиной тому был страх.

— Твоё счастье, что ты глиняный, — прошипела Киса прямо в бедное шевелящееся ухо. — Если не будешь таскать у меня лакомства, заживём дружно, — добавила она и пошла своей дорогой.

— Киса очень милая, — сказала Агнешка. — Ты в этом сам убедишься.

И Агнешка торжественно внесла Евгения в комнату. В печи весело горел Огонь.

— Здравствуй, пичужка! — затрещал он в знак приветствия.

— Здравствуй, — сказал Чайник.

— Здравствуй, — тихонько шепнула Керосиновая Лампа, которая простудилась и поэтому хрипела.

— Здравствуй, — сказало Всё, и Евгению снова стало очень весело.

— Вот тебе немножко свежего сотового мёда, — улыбнулась Лесничиха и подвинула Евгению тарелочку с чем-то таким вкусным, что ни капельки этого чего-то не хотелось оставлять Кисе.

Вдруг за окном послышался лязг и чьё-то сопение. Это подъехал на велосипеде марки «Балтика» Пан Юзеф, Фельдшер-Который-Умел-Всё. Он поставил велосипед у дома и вошёл.

— Соседи! — закричал Фельдшер с порога. — Пчёлы у вас выроились! На дереве сидят!

— Пускай сидят, авось не свалятся, — сказал пан Ян, Лесничий. — Садитесь и вы, сосед, послушайте, что наша дочка рассказывает.

— Агнешка сегодня вернулась из далёкого путешествия. На самолёте! Не на поезде! — похвасталась Лесничиха.

— А где же ты была, а? — спросил Фельдшер-Кото-рый-Умел-Всё.

— В Швеции была и в Пщине, — ответила Агнешка.

— А что слышно в Пщине? — заинтересовался Фельдшер, но через минуту его мысли вернулись к пчёлам. — Я достану вам этот рой, сосед, как пить дать достану. Принесите только лестницу.

Пан Ян вынес лестницу, и все вышли во двор, чтобы болеть за пана Юзефа, Фельдшера.

Евгений стоял в вытоптанной траве рядом с Агнешкой и тоже восхищался ловкостью Фельдшера. Пан Юзеф с невиданной дотоле сноровкой ставил ноги, обутые в кеды, на всё более высокие и всё более тонкие ветки и с неслыханным дотоле проворством подтягивался на руках. Все по очереди вскрикивали от ужаса и восторга. Только Киса сидела на соседнем дереве и презрительно шевелила своими отвратительными усами.

Фельдшер уже почти касался рукой вероломного роя, как вдруг ветка под его кедами тихонько хрустнула, и Фельдшер вместе со всем роем повис в воздухе, словно большая красивая птица.

Рой поглядел на Евгения четырьмя тысячами двумястами семьюдесятью пятью парами скучающих глаз и улетел, жужжа и гудя на пчелином языке. А Фельдшер начал падать прямо на голову Евгения. И тут случилось невероятное: Евгений очень отчётливо и громко застучал зубами.

Стук был таким недвусмысленным, ясным и решительным, что Фельдшер, собрав всю свою силу воли, сделал в воздухе пол-оборота влево и упал неподалёку в траву, не причинив Евгению никакого вреда.

(Вот мы и узнали, как Евгений научился стучать зубами.)

— Уфф! — сказали все.

Поздравили смелого и доблестного Фельдшера и вручили ему на прощание банку весеннего мёда.

Вечером Лесничиха положила на печку тёмно-зелёный клетчатый носовой платок и сказала Евгению:

— Здесь будет твоя постель. А вот тут стоит мёд. Может, ночью тебе захочется есть. А вот тут вода, может, ночью тебе захочется пить. Спокойной ночи.

Евгений удивился, потому что ни в Долине Сквозняков, ни на улице Персидской, семь, никто не ел и не пил ночью. Но вскоре он перестал удивляться, увидав, что Лесничий вставал ночью целых шесть раз и съедал по шесть кусков хлеба со смальцем.

Многое передумал за ночь Евгений.

