Я оглядываюсь и замечаю Уолтона Биггерстафа, который столькому меня научил. Джека Мака и Джорджа Лью больше нет. Очень многие уже ушли, и понимание этого давит, как тяжелая ноша.

— Вы все знаете, зачем мы сюда пришли, — начинает вечер Чарли. — Мы будем собирать средства для нашего дорогого друга. Но только обойдемся без распродажи выпечки! У меня есть идея получше. «Запретный город» открылся двадцать второго декабря тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Сейчас на дворе тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, и мы поставим программу, посвященную пятидесятилетию этого события. Мы воссоздадим «Запретный город» лучшими его номерами. Мы закатим настоящее шоу!

— Закатим шоу?.. — томно тянет Беси Лим. — Посмотри на нас! Мы больше не молодые Микки Руни и Джуди Гарланд.

— Только не говорите мне, что вы забыли, как петь, — парирует Чарли. — Я-то вас, девочек, знаю. Ничто не может удержать сестер Лим от хорошей мелодии.

— А меня не было на открытии «Запретного города», — говорит кто-то из зала. — Я пришел туда работать уже ближе к концу.

— Ничего страшного! — быстро отвечает Чарли, и я понимаю, что он хорошо подготовился отвечать на любые возражения и жалобы недовольных. — Подойдем к вопросу шире. Мы воспользуемся любой помощью — «Запретного города», «Китайских куколок» или любых других клубов, в которых вы когда-то выступали.

— Я уже несколько лет не выступала перед публикой! — сказала Ирен и выразила общее мнение. — Я не могу.

— Не выступала перед публикой? — усмехается Чарли. — А как ты тогда называешь те номера, которые вы с Джеком вытворяли на праздниках у наших детей и внуков? Не изображайте из себя стариков и старух! — заканчивает он, обращаясь ко всей аудитории. — Я знаю, чем занималась Ирен и большинство из вас. Вы брали уроки игры на укулеле, традиционного китайского танца, йоги или даже «лунной походки». Поэтому не надо мне тут говорить, что вы не можете выступать. Мы с вами поставим шоу и пригласим друзей и прессу, старых клиентов и совершенно незнакомых людей. И мы соберем деньги для нашего дорогого друга, как я и сказал.

— А что это будет за шоу? Кто будет писать сценарий? Ставить танцы? — спрашивает пожилая танцовщица, и сидящие рядом с ней бывшие «пони» согласно кивают.

— Нам не нужно ничего придумывать, — отвечает Чарли. — Мы просто вспомним номера, благодаря которым вы и стали известны…

— Я не буду танцевать ни с какими котятами! — раздается громкий женский голос, и все смеются.

— Разве вы не видите? — продолжает Чарли. — Это же ностальгия! Мы будем вспоминать эру, которая давно ушла.

Я слушаю это и начинаю волноваться. Я хочу помочь Эдди и ничего не имею против того, чтобы сделать пожертвование в счет оплаты его лечения, но танцевать? Да и вообще, зачем нам это делать? Элен и Эдди по-прежнему женаты. Он записан на ее медицинскую страховку, а она до неприличия богата.

Ну хорошо, я знаю ответ на этот вопрос. Мы выросли на этих представлениях. Мы хотим, чтобы Эдди знал, что мы с ним до самого конца и полностью поддерживаем его, даже не понимая, чем именно он болен.

— А вот и Руби Том! — внезапно восклицает Чарли.

«Все-таки приехала», — думаю я и оборачиваюсь туда, куда указывает Чарли.

Руби сидит за столом в дальней части комнаты. У нее все такие же отличная фигура и прекрасная кожа. На ней расшитое блестками платье — это в середине-то дня! И блестящие заколки в волосах… и бриллиантовый и рубиновый браслеты на руках. Ну и зрелище! Даже в этом возрасте — сколько ей, семьдесят? — она должна выделяться. Но, черт побери, она прекрасно выглядит! Все еще ищет внимания, все еще обожает блеск и такая же хитрая.

Я замечаю, что моя старая подруга посматривает на меня уголком глаза, и стараюсь сохранять безмятежное выражение лица.

У меня были разные подруги: будущие матери, когда я была беременна Беном и Стивеном, матери одноклассников моих сыновей, женщины, с которыми я играла в теннис. Но никто из них не знал меня молодой. Никто из них не знал настоящую меня, как знали Руби и Элен. И сейчас, глядя на Руби, я вижу не вызывающе разодетую старуху, но веселую девушку.

