– Тогда слушайте. Сейчас приводится в действие план, который разрабатывали сотни лет. И он невозможен без вас и ваших друзей. Мы знали день, когда это случится, с тех пор как госпожа Юлия нанесла на карты звезды и врата, почти сто шестьдесят лет назад. Ты говоришь, что драконы помогают нам, а я говорю…

– Вы знаете день? – Габриэль чуть не выпал из эфира.

Аль-Рашиди только отмахнулся, словно ему и вправду не хватало времени. Он провел их в комнату – в его Дворце отсутствовали коридоры, и из двора они переместились мгновенно. Стены здесь были выложены плитками глубокого синего цвета с золотыми буквами, и двух одинаковых среди них не нашлось бы.

– Если бы драконы были нашими союзниками, они бы уже отдали тебе то, что я отдаю лишь сейчас, перед смертью.

Он начал открывать заклинание такой сложности и мощи, что Габриэль, хорошо знавший сокровенные заклятия Гармодия, попятился, а Морган вскрикнул.

Аль-Рашиди научил их всему, символ за символом, и синяя комната до последней плитки перенеслась в их Дворцы, и значение золотых надписей стало понятно.

Это было не одно заклинание.

Целая сеть вложенных друг в друга чар, опирающихся на искусство некромантии и все знания об одайн. Габриэль узнал дни, когда открываются врата, и увидел простую карту сфер, куда они вели.

Габриэль читал все это, глотал, изучал. В эфире не существует времени, и они с Морганом не спешили. И наконец, под закат жизни великого человека, он спросил:

– Откуда взялось это заклинание против одайн?

– Хороший вопрос, Красный Рыцарь. Жил однажды человек, который хотел обмануть смерть. Он продал свою душу им, а заодно и нам. На каждой стороне всегда есть двойные агенты, а во вражеском лагере всегда есть разведчик. В каждом народе рождаются предатели.

– И драконы победили одайн десять тысяч лет назад?

– Так они говорят.

– Сколько энергии на это нужно? – задумался Морган.

Ему явно не терпелось попробовать свои силы.

– Очень много. Нельзя прерывать герметиста за работой, иначе ткань реальности порвется. Опасно всякое великое заклинание, но в этом случае…

Габриэль взглянул на Моргана и открыл воспоминание о мастере Смите и стоящих камнях. Аль-Рашиди просмотрел его несколько раз, обращая особое внимание на пробелы.

– Насколько я могу разглядеть в чужом Дворце, это то же самое заклинание. – Он погладил длинную бороду, как кошку. – Я озадачен, Красный Рыцарь.

– Могу ли я… изучить это заклинание, основываясь на том, что я видел?

– Да бога ради! – прервал его Мортирмир. – Конечно. Посмотри сюда и сюда.

Он повторно воспроизвел воспоминание. Габриэля это немного сбило с толку.

Потом последовала короткая пауза. Невыносимо напыщенным тоном Мортирмир объяснил, как именно его команда разгадала загадку кашля и придумала заклинания, способные с ним справиться. Аль-Рашиди выслушал его до конца, не перебивая.

– Это ведь не просто пробы и ошибки.

– Нет, мастер. Все герметические заклинания начинаются с теории. Мы попробовали определить теорию, а потом просто откидывали гипотезы, пока не осталась… точная. – Морган посмотрел на них как на студентов. – Сейчас теория понятна?

Аль-Рашиди улыбнулся, не обижаясь на семнадцатилетнего школяра, вздумавшего его учить.

– Продолжай. Покажи.

– Признаюсь, я знал, что подруга Кронмира, которая попала под их власть, говорила, что их много. Тогда возникла теория, что нет никаких одайн. Просто мириад червей, и с каждым нужно бороться по отдельности. Как будто целое, которое больше суммы своих слагаемых, теряет силу, если брать его по частям. Это основа нашей теории.

Аль-Рашиди смотрел на свое синее заклинание.