«Какая загадочная страна, — говорил он сам себе. — В Долине Сквозняков со мной ни разу не случилось ничего подобного. А здесь я сразу попал не в одну, а в две удивительных истории. Я чуть было не расстался с жизнью! Это научило меня: а) шевелить ушами, б) стучать зубами. Правда, в Долине Сквозняков никто не предлагал мне на ночь постель, мёд и воду. Как видно, настоящий мой дом — здесь, раз у меня тут собственная постель, мёд и вода», — решил он в конце концов и от радости затанцевал на печи весёлый танец под названием «Шведская полька».

Но вдруг Евгений услышал за окном лёгкое шуршание и остановился на середине такта. Он притворился спящим.

Спустя некоторое время Агнешка, в ночной рубашке, с фонариком в руке и с каким-то кульком под мышкой, выбежала во двор. Евгений с любопытством глянул в окно. В свете фонарика он увидел коричневую ушастую морду косули. Агнешка сказала:

— Здравствуй, Баська!

Баська улыбнулась ей влажными чёрными глазами. Они поцеловались, и косуля стала есть.

Утром Агнешка собралась по грибы и взяла с собой Евгения.

— Пойдём-ка за лесосеку и поищем рыжиков на поляне.

Уговаривать Евгения не пришлось.

Искали, искали — не нашли. Один раз Евгений увидел в траве холодное оранжевое солнышко. Они опять вошли в чащу. Там жили красивые красные мухоморы. Евгению понравилось прятаться под их огромными пышными зонтиками. Агнешка сказала:

— По мне, мухоморы краше всех других грибов. Я бы охотно сделала из них букет и отнесла домой.

— Вот и сделай, — сказал Евгений.

— Хорошо тебе говорить! — вздохнула Агнешка. — А мне мама не велит. Считает, что от них никакого проку. Давай лучше пойдём на озеро. Цапель посмотрим.

Они подошли к воде, Агнешка улеглась на песок и закрыла нос листиком. Евгений спокойно сидел на мостках. Вскоре к нему подошла серая тощая цапля с огромным клювом.

— Что слышно? — сказала птица. — Меня зовут Цапля. Мы живём здесь всей семьёй — нас почти сто пятьдесят.

— Ух ты! Где же вы живёте?

— Там! — коротко ответила Цапля и показала на гнёзда, устроенные высоко в кронах деревьев. — Приходи к нам как-нибудь, поиграем в пинг-понг! До свидания! Пока! — добавила Цапля и с достоинством зашагала по мосткам.

Евгений спокойно грелся в лучах бледного осеннего солнца, но вдруг услышал в тростнике шорох. Он раздвинул стебли осоки, но ничего не увидел. Тогда он сделал несколько шагов, углубился в заросли и вдруг заметил то, чего ещё не видел никогда: маленькое и овальное, хоть неподвижное, но всё-таки живое.

Это было яйцо.

В яйце словно бы что-то шевельнулось. «О боже!» — подумал Евгений.

— О боже, боже! — сказал он, и внезапно у него перехватило горло. Это было чувство умиления, но Евгений ещё не знал, что это так называется.

Вдруг яйцо треснуло, и оттуда стал хлопотливо вылезать жёлтый, как гоголь-моголь, взъерошенный и недовольный утёнок.

— Что слышно? — спросил Евгений, так как ему не пришло в голову ничего другого.

— Пи! — сказал Жёлтый.

— Сначала тащи одну ногу, а потом другую, — посоветовал Евгений, — иначе не вылезешь.

— Пи! — сказал Жёлтый, и Евгений понял, что утёнок не знает ещё никакого языка и что он, Евгений, сейчас самый главный.

Ему стало Очень Приятно. Он помог Жёлтому вылезти из яйца и предложил: — Скажи-ка: «Женя»…

— Пи! — ответил Жёлтый.

— Да нет, не «пи», а «Женя», — повторил Евгений.

— Женя, — сказал Жёлтый, и голова у Евгения закружилась от восторга.

Но тут он услышал недовольный птичий голос:

— Я не желаю, чтобы моего сына учили подобным выражениям! Начинать надо со слова «мама»!

Это была Утка, которая как раз возвратилась с озера и теперь отряхивалась, не обращая внимания на растроганного Евгения и своё новое дитя.