— И конечно, наша любимая Грейс Ли, — продолжает ворковать Чарли. — Все так же знаменита. Все та же леди.

Я вежливо киваю, но меня распирает от удовольствия, словно мне семнадцать лет. Я получила больше аплодисментов, чем Руби. Если бы Элен была здесь, то она бы, наверное, тоже улыбнулась.

И в этот момент я замечаю Элен, стоящую в дверном проеме. На ней костюм от Шанель, подходящие к нему туфли и сумка. При этом ей как-то удается выглядеть смущенной, критичной и обиженной.

Сердце делает еще один скачок, когда я вспоминаю времена, когда мы с Элен были лучшими подругами, уверенными, что никто и ничто не сможет встать между нами. Потом был период, когда она сблизилась с Руби, и меня это сильно задевало. Я очень их любила, но вместе и по отдельности они причинили мне самые сильные страдания в жизни.

Чарли тоже заметил появление Элен.

— Итак, Руби Том, Грейс Ли и Элен Фонг! Идите сюда! Давайте-ка посмотрим, не растратили ли вы прежние таланты.

Естественно, Руби первой выходит на танцпол. Элен подходит к Руби и становится рядом с ней, и снова раздаются аплодисменты. Теперь все взгляды направлены на меня.

Я не хочу вставать, но у меня нет выбора. Если я откажусь от участия, это будет грубостью.

Так я оказываюсь рядом с Руби и Элен. По рукам бегут мурашки удовольствия от многочисленных взглядов.

— Вы хотите, чтобы я исполнила номер Принцессы Тай? — спрашивает Руби. — Я могу взбодрить этих старичков.

Мысль о том, что она может раздеться, кажется ужасающей. Но она все еще выступает в клубах, причем не для людей пенсионного возраста, так что действительно может, как она выразилась, «взбодрить этих старичков».

— Я не хочу, чтобы меня видели в обществе голой тощей старой курицы, — заявляет Элен полушутя-полуоскорбительно.

Скорее всего, она думает о своих политических амбициях. Она организовала исследовательский центр для оценки своих шансов на победу на выборах в конгресс от штата Флорида. Это ей вряд ли удастся, но она сможет с гордостью говорить, что была первой, кто совершил такую попытку.

— У меня есть идея получше, — дипломатично возражает Чарли. — Дорогие танцовщицы, окажите мне честь, исполните номер «Дай мне поиграть с этим»!

Ну конечно, что еще он мог попросить? Если я стала знаменитой благодаря танцу в «Алоха, мальчики!», то «Сестры Свинг» прославились именно благодаря номеру, который мы исполнили для Эда Салливана. Я подозреваю, что упоминание о нем будет у каждой из нас в некрологе, если не на могильном камне.

Кто-то начинает наигрывать мелодию на пианино. Как только раздаются звуки песни, под которую мы танцевали, наверное, несколько тысяч раз, мы встаем в танцевальную позицию. Разве ноги могут забыть эти шаги? Разве тело не помнит каждое движение, каждый наклон и поворот плеч?

Я могу ощущать себя неуклюжей и закостеневшей, но я ничуть не хуже двух других женщин, танцующих рядом со мной. Подруги — лучше, чем сестры, а втроем мы сильнее, чем каждая в отдельности.

Вокруг нас складывается калейдоскоп из лиц людей, которыми я восхищалась, которым завидовала и которых иногда ненавидела. Все они улыбаются мне, и тогда я решаю забыть, что мое участие в этом представлении казалось ужасной ошибкой. Я начинаю верить, что это ревю, или паноптикум, или как они там еще собираются назвать это шоу, принесет результаты.

Я думаю о том, будет ли Джо спать, когда я вернусь домой, или он проведет рукой по волосам, откинет голову и рассмеется, когда я расскажу ему о том, как я протопталась весь танец. И когда я скажу, что передумала и решила все-таки принять участие в этом представлении ради Эдди, скажет ли он мне: «Я так и думал»?

Конечно, он именно так и сделает, потому что Джо меня любит. Я его китайская фарфоровая куколка, и он знает, что Элен и Руби навсегда останутся для меня сестрами.