Уже в университете Григорий открыл свою мастерскую, начал совершенствовать технику изготовления кукол, посещать фестивали вроде Comic Con. Сексуальная составляющая его хобби временно сошла на нет. Григорий утверждает, что удовлетворение сексуальных потребностей интересует около половины сообщества любителей живых кукол, может быть, даже меньше. Людей в этом комьюнити в целом немного: в Петербурге их около тридцати человек, они состоят в чатах и группах, создают образы (либо самостоятельно, либо на заказ), ведут блоги и приходят на мероприятия. И если Егора (хозяина Алисы) мы к ним относим, то вот какого-нибудь человека, который ищет порно по тегам rubber doll, уже нет.

– Некоторых людей сексуализация их кукол в принципе оскорбляет, – говорит Григорий. Он старается интеллектуализировать наш разговор, особенно когда я расспрашиваю о причинах появления фетиша: – У меня не было партнера, который бы мне нравился, и я отследил у себя механизм замещения: когда ты по каким-то причинам считаешь ситуацию недоступной, то ищешь альтернативные варианты.

Каким, наверное, сильным должно быть сексуальное неудовлетворение у человека, что он начинает мастерить ростовой костюм и маску! Зная свою криворукость, в аналогичной ситуации я бы, скорее всего, разочаровалась результатом и перестала интересоваться сексом вообще.

У Григория неплохо получается анализировать свой фетиш. Он строит предположения дальше:

– Может возникать такая ситуация, когда окружающая нас действительность приводит к тому, что человек начинает тот или иной образ напрямую связывать с сексуальными активностями. Например, когда мы говорим о латексе, то сначала видим образ, который отсылает к естественной сексуальности, подчеркивает части тела, связанные с ней. Однажды фетишист понимает, что ему уже не нужен другой человек в латексе, ему достаточно иметь кусочек материала, который запускает цепочку ассоциаций дальше. Это становится основой для фантазий, которые приводят, например, к мастурбации. С женскими костюмами и масками то же самое.

У Григория больше десятка образов. По настроению он может быть феей Винкс, синеголовой инопланетянкой или принцессой Эльзой из «Холодного сердца». Но главная кукла у него одна – Вера. Именно ее он рассматривает как свою вторую личность.

– Когда-то я думал, что перевоплощаюсь в женщину, но сейчас я понимаю, что это очень условная точка зрения. Когда мы представляем, как чувствует себя человек, который от нас сильно отличается, на самом деле мы не чувствуем себя им.

Григорий не ощущает себя женщиной, находясь в костюме. Вера – это мужское представление о женщине. Это воплощение сексуальной и гендерной фантазии. Григорий не преследует цели стать женщиной, скорее, он испытывает удовольствие, конструируя образ идеала и воображая, что эта нереальная женщина чувствует. Когда Григорий в костюме, он и мыслит иначе – как мыслила бы Вера – и, фантазируя, делает ее личность более объемной. У Веры есть свои вкусы, друзья, желания – например, она мечтает посетить аквапарк. В то же время Гриша не считает себя трансгендерным человеком или кроссдрессером[15], он не хочет причислять себя и к ЛГБТ-сообществу, оставаясь на обочине квир-культуры.

Иными словами, Григорий переодевается в идею. (Кажется, я хорошо его понимаю: когда-то в школе я писала эротические фанфики о парнях-вампирах. Что-то общее здесь явно есть.)

Интересный факт: в России ЛГБТ-сообщество и кукольники практически не пересекаются, но в Америке кукольники уже начали получать упреки со стороны трансгендерных персон[16]. Транслюди заявляют, что маска и костюм – это лишь имитация, суррогат для тех, кто не готов серьезно подойти к своему желанию изменить гендер.

Я понимаю, что трансперсонам неприятно из-за того, что их путают с кукольниками. Но мне странно читать комментарии о несерьезности их намерений. Чтобы перевоплотиться в куклу, человеку приходится надеть на себя взрослый подгузник, смазать все тело гелем, засунуть себя в корсет, влезть в латексную кожу, приклеить грудь, надеть узкое платье, натянуть маску, парик, накладные ресницы, встать на шпильки и в таком виде выйти из дома. По ощущениям всё это не очень-то похоже на легкую загородную прогулку. Скорее, на экстремальный поход по горам и скалам.

