Обеспокоенная Сью позвала с собой двух женщин. Запах донесся до нее раньше, чем она дошла до шатра.

Она вскрикнула. В этом шатре жили горные стрелки с юга Мореи, которым нездоровилось уже пару дней. Но ведь все были вымотаны, и многие кашляли и страдали от боли.

Заглянув в шатер, она побледнела. Заклинанием она призвала мастера Мортирмира посмотреть на трупы. Тем же заклинанием она сообщила Зеленому графу, что дела плохи, и показала ему шатер.

Сэр Рикар Ирксбейн, командовавший арьергардом, остановился. Мортирмир подъехал, когда почти все солдаты уже ушли в лес.

Шатер сняли. Лица трупов были черны. Мортирмир вошел в свой Дворец воспоминаний, сотворил несколько чар и приказал всем немедленно удалиться от остатков лагеря. Ко всеобщему ужасу, он вскрыл одно из тел и извлек легкие, полные черной слизи. Взял образцы – к этому времени отвернулись даже могильщики.

– Сожги их, – велел он Сью. – Хотя нет, я сам.

Он щелкнул пальцами, и тела исчезли – они пылали так жарко и яростно, что от них не осталось и следа, кроме обгоревших сморщенных папоротников и горстки черного пепла. Потом он собрал всех свидетелей и всех, кто прикасался к трупам, и начал плести сложное заклинание. Солнце уже поднялось к зениту. Пели птицы, солнечные лучи ярко светили сквозь кроны высоких деревьев, а Сью боялась как никогда в жизни. По вечерам она тоже кашляла, а на ладони, которой она прикрывала рот, оставались черные пятнышки. Все рыцари Ордена лишились коней и тоже кашляли.

Когда тени стали длиннее, Мортирмир как будто ожил.

– Хорошо. Все в круг.

Все сгрудились вокруг него – две самые преданные девушки Сью и полдюжины молодых стрелков, которым выпало хоронить тела в наказание за некий проступок с участием рыцарей Ордена, их оруженосцев и Уилфула Убийцы.

– Мне нужен кувшин воды, – сказал Морган. – Лучше бы вино, но, насколько я знаю, оно кончилось.

– У меня есть кое-что в запасе.

Сью принесла ему вина в глиняном кувшине. Морган собрал огромное количество потенциальной силы и преобразовал ее в энергию так аккуратно, что это выглядело рисовкой. Сью видела, как ее мать работала с такими же объемами силы, но не так обыденно. Редко кто может долго удерживать энергию, для этого нужна слишком сильная концентрация, но Мортирмир держал над головой огромный шар чистой сырой энергии так же легко, как сильный человек поднял бы железный брусок.

Потом он взял вино, понюхал.

– Хорошее вино. Морейское?

– Да, – выдавила Сью. – Ты можешь нас спасти?

– Да и нет.

Он слил светящийся шар энергии в кувшин с вином, хотя кувшин был меньше раз в сто. Все это время он произносил, казалось, случайные слова, какие-то на архаике, какие-то на совсем не известном языке.

Сью закашлялась. Приступ был долгий, мучительный, а на тыльной стороне ладони остались не только черные точки, но и алые. Она задрожала. Ей казалось, что внутри у нее пустота.

Она вспомнила, что ее мать мертва. От этого стало больно.

После смерти матери в битве с драконом Эшем Сью почти все время провела в поле, не разрешая себе думать о случившемся. Она пила слишком много вина, спала с Томом Лакланом и гоняла своих людей, как рабов, лишь бы не думать о потере. А теперь она увидела на руке кровь…

Мортирмир был очень молод. Говорили, что ему едва исполнилось семнадцать. Он до сих пор двигался неуклюже и неловко, как совсем молоденькие юноши. При этом он далеко не всегда понимал обычные человеческие слова и поступки, и разговаривать с ним было непросто.

Одевался он как рыцарь и бойцом в самом деле был неплохим. Сегодня он выбрал черное – черное шерстяное сюрко, черные шоссы, черный худ, золотой рыцарский пояс и умбротский кинжал с рукоятью из слоновой кости. Этот наряд весьма шел к его черным волосам и черной заостренной бородке. Левой рукой он пощипывал эту самую бородку, а правой делал в воздухе магические пассы, оставляя слабое голубое свечение.

