– Все мужество ушло на то, чтобы сесть в седло, – пожаловался Габриэль.

На том же насесте стояла виверна без крыла. Вместо него сиял протез из чистой силы, похожий на огненную паутину.

– Разговоры не помогут тебе научиться, – возразила виверна. – И он уже летал. Он уверен в себе. Ты его слышишь?

– Очень хорошо.

– Тогда вперед. Время не ждет, мой милый Габриэль. Мне нужно возвращаться в свои владения. Мы ничуть не ближе к победе, чем сразу после Гилсоновой дыры. Давай!

Виверна прыгнула в воздух – и камнем ушла вниз. Габриэль с замирающим сердцем следил, как виверна падает, расправляет крылья…

На середине высоты башни падение перешло в полет. Габриэль почувствовал, что грифон зашевелился. Оторвав взгляд от виверны, он понял, что мимо проносится стена башни. Грифон упал с балки. Или спрыгнул.

Земля неслась на них быстрее, чем когда-либо приходилось двигаться Габриэлю Мурьену, Красному Рыцарю, герцогу Фракийскому, победителю Гилсоновой дыры.

Огромные красно-зелено-золотые крылья развернулись, как паруса корабля при смене ветра. Габриэль почувствовал, как напряглись мышцы грифона. Его словно прижало к седлу. Он зашипел и плотнее сжал ноги.

Ветер магической силы засвистел в ушах, слезы высохли, Габриэль не мог ни думать, ни творить заклинания…

А потом вдруг – Ариосто только раз моргнул безумным глазом – они полетели над городом. Если грифон и прилагал к этому какие-то усилия, наездник ощущал лишь ритмичные движения крыльев под седлом и слышал дыхание. Габриэлю показалось, что под ним огромная неторопливая лошадь. Крылья ходили, как плечи тяжеловоза, только медленнее.

У Габриэля перехватило горло. Он быстро замерз на холодном ветру – на нем был только легкий дублет. Его мнение о полете менялось с каждым мгновением.

Огромный грифон, излучающий в эфир любовь, следовал за виверной, а виверна двигалась очень быстро и уже умчалась куда-то в сторону далеких Эднакрэгов. Они летели с такой скоростью, что земля внизу расплывалась. Габриэль не совсем понимал, где они. Вот Альбинкирк… но не может же это быть Южная переправа? Габриэль попытался вычислить скорость, но не знал толком ни расстояния, ни высоты.

Виверна начала снижаться.

Ариосто, ты знаешь, куда мы летим?

Нет, господин! Я иду за старшим. Люблю вас. Хочу есть.

Габриэль вздрогнул.

Но вскоре виверна ушла еще ниже и развернулась. Теперь они летели над деревьями. Над почти бесконечным лесом. С этой высоты казалось, что он покрывает всю землю. Впереди вдруг открылась река, сверкавшая, как стекло, виверна пронеслась над ней, над бобровыми запрудами, над лугами, – и повернула, так что несколько мгновений они летели друг другу наперерез, а потом она снова легла на прежний курс. В густом лесу мелькнул просвет, на юге вспыхнула на солнце великая река Альбин, и Габриэль, который боролся одновременно с ужасом и восторгом, увидел дым из труб. Виверна развернулась резче.

Они летели над пшеничным полем – зеленые стебли уже поднялись человеку по пояс. И тут виверна легко приземлилась, пробежав несколько шагов, чтобы погасить скорость.

Сердце Габриэля чуть не выскочило из груди. Крылья грифона сверкнули на солнце, он стал махать ими медленнее, потом еще медленнее, а затем рухнул вниз.

И они оказались на земле. Как только Габриэль понял, что они внизу и больше не движутся, как только дикие глаза грифона посмотрела на него, как будто спрашивая «Разве не здорово?», ему немедленно захотелось повторить.

Он потянулся вперед, погладил чудовище, обнял его за шею.

Люблю тебя.

Люблю тебя! Хочу есть!

Габриэль лег на живот и сполз с седла, чувствуя теплые солнечные лучи на замерзшей коже. Виверна превратилась в темноволосого мужчину с элегантным шрамом на лице и длинным носом, но без правой руки. С Габриэлем – высоким темноволосым юношей без левой руки – они составляли неплохую пару.

– Где мы? – спросил Габриэль у мастера Смита.

