— Хотите, — сказала Агата, — посмотрим, не оставил ли папа чего-нибудь в печке?

— Хочу, — ответил Привожу-Хлеб.

Они вошли в дом и отворили дверку Огромной Белой Горячей Печи, однако не нашли там ничего, кроме горстки осыпавшейся глины.

— Нету хлеба, — сказала Агата. — В лучшем случае, если хотите, можно что-нибудь вылепить из этой глины.

— Что же именно? — спросил Привожу-Хлеб и почувствовал, что ему начинает становиться Всё Равно. А он очень не любил, когда ему становилось Всё Равно, потому что в этот момент ему всегда хотелось выпить стаканчик чего-нибудь покрепче, назло своей жене Аните, проживающей по улице Персидской, семь.

— Посмотрим, что у меня получится, — сказала Агата.

— Посмотрим, — сказал Привожу-Хлеб.

Агата взяла комочек глины и начала его мять, и катать, и похлопывать, и поглядывать, что получается. Первые сорок минут ничего не получалось, а на сорок первой минуте стало ясно, что получается птица. На сорок второй — появился клюв, а на сорок четвёртой — хвост.

Сомнений не было: родился птенец.

— Если вы не возражаете, — сказала Агата, — мы назовём его Евгением. Можно, если хотите, покрасить его в голубой цвет.

— Можно, — охотно согласился Привожу-Хлеб, которому уже целых сорок четыре минуты было Всё Равно.

И Евгения выкрасили в голубой цвет.

Клюв, правда, сделали жёлтым, глаза — чёрными, а по бокам провели несколько неровных зелёных полосок, похожих на перья. Евгений, если на него поглядеть спереди, был несколько толстоват и похож на шарик, но, если поглядеть сбоку, он казался улыбающимся и весёлым.

— Здравствуй, — сказал он Агате на птичьем языке и осторожно спрыгнул с Огромной Белой Горячей Печи.

— Если хотите, я вам подарю моего Евгения, — сказала Агата Привожу-Хлебу.

— Хочу, — ответил Привожу-Хлеб и соврал, потому что в этот момент он хотел только одного: чтобы его не отругала жена Анита, проживающая по улице Персидской, семь. Кроме того, он боялся, что Анита к тому же и обзовёт его как-нибудь. — Боюсь, — сказал Привожу-Хлеб, садясь на велосипед, — ох, боюсь, что Анита меня отругает, когда увидит эту пичугу. Скажет, что я не умею зарабатывать деньги. «Вместо хлеба, — скажет она, — ты привёз глиняную птицу. На что мы купим теперь машину для мытья посуды, о которой я мечтаю со дня нашей свадьбы? А?»

— Так ведь Евгений не простая птица! — возразила Агата. — У него же есть сердце! — добавила она и подарила Евгению вполне пригодный сердечник от довоенного утюга. — Вот! Это будет его личное сердце. Если хочешь, Евгений, бери его насовсем.

— Хочу, — ответил Евгений, не очень-то представляя, о чём идёт речь.

— Пригодится, — сказал Привожу-Хлеб и внимательно осмотрел сердечник, который Агата по-старинному назвала сердцем.

У Аниты, жены Привожу-Хлеба, утюг был электрический, и оба давно забыли, как выглядит сердечник. В те времена, когда ещё не было электричества, эту небольшую железную плитку разогревали в печке и вкладывали в утюг. И утюг, в который вложили такое сердце, отлично работал безо всякого тока.

Раньше так поступали всюду, в том числе и в Швеции. Я не сомневаюсь, что горячее сердце может пригодиться и птицам, и людям, С горячим сердцем живётся интересно и весело, даже если в доме нет телевизора.

— Хочешь, Евгений, я дам тебе это сердце насовсем? — торжественно повторила Агата.

— Хочу, — ещё раз подтвердил Евгений.

— Есть ли у тебя ещё какое-нибудь желание? — спросила она вежливо.

— Я хотел бы изучить шведский язык.

— Пожалуйста, — сказала Агата и дала ему учебник шведского языка для первого класса. — Изучай шведский, а я за это время приготовлю господину Привожу-Хлеб бутерброд на дорогу.

Так и сделали: Евгений изучил шведский язык, а Агата приготовила бутерброд. Привожу-Хлеб поблагодарил Агату, положил Евгения вместе с его сердцем в корзину, и они поехали.

