– Томазо! – позвала она.
Веронский рыцарь вышел из-за деревьев.
– Над нами что-то есть, – прошептал Кронмир, продолжая гладить Тридцать четвертую и глядя наверх.
– Посмотри, как там лошади. Хотя нет, я сама. – Жизель исчезла.
Кронмир стоял на коленях у насеста. Томазо медленно крутил ворот тяжелого арбалета, из которого можно было прошить болтом рыцаря в доспехах и его коня заодно.
– Что там? – очень тихо спросил он.
Кронмир потряс головой и снова услышал шелест крыльев. Очень далеко. Тень звука, не звук.
А потом увидел: звезды на севере погасли.
Сердце Кронмира заколотилось, когда одну десятую неба залило чернотой. Он прижал Тридцать четвертую к груди и съежился.
– Во имя святого Маврикия… и всех воинских святых. Что это?
Они не слышали ничего, кроме собственного дыхания, да еще дыхания Тридцать четвертой. Потом вернулась Жизель.
– Кони у коричневого. Что это? Мне страшно, но я не понимаю почему.
– Оно огромное и умеет летать. Мне уже… лучше. – Он посмотрел в чистое небо. – Думаю, оно уже ушло.
– Думаю, вы наивны. Но надеюсь, что правы.
Через час они решили идти спать… но никто не заснул.
Они уходили из Тьмы не так осторожно, как входили в нее. Но все же по пустой безжизненной равнине они ехали два часа. Они не слышали никаких звуков, кроме гудения насекомых и шелеста ветра в спелой пшенице.
Они выехали по тому же мосту, что и въезжали. Коричневый ждал там. Лупи сделался веселым и почти оживленным, Жизель постоянно оглядывалась.
Тридцать четвертая сидела на луке Кронмирова седла, вертя головой во все стороны. Она ела каждый раз, когда предлагали. Когда они вышли из Тьмы, она расправила крылья и торжествующе закричала.
Жизель хотела вернуться в маленький городок, откуда они уехали во Тьму. Так они и поступили. Ко всеобщему облегчению, трактир был не заперт, хотя городок опустел. Они взяли с собой еды и оставили на стойке несколько монет.
Лупи заговорил с двумя стариками, которые сидели на ступенях церкви.
– Один из моих товарищей увел людей вчера, – сказал он. – Граф послал рыцарей в Митлу, чтобы увести на восток всех, кто захочет. Он объявил осадное положение, хотя врага не видно. Люди покоряются. Священник – дурак, но, – Лупи показал тяжелую бутыль, – так даже лучше. Я велел ему уходить. Сказал, что Дикие на пороге.
Жизель нахмурилась.
– Ну, миледи, я должен был что-то сказать.
– Слухи – враг не менее опасный, чем Тьма, – заметила Жизель. – Поехали.
Полных два часа они двигались на юг. Тридцать четвертая слетела с кулака Кронмира, схватила в воздухе птицу и жадно ее сожрала, а потом еще притащила маленького козленка. Кронмир сказал, что это само по себе вызовет слухи. Птица сожрала и козленка, а потом успокоилась.
К середине дня они въехали в маленькую деревню – тоже пустую. Судя по следам в пыли и навозу на дороге к югу от деревни, отсюда люди ушли сами. На площади сидели два пьяных старика. Почти весь скот забрали, но под деревьями возились свиньи, и кто-то бросил собаку. Жизель кинула ей кусок, и собака побежала за ними.
Они отправились дальше на юг. Иногда Кронмир прикидывал высоту гор на севере.
– Мы примерно в четырех милях западнее вчерашнего лагеря, – сказал он вечером.
– Это и без инструментов понятно, – заметила Жизель.
– Да, но нужно было удостовериться.
– Я и так уверена.
Лупи попытался скрыть улыбку, но не смог. Он спешился, и к нему немедленно подбежала собака. Лупи сходил в лес, вернулся и почесал собаку под подбородком. Лицо коричневого оставалось бесстрастным.
Чуть позже, пользуясь долгим днем, они повернули на север и залезли на очередной холм – ниже вчерашнего, но довольно заметный. На вершине стояло укрепление древних, квадратное и заросшее. На северной стороне холма виднелись развалины башни, старые ворота и сохранившийся по воле случая небольшой зал.
Подойдя ближе, они поняли, что случай тут ни при чем. Северную башню тщательно переложили, зал снабдили крышей и устроили там очаг. Жизель безошибочно нашла дорогу.