– Как долго вы можете пробыть в костюме? – спрашиваю я Григория.

– У всех по-разному. Сначала я мог провести в костюме только полчаса, но постепенно привык. Сейчас я могу ходить по восемь часов, но дело не в том, что начинаешь уставать, просто становится скучновато.

Он говорит, что в костюме может быть тесно и душно. Также со временем, когда гель высыхает, латекс начинает натирать и рваться. Но острой боли нет – в какой-то момент новые ощущения перестают казаться дискомфортом. Человеку уже нравится проводить время внутри куклы и становится даже уютно.

– Мне нравится создавать для кукол какую-то социальную жизнь. Выбраться на художественную выставку или куда-нибудь погулять. И, конечно, бывают закрытые тусовки и фетиш-вечеринки, – рассказывает Григорий и добавляет, что в Питере они с другими куклами собираются чаще всего у кого-то дома.

– Попить чай в костюмах? – спрашиваю я.

– В том числе, – слегка улыбается он.

Представляю себе такое чаепитие. Фарфоровая посуда, пирожные, пластиковые трубочки, чтобы пить через маску, и неестественно высокие голоса мужчин, которые воображают себя девочками в розовых платьях.

Было бы неправильно дать слово только красивым и образцовым, таким как Алиса и Вера. Мне кажется, что настоящая кукла должна принадлежать какой-нибудь девочке. Слегка потрепанная игрушка, которую девочка всегда таскает с собой. Именно такой и является Анжела, собственность моей петербургской знакомой Госпожи Олеси.

Анжела выглядит так, будто ее поместили в мешок для трупов, из которого выкачали весь воздух. Разница в том, что мешок Анжелы не черный, а красный, и поверх него она носит парик со светлыми пышными кудрями. Анжела низкая и полноватая и носит накладки на грудь и пах. Из-за всего этого сложно угадать, мужчина перед тобой или женщина.

У Анжелы никогда не было лица: на заводе этой кукле забыли нарисовать глаза и рот. Вместо этого она смотрит на тебя сквозь проколотые кем-то маленькие дырочки. Иногда это пугает окружающих, поэтому с собой у нее есть пластиковая карнавальная маска. Надев ее, Анжела не становится живее, но у нее хотя бы появляется румянец.

Мы встречаемся с Анжелой на фемдом-вечеринке – БДСМ-встрече, где доминируют женщины. Без разрешения хозяйки Анжела не говорит. Я прошу Олесю позволить мне поиграть с ее куклой. Она не жадничает и соглашается одолжить ее на полчаса.

Я сижу на диване, Анжела стоит передо мной на коленях. Слышу низкий мужской голос, доносящийся из красного мешка:

– О БДСМ я впервые задумался в 2001 году, когда появился интернет. Увидел статью о латекс-фетише – оказалось, что мужчина может стать женщиной, не используя макияж. Возникло желание, но не было возможности воплотить его. В 2018 году возможность появилась, и кукла стала куклой.

Я спрашиваю, как мой герой познакомился со своей Госпожой. Кукла отвечает:

– Однажды кукла написала Госпоже. Кукла поклялась, что Госпожа будет у нее единственной. Кукла всегда позиционировала себя как нижнюю и обращалась к Госпоже соответствующе. После разговора Госпожа приняла куклу в рабство.

Меня удивил уровень откровенности, на который была готова Анжела. Возможно, она слишком серьезно восприняла акт передачи ее в мою власть, пусть и на полчаса. Я знала, что Анжела – образцовая рабыня: она не занималась сексом со своей Госпожой, потому что так были установлены правила игры, старалась исполнять любые приказы Олеси и во всем быть ей опорой. К моменту разговора с Олесей я уже поняла сексуальность живых кукол и меня больше интересовали отличия БДСМ-куклы от обычной.