— Здесь, — уверенно ткнул пальцем вниз Артём.

На мой взгляд, там был ровно тот же лёд, что и везде. Но ему виднее.

— Глубоко?

— Нет, пара метров. Спокойно возьму резонанс.

— И на финише мы навернемся с двух метров бошками вниз?

— Почему бошками?

— Ну, жопами. Ничуть не легче. Мы же понятия не имеем, что там будет.

— А что ты предлагаешь?

В два УИна мы резали лёд на блоки, выкладывая из них круг по периметру быстро углубляющейся этаким амфитеатром ямы. Не знаю, зачем. Просто кидать их кучей было бы быстрее, но как-то бессмысленно, что ли. Потом второй ряд, третий — со сдвигом к центру, как строят ледяные купола. Артём немного ошибся — тут было явно глубже двух метров. Даже удивительно, что промёрзло так глубоко. Я всё ждал, что мы докопаемся до воды, но докопались до крыши. Очередной ледяной брусок оказался с фрагментом камня — УИну всё равно, что резать. Я поднялся по ледяным ступням наверх и торжественно водрузил его на стену. Купол мы не закончили, но стену метра в два возвели. С наклоном вовнутрь и проходом наружу. Если пойдём этим путем в обратную сторону, будет легче. Может, от метели укроемся, да и сани пригодятся. С собой не потащим, у нас транзит последний.

Прорезал крышу и, зацепив верёвку саморазвязывающимся узлом за какое-то архитектурное излишество, спустился вниз. В свете фонарика открылось небольшое цилиндрическое помещение. Льда в нём, на удивление, не оказалось — только немного на полу. Видимо, достаточно герметичное. Простые гладкие стены из плотно уложенной кирпичной кладки. Окон нет, но есть дверь — металлическая, с уплотнениями и прижимными рычагами, как корабельный люк. Открывается наружу, то есть уже, понятное дело, не открывается вовсе. Там лёд, вдавивший её так, что она аж вогнулась. Странно, что стены не раздавило. Видимо, очень толстые и крепкие. Возле двери вмёрзло в лёд сидящее у стены тело. В тёплой одежде, на голову опущен капюшон. На кирпиче рядом что-то нацарапано, видимо предсмертная записка, но я смотреть не стал. Всё равно языка не знаю.

— Ну что там? — нетерпеливо закричал сверху Артём.

— Спускайтесь, — коротко ответил я.

Цель на месте — из покрывающего пол льда торчит чёрный цилиндр репера.

Сначала он спустил Эли в переноске, потом рюкзак, и уже потом съехал сам, ругаясь и обдирая перчатки. Спускаться «дюльфером» его явно никто не учил. Дождавшись окончания этого безобразия, я дёрнул за ходовой конец, освобождая верёвку. Она нам может пригодиться. Окоченелый труп Артём никак не прокомментировал, а Эли, кажется, даже не заметила.

— Идём дальше?

— Жми, — сказал я, поднимая на плечи переноску.

Тёмная пустая комната удивительно обычного вида. Такую легко представить в какой-нибудь городской квартире. Четыре стены в цветочных обоях, окно в занавесочках, пейзажик в рамке, потёртый паркетный пол. Только торчащий посередине из пола репер несколько портит впечатление обыденности. За окном темно, вокруг чёрного цилиндра стоят кружочком кресла. Похожи на мебель в стиле семидесятых — красная рубчатая ткань, деревянные боковины с гнутыми ручками. Развёрнуты к реперу. Что за странные посиделки тут устраивали? Впрочем, неважно. Меня интересует только один вопрос.

— Сколько?

— Четырнадцать минут.

— Переодеваемся.

Тут тепло, значительно выше нуля. Мы быстро разделись, с облегчением надели на себя летнее. Эли брезгливо нюхала несвежие вещи, морщилась, излучала отвращение. Ничего, пусть это будет самой большой нашей проблемой. Я, например, переживал, что нас сейчас кто-нибудь вот так без штанов и прихватит. Хотя, наверное, зря. Не похоже, что сюда в последнее время заходили. Пыльновато, воздух затхлый. Выключив фонарик, осторожно выглянул в окно — ничего не увидел. Темно там и всё. Ночь, наверное, и фонари не горят. Если за окном городской квартиры так темно, то вряд ли стоит бояться внезапных визитов. Скорее всего, этот срез тоже постигло то, что там обычно их постигает. Неважно. Ждём гашения — и валим.

— Здесь небольшой транзитик, — сказал Артём извиняющимся тоном, — но символический, метров сто. Я тут был уже.

