Птицы пели, яблони цвели. Хирург размашисто написал в карточке: «Ушибленная рана верхней губы. Ушита шелковым швом».

– Я вообще не страдала! – Ева откладывает пирожок и улыбается воспоминаниям. – Как сейчас вижу, какой высокий омлет ты доставала из духовки, а потом кормила меня с ложечки. И поила только из трубочки. Но это было чудесное время, поэтому и шрам свой люблю. Он из счастливого детства.

– А я переживала из-за этого шва, доченька. Боялась твоей реакции. Что зациклишься и решишь, что некрасивая.

Глава 3. Рыбки

Ева проснулась и поняла, что осталась одна. Неожиданно. Она заболела, родители ушли на работу, а сестру увели в садик. Почему-то испугалась. «Залезть на подоконник и кричать в форточку, пока не придут на помощь!» – озарила спасительная мысль.

– Ма-ма-а! – оглушительный крик разрезал городской шум, ударился об асфальт и смолк. Ответа не последовало. Одинаковые черные фигурки на улице скользили по мокрому асфальту, не обращая внимания на ребенка, который звал маму.

Ева напрягала глазки, стараясь разглядеть в силуэтах кого-то из своих. Бесполезно. «Пойду слушать лифт, вдруг она уже поднимается», – надежда загорелась теплым огоньком.

Лифт то равнодушно молчал, то бессердечно хлопал дверьми на другом этаже.

– Ну где же вы все? – плакала Ева. – Почему бросили меня одну? Я же боюсь.

Она всерьез распереживалась: вдруг что-то случится, взрослые не вернутся, и ей придется остаться в запертой квартире навсегда. Только когда Лиза выросла, оставаться дома вдвоем стало спокойнее.

Мама вернулась и долго обнимала, утешала пятилетнюю девочку с охрипшим голосом. Больше Еву не огорчали: отводили к соседке Людмиле, когда уходили.

У той дома находилось целое сокровище – аквариум с рыбками. Еву давно манили их блестящие бока и порывистые движения. Она долго боролась с собой, кружила вокруг, заглядывала через стекло, но… в один момент сдалась. Даже не заметила, как ловко подставила стул и сунула руку в воду…

Рыбки оказались проворными. Моллинезии, скалярии, они выскальзывали из детских пальцев. Пришлось повозиться. Вся мокрая, но довольная Ева вытащила свою первую добычу.

– Ой, ай, фу, – и бросила ее рядом с аквариумом.

Рыбка прыгала по столу в безуспешной попытке спастись. Ева смотрела и забавлялась, потом снова опустила руку в воду… В этот момент и вошла в комнату тетя Люда.

Она на миг застыла в дверях, увидев лужи на полу, вырванные с корнем водоросли, взбаламученную воду, притихшую рыбку, – и резко рванула к столу. Та уже не прыгала, лишь слегка шевелила хвостиком. Женщина опустила мученицу в воду, посмотрела на ребенка и прорычала:

– Что же ты делаешь?

– Я… я просто хотела… ее подержать, – тихо и сбивчиво пробормотала Ева.

– Чтобы больше я этого не видела, – процедила Людмила.

С тех пор у соседей детей не оставляли.

Дедушка и бабушка продали дом с крыльцом на Зырянке и купили в центре города квартиру в подвале трехэтажки, предназначенной под снос. Надеялись, что скоро получат благоустроенную квартиру. Бабе Любе нестерпимо хотелось забыть про волнения о дровах и наконец-то пожить «в благах» с водопроводом.

Застряли они там на долгие годы. Печное отопление, сырость в каждом миллиметре. Верхние края окон всего на 20 сантиметров возвышались над тротуаром. Светлый лен занавесок с размашистыми маками окончательно скрывал жителей от любопытных глаз. Летом улицу заметало белым снегом тополиного пуха. Вокруг стояли такие же трехэтажные деревяшки, одинаковые и неприметные. Ева несколько раз терялась среди них, но каждый раз чудом находила дорогу обратно. Там прочитала первые слова:

– «Крас-но-е зн… зна-мя». – Давно знала, как читаются названия газет, сложенные в отдельные аккуратные стопки. Дедушка с бабушкой произносили их каждый раз, когда получали.

– «Правда» еще не пришла?

