– Стало быть, она и тебя бросила, – проговорил он, чувствуя, как угасает в груди праведный гнев и на смену ему приходит неловкость.

– Она всегда жила своим умом.

– И бешеным норовом! – с досадой фыркнул Саймон.

– Полагаю, положение гувернантки нисколько его не остудило, – тонко улыбнулся Лувуа.

– Она выгнала меня в три шеи!

– За наши общие привязанности! – Лувуа приподнял свой бокал.

Саймон сердито скривился, но не ответил.

– Не очень-то приятно признаваться в этом, верно? – Голос графа дрогнул от горечи. – Ну что ж, добро пожаловать в наш клуб!

– Возможно, есть и другие.

– Мужчины, похожие на нас? Я тоже так считаю.

Саймон стал мрачнее тучи.

Лувуа подался вперёд и добавил бренди в его бокал, Саймон поднял на него глаза.

– Твоя жена не пойдёт тебя искать?

– А это важно?

– Не для меня.

– И не для меня, хотя Алтея вряд ли станет беспокоиться. Её волнует лишь то, чтобы мы не устроили сцену перед гостями.

– Какую ещё сцену? – лукаво улыбнулся Саймон, приподнимая свой бокал.

Несколько часов спустя Саймон наконец собрался уходить, гораздо более пьяный и намного более просвещённый по части своей роли в событиях, случившихся в его жизни пять лет назад.

– Я передам Каро от тебя привет.

– Харгрейв, сделай одолжение самому себе, – снисходительно процедил Лувуа, глядя на него снизу вверх из своего уютного кресла. – Женись на ней.

– Ты скучаешь по ней?

– Не так сильно, как ты. – Граф кивнул на окружавшую их роскошь. – Я получил прекрасное вознаграждение за поруганную гордость. К тому же однажды она призналась, что в постели тебе нет равных. – Он устало усмехнулся. – Может быть, именно поэтому я не оставил ей ни гроша!

Саймон не сразу нашёлся что сказать.

– Мы с ней знаем друг друга всю свою жизнь, – признался он.

– Я бы предложил тебе перебраться на время в Йоркшир.

Саймон шумно вздохнул и сказал:

– Полагаю, у меня нет иного выхода.

– Ты всё ещё хочешь получить драгоценности?

Саймон небрежно отмахнулся и пошёл к двери, кинув на ходу:

– Куплю что-нибудь в Лондоне.

– Когда-то Каро любила рубины.

– Когда-то она имела рубины. – Саймон замер, положив руку на дверную ручку.

– Ага. Это всё объясняет.

– Никогда не подумал бы, что буду благодарить тебя. – Он перевёл дух и добавил: – Спасибо.

– Никогда не подумал бы, что от души пожелаю вам счастья, но… – Лувуа смущённо улыбнулся. – Я желаю вам счастья. Au revoir.

Ещё минута, и за Саймоном закрылась дверь. Лувуа откинул голову на спинку кресла и глубоко вздохнул. Он искренне завидовал юному повесе.

Виконт Фортескью решил ухаживать за Кэролайн по всем правилам, а потому убедил Карлайлов, что их дети прекрасно обойдутся без гувернантки до конца праздников. Каждое утро он вывозил Кэролайн на прогулку и покупал ей подарки в деревенской лавочке. Это были недорогие мелочи, которые приличной леди можно, не стесняясь, принять от своего кавалера. Хорошо изданные книжки в кожаном переплёте, шарф ручной вязки, мягкая шерстяная накидка, чтобы надевать её под пелерину, ожерелье из мелких гранатов. Он преподносил ей короткие стихи собственного сочинения, а однажды вечером развлекал чтением глав из своего путевого дневника, вызвавшего её живейший интерес.

Кэролайн была благодарна ему за все: за ненавязчивое внимание, за устроенные для неё каникулы, за все милые подарки. Но даже теперь она не в состоянии была отвечать ему взаимной привязанностью и однажды постаралась просветить его на сей счёт в самой мягкой форме.

– Я терпеливый мужчина, моя дорогая, – ответил он.

У неё не хватило духу возразить ему, что вовсе не терпением можно завоевать её любовь. А то, о чём она мечтала, было недостижимо. Или тот, о ком она мечтала, если уж быть точной. Хотя, конечно, это было откровенной глупостью: продолжать вздыхать о таком себялюбце и ветренике, как Саймон.