Бетонное влажное помещение, пахнет сыростью, плесенью и ржавчиной. Вокруг репера стояло когда-то какое-то оборудование, но время и вода превратили его в иллюстрацию бренности бытия и эффективности коррозионных процессов.

— Вон в тот коридорчик.

Через коридорчик пришли в такое же, но сухое помещение. Возле выходного репера на железном стуле с высокой спинкой расположился скелет. Вытянутой в нашем направлении рукой он демонстрировал отставленный средний палец.

— Шутники, блин, — неодобрительно сказал Артём, — это же человек был когда-то.

Я заинтересовался феноменом — фаланги кисти оказались аккуратно скреплены тонкой проволокой. Кто-то всерьёз заморочился, даже покрасил её под цвет костей. Странное у людей бывает чувство юмора.

— Осторожнее, в прошлый раз на выходе была ловушка.

— В смысле — «осторожнее»? Зажмуриться, присесть, глубоко вдохнуть, перекреститься?

— Не знаю. Просто — осторожнее.

Толку, блин, от таких советов…

Впрочем, ничего не случилось. Мы оказались на мощёной площадке под секторным куполом из зажатого в металлические рамы грязного стекла. Рядом с репером торчит какой-то стационарный промприбор, судя по всему — поворотный погрузчик. Его манипуляторы приводятся сложной гидравликой, исполненной, к моему удивлению, без единого шланга, на поворотных шаровых узлах. Замысловато, но, если у вас нет резины, то вполне грамотное решение. Ну, или вы хотите, чтобы всё работало веками. Резина стареет, теряет эластичность, требует замены. Металл — нет. Если он достаточно твёрдый и хорошо обработан. Судя по массивности станины, металла здешним инженерам хватало.

— Вот, глянь, — Артём показал мне на табличку в основании.

«Первый паромеханический завод энергетического товарищества Коммуны. Третий год двенадцатой шестилетки».

— Это по времени когда? — озадачился я.

— Никто не знает.

— Жаль. Хотелось бы прикинуть, сколько оно простояло. Ну, там, когда масло менять, фильтры, ТО следующее…

Никто не оценил шутки. Ну и ладно.

Через красивую, но чрезмерно вычурную дверь мы прошли в заброшенный и частично раскомплектованный цех по сборке… Или разборке. Или хрен пойми. Постовая схема, платформенный конвейер. Что угодно можно делать. Артём уверенно провёл нас тёмным коридором в ангар. Нет, Ангар. Огромный, метров тридцать высотой, из грязного стекла и потемневшего металла, с раскладными, судя по всему, створками потолка. И посредине, расчалившись на упорных стойках ложемента, висит здоровенный очень непривычного вида дирижабль.

— Ну, вот, блядь, — сказал я мрачно, — какой облом…

— Принцип работы УИна ты тоже не понимаешь, но он же работает! — горячился Артём, обиженный так, как будто он лично этот макет дирижабля построил.

— Именно. Принцип УИна — не понимаю. Не знаю я такой физики. А принцип дирижабля — понимаю. «Закон Архимеда» называется. Видишь эту мандулу? — я показал на каплевидный главный корпус, заключённый в клетку гнутых арматурных балок.

— Вижу.

— Большая?

— Огромная.

— Чёрта с два. Это газовый отсек. И он маленький! Слишком маленький для всего остального. Даже если представить, что он наполнен чистейшим космическим вакуумом — что очень вряд ли, — то его объём категорически недостаточен для подъёма в воздух всей этой металлической хреномуди, что вокруг него наверчена. Даже будь весь этот металл литием — что, разумеется, не так, — его слишком много. А если брать реальные конструктивы — алюминий и водород, — эта штука не оторвётся от земли, даже если гондолы пустые. А ведь они не пустые, верно?

— Верно, — признал Артём, — там каюты и всё такое.

— Это не дирижабль, — подытожил я, — это макет дирижабля. Фэнтезийный макет. Выглядит круто, но летать не может. Он конструктивно абсурден. На кой чёрт вокруг газового отсека эта обвязка из чудовищного двутавра с дырками? Отсек же жёсткий! Им что, на таран ходить собирались? Почему три гондолы, причём одна из них в хвостовом оперении? И как туда попадать из центральной? Почему двухлопастные винты на моторных консолях? Им что, религия запрещала сделать нормальный пропеллер? Такой размер лопастей требует очень высокую скорость вращения, на кой чёрт? При таких габаритах логичнее ставить большие пропеллеры с более низкой скоростью. Да я до вечера могу перечислять конструктивные нелепости. Не знаю, кто и зачем соорудил эту штуку, но она декоративная. Очень жаль потраченного на дорогу времени.