– Хорошо, я узнаю, но не обещаю.

Он нажимает на отбой, идет к холодильнику за пивом и выбрасывает из головы только что данное матери обещание. С детства отец учил его: не спорь с матерью. И делился с ним главным секретом: он не спорит с ней, соглашается, но делает по-своему. Спасибо тебе, отец, после этого она бесилась еще больше, а страдал от этого я.

Тем не менее, эта отцовская установка поселилась в голове Макса, как тараканы на кухне – не вытравишь. И он действительно соглашается, что поговорит с Лидочкой про Новый год, но по пути к холодильнику забывает. У него уже выработался рефлекс: когда он открывает пивную банку, мир отключается и перестает существовать. Это время только для него. Как говорилось в рекламе, «и пусть весь мир подождет». Макс ухмыляется.

Лидочка залетает к нему в комнату и с порога негодует:

– А что это твоя мама мне пишет с таким недовольным посылом? «Сколько можно работать, приезжайте к нам на Новый год…» Разве так приглашают?

– Э-э-э…

Макс судорожно придумывает, что сказать, а Лидочка продолжает:

– Конечно! Мы должны! Столько упреков с ходу. Вечно она так! Знаешь, я иногда не понимаю, что я ей такого сделала. Да, вышла замуж за ее единственного сына, но…

Макс закрывает глаза, потом открывает и говорит:

– Лида, пожалуйста, не говори так про маму.

– Но ты же сам видишь! Давай я тебе покажу, что она пишет.

– Не надо мне ничего показывать. Хочешь пойти? Ок, пойдем.

– Но я только хотела сказать, что…

– Все, Лид, разговор окончен. – Макс потирает лоб. – Правда. Устал я.

Макс вечно уставший, потому что жизнь теперь идет совсем не по его сценарию. А она когда-то шла? Нет, сначала он жил так, как задумала мама, потом – как запланировала Лидочка. И Макса в общем-то устраивает план Лидочки, вот бы только никто не ругался и не скандалил. Он уже даже с беременностью смирился. Тем более мама обрадуется. Она вечно капает ему: внучку, внучку хочу.

Макс замалчивает любые ссоры еще до того, как они могут начаться. Он выдумывает срочные встречи и дела, как только чувствует, что пахнет жареным. Он как фокусник, который достает то розу, то кролика в зависимости от того, насколько серьезный повод. Хотя повод и не важен для ссор. Макс вспоминает, почему ругались родители, и не может понять, что такого было в той курице и к чему было разводить из-за нее скандал на три часа. Или подарки. Если на них нет денег, можно ведь так и сказать. Денег нет. Точка. Зачем ругаться? Если бы можно было переписать прошлое и нарисовать других родителей. Если бы можно было.

В некотором царстве, в некотором государстве… Так, кажется, начинаются сказки? Но Лидочка смотрит по сторонам: на эти пакеты, на картошку, которую, деточка, ну, не так ты порезала, давай покажу, как Максюша любит.

Миф. Древнегреческий миф об Эросе и Психее. А кто-нибудь обращал внимание, кто двигает этот миф, кто туда вклинился без масла? Афродита. Свекровушка ненаглядная.

Лидочка улыбается: Жанне Александровне явно польстило бы сравнение с Афродитой, ведь для всех она – богиня. Любви, красоты и чего только не. А кто она для Психеи? Свекровь. Завистливая, ревнивая, мстительная.

Лидочка вспоминает тот день, когда они большой компанией собрались на даче у Жанны Александровны, отмечали день рождения Макса. Лидочка так старалась аккуратно разложить икру на тарталетки. Икринку к икринке, чтобы ровными кружочками. «Да кто так делает? – Жанна Александровна выхватила тарталетку и нож. – Больше икры, что ты возишься. Раз – и готово. Так мы до вечера не управимся».

Вот и сегодня: не тот салат принесла, не вовремя приехали. Упреки, упреки, вечные упреки. Все не то и не так. Жанна Александровна отрабатывает свою роль свекрови так, будто ожидает получить в конце Оскар. Как будто не понимает, что такими темпами она точно никогда не увидит внуков.

Лидочка уже не может сдерживаться и строить из себя хорошую девочку, хотя старается изо всех сил. Неуместные шуточки подвыпившего дяди Макса про то, что только больные отказываются от шампанского и коньяка, тем более праздник же, что вы как не родные. Лидочка краснеет, кожа на груди идет пятнами. Она выпивает глоток, трясущейся рукой ставит бокал обратно, смотрит на Макса – и не верит своим глазам. Макс улыбается и хохочет над шутками этого старого козла, а на Лидочку ноль внимания. Будто ее и нет вовсе.