– Опять ваше секретное укрытие? – спросил Кронмир.
– Да. Вам нужно попробовать нам доверять. Между прочим, я нарушаю древнее правило, когда привожу вас сюда.
Лупи поглядел на долину.
– По-моему, вам двоим нужен не проводник, а судья, как на турнире. Может быть, я поеду домой к жене?
Кронмир улыбнулся, а Жизель рассмеялась.
– А готовить кто тогда будет?
На мгновение показалось, что коричневый тоже может улыбнуться.
На закате Тридцать четвертая снова отправилась на охоту и принесла огромный кусок оленины, который грациозно положила перед Кронмиром. Он погладил птицу и помог очистить когти от крови. Лупи взял мясо и превратил его в рагу с травами. Объедки Тридцать четвертая разделила с собакой.
Кронмир приписал свои мысли и дневные наблюдения к отчету, плотнее его свернул и прикрепил к правой ноге птицы. Утром, съев кусок колбасы, она устремилась прочь от восходящего солнца. Они видели, как бьют огромные крылья и как птица мчится на запад почти по прямой линии.
Два часа спустя они вернулись во Тьму. Никто этого не хотел, а собака села и завыла. Но потом все же пошла за ними.
Теперь они были настороже. Стило им войти во Тьму, они сразу почувствовали неладное – не говоря уж о том, что собака выла, кони насторожили уши, а люди мгновенно упали духом. Они снова проглотили ужасный порошок и отправились на северо-восток, все глубже и глубже. К полудню они добрались до безмолвной деревни.
К западу от нее Жизель обнаружила следы. Они шли прямо вперед и казались такими же неестественными, как тишина вокруг, – идеально ровная линия, а идущие как будто делали шаги одинаковой длины. Следы не огибали ни свинарник, ни низкий каменный забор, они шли поверх них. Путники, кто бы они ни были, перебрались через каменную стену четыре раза на протяжении двадцати шагов.
Жизель бродила вокруг следов, а Кронмир проехал по ним до глухого леса. В зарослях пели птицы.
– Утром, – произнесла Жизель. – Самое ранее – ночью.
– Я, наверное, поеду дальше один, – сказал Кронмир.
– Вряд ли, – отозвалась Жизель. – А вот Томазо я бы отослала домой.
Они посмотрели друг на друга. Томазо покачал головой.
– Не позорьте меня. Я рыцарь.
Жизель взяла его за руку.
– Сэр Томазо. Скорее всего, мы все умрем.
– Или хуже, – заметил коричневый. Это были его первые слова за несколько дней.
Сэр Томазо сделал лихое лицо.
– Возможно. Но есть мы будем вкусно.
Они поднялись на холм. Следы шли через лес на вершину и спускались с другой стороны. Под десятифутовым обрывом обнаружились два тела. Одно – мертвое. Другое… человек со сломанными ногами лежал неподвижно, открыв глаза.
Живой.
Или нет.
– Стоять, – велел Кронмир и взялся за балестрино. Крикнул: – Эй! Ответа не было.
– Эй? – Он подъехал ближе.
– Это те, кого зовут немертвыми, – вмешалась Жизель. – Потому что они… не мертвы.
Кронмир слышал о таком, конечно. Но никогда не видел.
– Мать твою.
Собака залаяла.
Лицо немертвого было спокойным. Глаза – тело принадлежало молодому красивому мужчине – не моргали.
У другого тела глаза были закрыты.
Жизель разглядывала следы.
– Все пришли отсюда. Первый свалился и умер. Или что там с ними случается, когда ломается хребет. Второй упал сверху, а третий обошел и увел за собой других. Вот. – Она указала на новый след, в нескольких шагах от первого, спускающийся вниз.
Кронмир начал понимать. Или подумал, что понимает.
Собака надрывно выла.
– У них есть собственная воля, но ничтожная, – решил Кронмир.
Жизель резко повернулась, и в это же мгновение взгляд немертвого стал сосредоточенным.
Тело как будто выдохнуло облачко тумана. Бледно-серые щупальца двигались быстрее мысли – десяток тянулся к Кронмиру, а остальные к Жизель. Кронмир шарахнулся вправо и всадил болт в голову твари. Глаза немедленно закрылись – яда смертоноснее черного герметического зелья в империи не знали.