В корзине было темно и неуютно. Велосипед подпрыгивал на ухабах. Привожу-Хлеб ел бутерброд и вообще не разговаривал с Евгением. Евгению стало грустно.

— Мне грустно, — сказал он.

— Да брось, у тебя же никаких забот нету! У меня — другое дело, Я жену боюсь, Аниту.

— Мне грустно потому, что здесь темно и ничего не видно.

— А я тебе буду обо всём рассказывать. Погода прекрасная. Цветут сливовые деревья, и ездят автомобили марки «Вольво», — сказал Привожу-Хлеб.

Евгений, услыхав эти слова, не улыбнулся и не обрадовался. Он никогда в жизни не видел ни сливовых деревьев, ни автомобилей «Вольво», Сейчас он видел только прутья корзины и своё сердце, пока ещё мало ему знакомое. И он вдруг затосковал по детству, проведённому в Огромной Белой Горячей Печи.

— Я хочу домой, в печку! — сказал Евгений, но ответа не получил, так как в это время Привожу-Хлеб остановился у дома номер семь по улице Персидской, где на пороге стояла Анита и кричала:

— Опять не привёз хлеба! Хозяин магазина Под Тремя Кронами страшно рассердится! И не заплатит нам ни полкроны, ни четверть кроны! На что же я тогда куплю машину для мытья посуды, о которой так долго мечтала? А?

— А! — сказал Евгений, решив, что это обычное шведское приветствие.

— Что-о-о?! Ты ещё осмеливаешься передразнивать меня! — во весь голос завопила госпожа Анита, совершенно не ставя точек: она пользовалась только восклицательными знаками. — Уж не думаешь ли ты, что я сейчас накормлю тебя обедом из восьми блюд, а на сладкое дам молочный кисель?! (Привожу-Хлеб очень любил молочный кисель.)

— Если хочешь, я могу тебе показать Евгения, — сказал Привожу-Хлеб, перенявший у Агаты манеру начинать каждую фразу словами «если хочешь». И он вынул из корзины птицу. — Это Евгений. А это его сердце. Полный комплект.

— Ты опять навеселе! — страшным голосом крикнула Анита. — Я ухожу к госпоже Клеберг! Будешь спать сегодня на кухне! — И она ушла, громко хлопнув дверью.

Привожу-Хлеб облегчённо вздохнул, поставил велосипед у дома и пошёл на кухню. Он положил на стол корзину, в которой жил Евгений, а сам улёгся на узенькую раскладушку и вскоре заснул. Приснилась ему дочка пекаря, Агата, она вежливо спрашивала: «Если хотите, я приготовлю вам обед из восьми блюд, а на сладкое угощу молочным киселём».

Было уже двадцать пять минут одиннадцатого, но Евгению почему-то совсем не хотелось спать.

Он осторожно вышел из корзины и огляделся, Было темно и тихо. Глаза Евгения ещё в корзине привыкли к темноте, и он сразу же заметил, что на столе стоит Нечто — огромное и накрытое мягкой материей. Евгений осторожно приподнял клювом край материи и заглянул внутрь. Там оказалась клетка. Это была обыкновенная птичья клетка, но Евгений очень удивился, ведь ему ещё никогда не приходилось видеть ни одной клетки. Затем он удивился ещё больше: в клетке на тонких прямых жёрдочках неподвижно сидели два маленьких живых пернатых существа. Это были птицы.

Евгений ещё никогда не видел птиц.

— А! — сказал он тихонько, по-прежнему считая, что это приветствие. Птицы спали. — А! — повторил он погромче.

На этот раз одна из птичек проснулась и заморгала глазами. У неё был красный хохолок и зелёное горлышко.

— Кто там? — спросила птица на птичьем языке.

— Евгений, — ответил Евгений тоже на птичьем языке, который он знал и без учебников. — А тебя как зовут?

— Я — господин Лофорнис Магнификус. Я — колибри, — ответил незнакомец.

— А я — госпожа Лофорнис Адорабилис. Я тоже колибри, — ответила вторая птичка, которая тем временем тоже проснулась и заморгала глазами. У неё были зелёные крылья и фиолетовое горлышко. Она была прехорошенькая.