– Да. – Лицо его начинало расплываться и сиять белым светом. – Я оставляю это знание в хороших руках. Мне нет дела до того, что вы язычники. Все люди должны выступить вместе. Я посадил дерево, и оно выросло. Я не пересеку Иордан, но клянусь тысячью имен Аллаха, одайн вздрогнут. И драконы тоже. И крааль, и все Дикие твари. Морган Мортирмир, я дарую тебе свое предсмертное благословение и все, что ты получишь вместе с ним. В час триумфа не забывай о справедливости. А то и о милосердии.

Лицо старика сияло, как луна… почти как солнце.

– Прости, – сказал он Габриэлю.

– Я знаю, что грядет. Даже если мы победим.

– Это возможно? – спросил Аль-Рашиди, раскидывая руки. Не у Габриэля, у чего-то неведомого.

А потом широко улыбнулся и обратился в свет. Габриэлю показалось, что он успел засмеяться от удовольствия.

Сам Габриэль уже убегал из Дворца умирающего человека и тащил Мортирмира за эфирную руку.

– Подожди! – кричал Мортирмир, как мародер, которого тащат из горящего дома. – Все здесь! Сотни лет работы пропадут!

Габриэль уже оказывался во Дворце умершего человека. Более жуткого конца он и представить себе не мог, но все же мольбы Мортирмира не пропали зря.

Как грабители, ничего не знающие о сокровищнице, они нырнули в ближайшие комнаты. Габриэль увидел небольшую нишу и перенес ее в свой Дворец, не изучая, хотя понял, что она как-то связана с водой.

А потом, как и у отца Арно, Дворец вспыхнул и начал гаснуть. Коридоры затряслись.

Мортирмир встал, как прибитый.

– Полагаю…

Даже в безвременье эфира объяснять было некогда.

– Заткнись и давай со мной.

Коридор гас.

Габриэль потянулся к Бланш. Он чувствовал ее даже из чужого Дворца. Нащупав ее, он обнаружил золотой шнур, которым до сих пор был связан с Амицией. Он засмеялся, хотя стены вокруг исчезали.

– Твоя очередь меня спасать. – Он взялся за золотую веревку любви и дернул за собой Моргана.

Амиция бродила среди коек в саду аббатисы. Кровати расставили по всей крепости. От кашля умирали сотни, если не тысячи людей.

Амиция не работала. То есть она приносила судна, убирала гной, подавала прохладные компрессы, читала вслух и произносила молитвы над мертвыми. Два дня, минувшие с тех пор, как армия ушла из гостиницы в Лиссен Карак, она не спала. Но и не творила заклинаний. Гармодий и аббатиса просили ее об этом, и она подчинилась.

Она смотрела, как слабые герметисты с маленьким запасом энергии лечили больных, пока не кончилась умбротская кость и вообще всякая кость немертвых. Зрелище это давалось ей тяжело. Каждый рыцарь, имевший кинжал с костяной рукоятью, сдал свое драгоценное оружие, и эти рукояти тщательно проверили и размололи в пыль. Порошок лег в основу сложного трехчастного заклинания, которое изгоняло кашель и позволяло телу самому исцелить себя, если дело не зашло слишком далеко.

Они шли наравне с чумой. Новые больные появлялись с той же скоростью, с какой они отпускали исцеленных, неспособных больше заразиться. Выздоровевшие были частью плана, потому что они возвращались в свои деревни с известием, что лекарство найдено, и знали, куда отправлять больных и каждый осколочек кости из Ифрикуа – каждый игольник, рукоять ножа, шило или столовый нож. Все, сделанное из этого материала. Но люди продолжали умирать, особенно в северном Брогате.

Гармодий уже был в Харндоне, где хранились большие запасы кости.

Но попасть сюда вовремя эти запасы не могли. Габриэль обещал прислать кость из Ифрикуа, Гармодий – из Харндона, но запасы Мирам истощились. Через день или два люди начнут умирать просто из-за того, что Лиссен Карак слишком далеко.

И все же Амиция берегла силы. Она знала, что ее кожа теперь все время светится, что ее Превращение приближается с каждым днем, даже если она не пользуется силой. Королева и Мирам просили ее обождать, потому что нуждались в ее помощи. Гармодий просил ее обождать, потому что в миг начала Превращения Эш напал бы на нее.