– Куда мы идем? – спросила она через некоторое время.

– Не знаю.

Они пробирались переулками – такими узкими, что идти приходилось друг за другом. Один из переулков оказался туннелем, который нырял под стену и выходил с другой стороны. Они вылезли на маленькую площадь, расчерченную лучами света. На площади возвышалась великолепная церковь. На фасаде как будто застыли языки пламени, вырезанные из камня, а над ними за окном-розой из цветного стекла горели свечи.

– И здесь мы венчались, – выдохнула она.

– Наверное, велели освещать площадь всю ночь. – Он сжал ее руку.

Огоньки свечей походили на кружащих в воздухе фей. Он повел Бланш через площадь. Под мостом через маленький канал стояла лодка.

– Давай покатаемся, – попросила она.

– Я не взял с собой денег, – ответил Габриэль, явно расстроенный.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

– Ну и глупо.

Его кошелек висел у нее на поясе. Она нащупала розенобль, огромную сумму.

– Вообще-то я ношу их, чтобы награждать достойных, а не платить лодочникам.

Она помахала монетой, лодочник взял ее и попробовал на зуб. Он говорил по-этрусски. Она нет. Зато Габриэль – да.

Потом они сидели рядом, а лодочник греб. Они поднялись по маленькому каналу, спустились по другому. Один раз лодочник низко пригнулся, когда они проплывали под домом или даже целым кварталом. Наконец, лодка оказалась в широком канале, среди леса мачт. Здесь стояли два десятка вениканских военных кораблей.

– Герцогиня – воин, – сказала Бланш. – Я ей нравлюсь.

– Ты всем нравишься. Не бери в голову.

Она толкнула его.

– Я никуда не еду?

– Едешь. По крайней мере до Вероны. А то стирать некому.

Она снова его толкнула.

– Но я думал, что ты будешь с нами до конца. Мне предстоит огромный риск. Если у меня получится… а если не получится, конец наступит быстро.

Уже светало. Габриэль пошептался с лодочником, и тот развернул лодку.

– Что он сказал? – спросила Бланш.

– Что мы можем задернуть занавески и заняться любовью. Но я ответил, что мы предпочтем завтрак. Кажется, ему ты тоже нравишься.

Бланш обвела пальцем его губы.

– Наверное, я бы хотела когда-нибудь заняться любовью в лодке. Но сейчас я хочу только есть.

Они вылезли на другой площади, где стоял небольшой форт, обращенный к морю. За ним оказалась таверна или трактир. Десяток человек в роскошных, но грязных и помятых одеждах сидели или лежали за столами на улице.

– Город никогда не спит. Так говорят, и здесь это правда. Наверное, это те, кто пережил нашу свадьбу.

Им подали яйца, лепешки и гипокрас. Вставало солнце. Последний из музыкантов попросил «еще одну», выпил и удалился, пошатываясь. Лодочник выпил вместе с ними.

– Красивый у тебя парень, – сказал он Габриэлю.

– Он решил, что ты мальчик, – рассмеялся тот.

– Нет. И наверняка он знает, кто мы такие.

Бланш улыбнулась, и лодочник улыбнулся в ответ.

Сотня свечей не успела догореть. Они вышли на балкон над каналом и стояли там, обнявшись, пока красный шар солнца поднимался из-за горизонта, заливал светом золотые купола и гладкий серо-белый камень, красил каналы в рыжий.

– Это, на мой взгляд, и есть долго и счастливо, – прошептал он ей в шею.

Она рассмеялась.

Тремя неделями раньше, в двух тысячах лиг к западу, когда Красный Рыцарь ушел, принцесса Ирина поняла, что скоро умрет. Она знала, что повела себя глупо. Она не смогла промолчать, потому что мучилась от стыда, унижения и одиночества. И вины.

Она долго сидела на троне, смотрела в пустоту и думала о сделанном выборе.

Мария подошла к ней, поклонилась. В руках у нее был кубок.

– Выходит, ты всегда была на его стороне, – выплюнула Ирина.

Мария посмотрела на нее печально и серьезно. Ирине захотелось заорать, но слишком хорошо она была воспитана. И уже достаточно глупостей наделала сегодня.

– Это яд? – осведомилась она.

– Нет. – Мария присела. – Это лекарство.

– Что будет, если я его выпью?