– «Известия» принесли и «Труд».

Ева сопоставила звук и буквы. Для нее открылся новый мир. На каждом номере сверху синела написанная от руки цифра 3 – номер их «квартиры».

– Ева! – Баба Люба всплеснула руками. – Ты что, читаешь?! Петя, иди сюда!

– Золотушечка наша! А прочти это еще разок… – с восторгом просил дед.

– Красное знамя, – с гордостью и уже уверенно повторяла шестилетняя девочка.

– Не зря читали тебе крошечке! – восхищалась бабушка и прижимала теплой ладонью голову внучки к груди.

Вспоминали, как двухлетняя Ева, по-детски картавя, читала стихи про бычка и зайку. Как поправить могла, если взрослые перепутывали строчки.

Ева чувствовала себя в подвале чудесно: вставала поздно, играла в пуговицы, ела бабушкин густой суп харчо, пироги с мясом и капустой, гуляла с маленькими сестрами в Лагерном саду, кормила белок. Малышкой она крутила бигуди и носила босоножки на каблуках, которые тетя хранила в подвале, а чтобы не спадали, поддевала шерстяные носки.

А еще осталось письмо. Ева писала его много позже, но оно вместило в себя важный период…

«Здравствуй, это я.

Мне 6 лет. У меня есть подружка Лена, и мы с ней встречаемся каждое лето на мичуринском. Некоторые взрослые говорят, что у нее задержка в развитии, я их не понимаю. Советуют перестать с ней дружить, только я не могу. Нам очень весело. Она такая добрая.

Каждый раз, когда мы приезжаем, она бежит ко мне и спрашивает:

– А вы пиехали?

При этом видит и понимает, что приехали, но взрослые так не думают.

Я с ними не соглашаюсь. Мне нравится, когда Лена так спрашивает. Это звучит необычно и весело. Никакая она не странная – она моя подружка. Лучшая.

Дедушка Мороз, мама с папой сказали, что на дачу мы летом не поедем. Вообще в Копылово больше не поедем, потому что они там все продали. Голубой дом, высокое дерево ирги и рябину, которую мы рвали, вставая на цыпочки. Папе тоже приходилось дотягиваться, на иргу он взбирался по лестнице. А еще у соседей росла желтая малина. Мы ели свою, красную, а на соседскую поглядывали. Дедушка Мороз, я знаю, что воровать плохо, но те две ягодки были такие вкусные. Прости меня. Наверное, я теперь никаких подарков не заслуживаю.

Мама и папа сказали, что теперь у нас будет дом в деревне. Мне и радостно, и грустно. С Леной больше не поиграю.

Дедушка Мороз, сделай так, чтобы она для всех взрослых стала нормальной, как для меня. Пусть у нее все будет хорошо, пожалуйста».

В 1990 году вместо мичуринского родители купили землю и старый дом в деревне. Ева и Лиза прожили там счастливое время. В начале лета – золотые моря цветущей сурепки, белые бескрайние ромашковые поля, а в середине – россыпь клубничных полянок да колючая лесная малина. Девочки обрели свободу. Теперь можно спокойно исследовать все вокруг! После закрытой городской квартиры дышалось просторно. Родители были все время заняты стройкой или огородом. Дом находился в плохом состоянии, просил ремонта и заботы. Жили первое время у маминой тети – Нюры.

– Как же красиво у вас! – ахнула Ева, когда впервые вошла в ее дом.

– Проходи-проходи, – ласково ответила хозяйка.

Русская печь показалась Еве размером с маленький домик. Белые занавески в мелкий красненький цветочек обнимали печку со всех сторон аккуратными трогательными драпировками. Со скрытой за тканью плитой, лежанкой и закладкой для дров печь стояла в середине дома, как любимая куколка в нарядном платье.

Обстановка была новой и необычной. После небольших городских квартир Ева и Лиза с восторгом окунулись в деревенскую жизнь. Вставали рано, катались на телеге с настоящей лошадью, собирали молоко в 40-литровую флягу, чтобы сдать в колхоз на переработку. На солнечных полянах ждала девочек пузатая ягода, пахучие цветные поля казались цветочным океаном среди лета, грибы-дождевики, что взрываются, когда наступишь, вызывали приступы хохота.