Тем не менее она всё ещё не справилась со своими чувствами, хотя прошла не одна неделя со дня их последней встречи. Вернее, последней ссоры.

Она только что распрощалась с Уиллом после целого дня, проведённого в его обществе, и устало поднималась к себе в комнату. Ей самой было невдомёк: что за странное упрямство не позволяет раскрыть своё сердце навстречу такому доброму и чуткому человеку, каким был виконт? Рано или поздно он унаследует отцовский титул. Он предложил ей преданную любовь и заботу, не говоря уже о том, что их взгляды на жизнь и интересы совпадали просто с поразительной точностью. И она не сомневалась, что он будет хранить ей верность до конца своих дней.

Почему она не в состоянии ответить на его чувства, как сделала бы любая разумная женщина?

Почему она тоскует по беспутному шалопаю и бабнику, походя разбившему её сердце?

Природа словно почувствовала нетерпение, снедавшее Саймона на обратном пути, и воды пролива с покорностью несли на себе его судно. Лёгкое волнение, ровный попутный ветер, ясное безоблачное небо сделали путешествие быстрым и приятным. Как только шхуна отдала швартовы в Дувре, он соскочил на землю. Не в силах дожидаться, пока на берег сгрузят его экипаж, герцог отправился в городские конюшни, нанял самого быстроногого жеребца и помчался в Лондон.

Прибыв в Харгрейв-Хаус, он первым делом вызвал своего секретаря. Не прошло и часа, как в передней его особняка собралась целая толпа торговцев, стряпчих, самых известных в городе ювелиров и самых дорогих портных. Все они наперебой рвались получить аудиенцию у герцога.

Его пожелания были вполне определённы, и каждый, кто попал к нему в кабинет, получил краткие, но исчерпывающие инструкции и был отпущен. Не далее как на следующий день его светлость собирался покинуть город и отправиться на север. К этому времени все приказы должны быть выполнены и все покупки погружены в его экипаж.

Саймона несколько смущала перспектива провести три дня пути в компании священника, но его секретарь Гор отрекомендовал своего кузена как самого необременительного спутника. Младший сын младшего сына, этот молодой дворянин вовсе не по своей воле и не из любви к Господу избрал стезю его служителя.

– Ваша светлость, мой кузен с ума сходит по лошадям и скачкам, но у него никогда не хватит денег, чтобы содержать свою конюшню.

– Превосходно. Прикажи конюху приготовить нам Рыцаря и Кастора. Мы поедем вперёд верхом, а карета пусть отправляется вслед. Значит, он вовсе не такой уж святоша? Смотри, я полагаюсь на твоё слово!

– Вовсе нет, сэр.

– Но ему хотя бы хватит ума обвенчать нас как следует? На это его святости довольно?

– Безусловно, сэр! – Однако про себя Гор сделал мысленную заметку: заставить кузена проштудировать нужные страницы сборника англиканских литургий. Достойный кузен Обри не переступал порога святого храма с того самого дня, как четыре года назад был посвящён в сан и получил стипендию для дальнейшего изучения закона Божьего.

– Превосходно, – коротко кивнул Саймон. Он посмотрел из окна кабинета на хмурое зимнее небо. – Сейчас ещё не очень поздно, не правда ли?

– Примерно шесть часов, сэр. Не угодно вам самому распорядиться насчёт обеда? Я вызову сюда повара.

Саймон обвёл комнату рассеянным взглядом, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Внезапно он улыбнулся:

– А почему бы и нет?

Когда до повара дошла новость, что его светлость вызывает его к себе в кабинет, от ужаса у бедняги подогнулись колени. Он едва успел плюхнуться на первый попавшийся стул и попытался прикинуть, что за напасть могла послужить причиной столь неожиданного вызова. Ему ещё ни разу в жизни не приходилось лично разговаривать с герцогом. В тех редких случаях, когда хозяева обедали в Харгрейв-Хаусе, он получал инструкции либо от вдовствующей герцогини, либо от сестры лорда Блэра, леди Адель.

Карабкаясь по лестнице из подвала, повар был уверен, что настал его смертный час, и едва заставил себя трясущейся рукой постучать в двери кабинета.