– Жизнь я вам обещать не могу. Это не мое дело. Но… не думаю, что он ищет вашей смерти. В монастыре не так и плохо.

Ирина немного поплакала, отбросила мысль о самоубийстве и осушила кубок.

Проснулась она утром, лежа на земле. Какое-то время она не понимала, что происходит. Кто-то прикрыл ее шерстяным одеялом, она не знала, где она, и даже забыла, кто она. Болели бедра, очень болела голова, зато было тепло.

Совсем рядом лежал некто с покрытым татуировками лицом. Ирина бы закричала, но ее одолело странное оцепенение. Она пошевелила пальцами и через некоторое время снова почувствовала собственное тело. Рот пересох, ресницы слиплись. Она медленно подняла руку и потерла лицо.

Татуированный открыл глаза. Они оказались ярко-зеленые и нечеловеческие. Ирина схватила ртом воздух. Вставало солнце. Над деревьями кружил огромный зверь, размахивая красно-зелено-золотыми крыльями. Ирина жадно задышала, как будто только что вынырнула из воды.

– Я жива, – вслух сказала она.

– Ты теплая, – ответил татуированный. – Была бы мертвая, остыла бы.

Ирина еще полежала, наслаждаясь прикосновением чужих тел. Холодными ночами она брала в постель служанок. Она никогда бы в этом не призналась, но больше всего на свете любила лежать рядом с кем-то другим. Она позволила себе отдохнуть несколько мгновений.

А потом, решившись принять любую судьбу, уготованную ей Красным Рыцарем, она села.

Занимался рассвет. Небо казалось нежно-розовым. У ее ног тлел небольшой костерок, вокруг которого свернулись под одеялами два десятка тел. Было довольно свежо, даже холодно. Те двое, которые стояли, кутались в шерстяные плащи. В руках они держали луки. Никто не обратил на нее никакого внимания.

Поразительно знакомый человек помешивал что-то в котелке над огнем.

– Габриэль? – спросила она и сразу поняла, что ошиблась. Если бы это оказался он, ей стало бы стыдно.

Юноша повернулся. Совсем другое лицо. Глаза раскосые, как у кошки.

– Я Анеас. А ты Ирина.

Она долго смотрела на него. Минула, наверное, сотня ударов сердца. Потом взглянула на свои нежные ладони и вздохнула. Осторожно выбралась из-под одеяла и набросила его на лежавшего рядом. Тот замурчал, как будто был огромным котом, а не мужчиной в татуировках. Или женщиной?

Ирина обдумала, что ей делать. Она молчала так долго, что все приятные ощущения от тепла успели исчезнуть и она почувствовала злость.

– И что я здесь делаю? – спросила она.

Анеас Мурьен – семейное сходство было очевидным – изучающе посмотрел на нее.

– А это зависит от тебя. Я тебя сюда не звал. Все придумал мой брат. – Он поворошил костер.

Он тоже злился. Она прикинула, дает ли ей это какие-то преимущества.

– Я не собираюсь реветь, если ты об этом.

– Не собираешься? – переспросил Анеас, зачерпнул своего варева роговым кубком и протянул ей. Говорил на архаике он невыразительно и с сильным альбанским акцентом, слишком жестко произнося слова.

Варвар.

Она сделала глоток и почувствовала вкус меда. Отпила побольше. Напиток походил на темный терпкий гипокрас. Кофе она пробовала раньше, но это было куда крепче.

– Нет, я больше не стану плакать. Из-за твоего брата-узурпатора.

Анеас пожал плечами. Все в этой семье пожимали плечами одинаково неприятно.

– Все остальные его любят.

– Я его ненавижу.

– В самом деле? – снисходительно улыбнулся он. – И поэтому ты позвала его по имени, как только проснулась?

Она почувствовала, что краснеет. Что сейчас сорвется. Но она родилась в старейшем королевском роду мира. Она взяла себя в руки.

– Я очнулась. Что я здесь делаю?

– Мы преследуем Кевина Орли. Ты знаешь, кто это? – Имя «Орли» он произнес так, как будто от него исходила злая магия.

– Да. Это ученик Шипа. Утверждает, что имеет право на фамилию Орли, но доказательств у него нет. Несколько лет жил с сэссагами. Я принцесса из императорского дома, я обязана знать такое. Почему мы его преследуем?