Машина несется по мокрой дороге. Макс смотрит на дорогу и хмурится. Они едут уже полчаса и успели три раза поругаться. Почему никто не предупреждает, что беременная жена – это танк, который палит по своим и чужим без разбора, если сверху дан приказ выживать? Вот бы все было проще, как в игре: ты построил дом, сарай для кур и овец, женился, хоп – и уже ребенок. А когда надоест, выключаешь приставку и идешь спать.

Лидочка смотрит перед собой, хочет показать ему своим молчанием, как он ее обидел. Но Макс будто не замечает ее, дела этому самовлюбленному эгоисту нет до ее чувств. Ах ты так? «Замолчу на всю неделю», – решает Лидочка. «Ха-ха», – вторит ее мочевой пузырь, и она вынуждена прервать тишину:

– Останови, не могу больше терпеть.

– Да осталось всего ничего.

– Останови!

Макс резко тормозит, Лидочка выбегает и садится прямо на дороге. Темень, никого вокруг. Повезло. Из травы на обочине слышится писк. Кто это может быть? Лидочка натягивает джинсы и идет в темноту.

– Посвети мобильником, тут кто-то есть, – просит она Макса. – Котенок! Смотри, какой малыш!

Тощий звереныш раскрывает пасть в беззвучном плаче. Вылитый птенец в ожидании мамы.

– Помнишь, что говорила хозяйка квартиры? С питомцами нельзя, – напоминает Макс Лидочке, но смотрит в ее глаза, потом еще раз на найденыша и сдается.

Перемирие. Временное.

– Ну что, придется спасать бедолагу. Поехали! – Макс открывает дверь и помогает Лидочке устроиться.

– Как же тебя назвать? – мурлычет Лидочка котенку и прижимает его к своему животу. – Хоть тебя-то мы можем назвать без посторонних советов?

– Только не начинай, а, – ворчит Макс.

– Нет, а ты считаешь, она права? Да? Почему она должна называть моего ребенка? Моего! И выбирать пол, как будто у меня там супермаркет. – Лидочка тычет пальцем себе в живот.

Часом ранее Лидочка чинно сидела за столом, покрытым клеенчатой цветастой скатертью, грызла испеченное Жанной Александровной печенье и сдерживала слезы.

– Лида, ну зачем, зачем ты потратилась на кофе? Он жутко дорогой. Не стоило, – отчитывала ее свекровь.

– Я купила себе, а потом Макс сказал, что вы ждете нас в гости. И я решила вам подарить. Не могла с пустыми руками, – пролепетала Лидочка, собирая пальцами со стола невидимые крошки. Привычка досталась ей от бабушки: та тоже вечно перебирала руками по скатерти, и маму это злило.

– Чего-о-о? Себе? Кофе купила? – Жанна Александровна с грохотом поставила чайник и уперла руки в бока. – Максюша, ты почему это не следишь за своей женой? Не заботишься о ее здоровье? Я же писала тебе: кофе беременным нельзя. Вредно!

Жанна Александровна села за стол, взяла чайник и стала наливать Лидочке в чашку.

– Вот, пей это, сама собирала в лесу травы. Тут и малина, зверобой, все полезное для моей девочки.

– Жанна Александровна, я больше чай не хочу, и так уже две чашки выпила, не лезет.

– Ладно, давай имя обсудим. Помнишь, я рассказывала тебе про мою бабушку?

О да, Лидочка помнила. Свекровь все уши прожужжала ей, как пчела, у которой не все дома, и она вместо того, чтобы собирать мед с разных цветов, впилась в один. И жужжит, жужжит. Жанна Александровна так любила свою бабушку, что обещала назвать дочку в ее честь. Но родился сын. А потом забеременеть больше не получилось. Тяжелые роды, потеряла много крови, матку пришлось удалить.

– Уж сколько я его уговаривала, – продолжала жужжать свекровь, указывая ножом в сторону Макса, – женись, мне внучка нужна. Дождалась. – Она положила нож рядом с тарелкой, а руки сложила на груди. «Вылитая пчела, – подумала Лидочка. – Как в той дурацкой книжке, которую мне прислали в качестве референса». «Хочу такую же пчелу, только подобрее», – написал недавно заказчик. Это блин как? Напридумывают порой вместо того, чтобы довериться дизайнеру. Используют дизайнера как карандаш, которым рисуют свои фантазии.