Остаток энергии исчез в кувшине. Воздух хлюпнул с таким звуком, будто из бутылки выскочила пробка. Морган подмигнул Сью и сделал глоток.

– Неплохо. Плотное такое. Интересно, плотные вина удерживают больше силы? В вине больше силы, чем в воде, но почему? – Он уставился в пространство.

Сью оглядела рыцарей, рабочих, лучников и девушек из обоза.

– Ты можешь нам помочь? – осторожно спросила она.

Он вздрогнул и недоуменно посмотрел на нее.

– Может быть. Давайте сначала проверим, не будет ли побочных эффектов.

Через некоторое время он слегка засветился, выдохнул огонек синего пламени и закашлялся.

– Ну, вряд ли это войдет в моду среди виноделов Новой земли, но должно сработать. Сью? Только будь осторожнее. Еще порцию я сегодня не сделаю.

– Сколько? – Сью опять закашлялась. Как только приступ миновал, Мортирмир схватил ее за руки и посмотрел на кровь и черные хлопья через увеличительное стекло, продолжая придерживать кувшин.

– Ничего. Полную чашку.

Он сам отмерил нужную порцию и протянул ей. Сью выпила, поморщилась от резкого вкуса, рыгнула и…

Мортирмир успел подхватить ее, пока она не упала на спину. Изо рта Сью вылетел язык пламени длиной с мужскую руку. Потом она перевернулась, и ее вырвало. Рвота оказалась черной, с резким запахом.

– Ну да… – задумался Мортирмир. – У меня-то чумы нет, а у нее была. Ладно, зато все работает. Кто следующий?

Сью замолотила пятками по земле, и все попятились.

К юго-западу от Гилсоновой дыры в госпитале Амиции продолжали заботиться о больных. Через две с лишним недели после великой битвы количество подопечных не уменьшилось, а даже увеличилось. Это пугало Амицию.

Люди, на которых она тратила силу и снадобья, оставались в постелях. Они не выздоравливали, как должны были бы после лекарств и герметических средств.

Она стояла над сэром Гельфредом, получившим в бою несколько ран. Он пережил сами ранения, пережил первую ночь после битвы, и Амиция вливала в него силу, молилась за него, соединяла кости и артерии, чтобы сохранить почти раздробленную правую руку и обожженную ногу.

А потом у всех начался кашель.

Амиция не спала много дней, ухаживая за больными, и уже не могла вспомнить, когда кашель стал из досадной неприятности угрозой. Но у Гельфреда это началось всего несколько дней назад, и теперь он кашлял непрерывно. На подушке оставались черные пятна.

Амиция молилась. Она смотрела на черные хлопья и понимала, что это куски мертвых легких Гельфреда. Она использовала самые мощные заклинания, но болезнь развивалась все быстрее.

Приступ прекратился, и Гельфред посмотрел на Амицию ясным, все понимающим взглядом.

– Я умираю и хотел бы причаститься.

– Я постараюсь.

Амиция прервала молитву – она понимала, что времени мало, – и вышла из шатра в залитый солнцем лагерь. Отец Франсуа обнаружился у часовни девы Марии.

– Отец, сэр Гельфред… – Она помолчала, чтобы не расплакаться. – Исповедуйте его.

Она не привыкла проигрывать болезням.

– Кашель? – спросил отец Франсуа.

– Это же был просто кашель… такая малость… а теперь…

Отец Франсуа вдруг зажал рот ладонью и тоже закашлялся.

– Это точно хорошая идея? – спросил Габриэль.

Он сидел верхом на грифоне. Размеры существа теперь описывались словами «огромный» и «ужасающий», а за ночь после битвы он, казалось, вырос еще. Между крыльями пристроили красное кожаное седло, а к жутким когтям прикрепили блестящие металлические шпоры – мастер Пиэл сделал их из длинных сабель.

Грифон Ариосто легко и ровно стоял на поперечной балке из цельного дубового ствола, которую приделали к самой высокой башне цитадели Альбинкирка, рядом с залом, где Ариосто спал.

Габриэль Мурьен восседал в седле, белый, как льняные простыни Бланш. Грифон постоянно менял позы, чтобы справиться с ветром, и Габриэль при этом цепенел. До земли было не меньше сотни футов. А внизу виднелись булыжники и кирпич.