– В поместье Грейсвилл Мидлхилл. Оно принадлежит капитану Альбинкирка и управляется леди Хелевайз.

– Ах да. – Габриэль посмотрел на дом. – Я собирался сюда. Но, наверное, не сегодня.

– Надежные люди сказали, что ты готов возвращаться к исполнению своих обязанностей. Я думал, мы можем убить двух зайцев разом. Разве первый полет прошел плохо?

– Горло болит. А так чудесно. – У Габриэля немного кружилась голова. А еще он страшился встречи с леди Хелевайз, возлюбленной сэра Джона Крейфорда, бывшего капитана Альбинкирка, ныне покойного. – Почему болит горло?

– Если бы мы поднимались выше, я бы предположил, что это от холодного воздуха. Я же велел одеваться теплее. Но вообще я думаю, что ты сорвал горло, когда Ариосто прыгнул.

– Я не кричал!

Мастер Смит смерил его взглядом.

– Если тебе угодно, то кричал. Всю дорогу вниз.

– Слишком ты этому радуешься, – заметил Габриэль.

Хелевайз смотрела на свою дочь Филиппу, которая поднялась на цыпочки, пытаясь разглядеть, что происходит в полях у реки. Потом вздохнула – единственное внешнее проявление тоски, сжимавшей ей сердце.

Появление двух Диких чудовищ вызвало короткую, но панику. Филиппа держала в руках тяжелый арбалет – не заряженный.

– Там человек… двое! Мама, это же Красный Герцог, только он не в красном. В простом дублете. Но я его узнала.

Хелевайз не позволила себе второго вздоха. Она встала, подошла к очагу, подвинула к огню медный котел.

– Принеси хлеба, – велела она. – И гипокраса, если матушка Крэбб уже его приготовила. Погляди в кухне.

– Мама, я все сделаю! – Филиппа любила рассказывать матери, что та глупа и что разрушила Филиппе жизнь, увезя ее из блестящей Лорики в маленькое поместье, где не было ни мод, ни достойных молодых людей. На самом деле все обстояло не так – весенние события привели сюда множество красивых и сильных парней, но, если Филиппе хотелось покричать на мать, факты не имели никакого значения.

Но Филиппа не была глупа. Она знала, что смерть сэра Джона Крейфорда едва не убила ее мать. Уже две недели она не рассказывала матери о ее ошибках.

Она побежала в кухню, сообщила служанкам о высоком госте, схватила гипокрас, приготовленный матушкой Крэбб, велела нарезать и подать рождественский кекс, единственную сладость в доме, и еще успела умыться.

Когда она вернулась в зал, ее мать как раз здоровалась с гостями. Филиппа присоединилась к ней, разглядывая их из-под опущенных ресниц.

Красный Герцог, как его вдруг стали называть, оказался среднего роста, с темными волосами, усами и бородой, которые ему очень шли. У Филиппы было мало опыта в поцелуях, и волосы на лице ей не нравились, но… такова жизнь. Бороды, заостренные или раздвоенные, нынче в моде среди мужчин.

Человек рядом с герцогом был красив, как древний бог на картине: бледный, темнокудрый, с алыми губами. Он походил скорее на портрет, чем на живого мужчину, а шрам на лице делал его только симпатичнее. Он поклонился ее матери, а потом заметил взгляд Филиппы и улыбнулся. Глаза у него блеснули.

Красный Герцог говорил что-то вежливое о доме… полях… что случайно оказался рядом.

Потом он увидел взгляд матери и взял ее за руку.

– Мне очень жаль. Очень.

Хелевайз была его старше в два раза. Она не стала плакать.

– Мне тоже. Он был хороший человек и совсем еще нестарый. В молодости мать запретила мне выходить за него замуж. Я и не вышла.

– Без него мы бы проиграли, – сказал герцог. – Он спас королеву и маленького короля. И всех нас.

– Всех, кроме себя. Прошу прощения, милорд, я совсем забыла о гостеприимстве. Моя дочь позаботится о вас. Не желаете гипокраса?

– Не утруждайте себя, миледи, – поморщился герцог.

– Очень великодушно с вашей стороны проделать весь этот путь, чтобы успокоить старуху.

Герцог снова поклонился и посмотрел на своего спутника.

– Мой учитель хотел… показать мне кое-что. Я в любом случае приехал бы. Вы находитесь дальше всего от Альбинкирка, я собирался заверить вас, что мы восстановили систему патрулей.