По другую сторону стены Вин лежала без сна, обсуждая сама с собой все ту же тему. Она говорила себе, что Мак ни за что бы не пал так низко, выйди она за него замуж. Конечно, у него всегда были эти странные наклонности, свойственные молодым людям из Винчестера, но Вин знала, что она сумела бы с ними справиться. Мак был самодоволен, но он никогда не стал бы отравлять ее жизнь придирками и замечаниями, на которые был охоч этот хвастун с возвышенным умом, что свернулся сейчас калачиком рядом с нею и мирно посапывал. Где-то в глубине ее глаз закипали слезы, но усилием воли она не позволила им пролиться, ибо знала, что плач повредит действию дорогостоящего крема, который она втирала перед сном в кожу лица и шеи и от которого у нее раскалывалась голова. Ей хотелось выглядеть как можно лучше на следующий день, ведь она собиралась пойти на «Вторую миссис Танкерей»[17] с человеком, которого все-таки избрала.
Она знала, что ей следует сосредоточиться на приятных мыслях, постараться убедить себя, что все случившееся было к лучшему. Она легко могла выйти замуж за Мака, но вполне обдуманно предпочла Сэнди. Ей не в чем было себя упрекнуть, и что-то подсказывало: случись ей вновь оказаться перед этим выбором, она бы вновь выбрала Сэнди. Теперь нужно было только как следует выспаться, и она решительно закрыла глаза.
Но тесная сетка для волос, туго завязанная под подбородком, раздражала ее. Она дернула тесемку, но та не развязывалась; тогда она сорвала все сооружение с головы и резким движением отшвырнула его прочь.
В страховой компании[18]
Вин направлялась в свою спальню, но задержалась, услышав приглушенные рыдания, доносившиеся из комнаты дочери. Распахнув дверь, она увидела, что Эйлин сидит в постели, положив подбородок на колени, и плачет навзрыд. Когда мать вошла в комнату, она подняла голову, прервала плач, чтобы простонать «Не хочу служить в страховой компании», и вновь разрыдалась.
Вин присела на краешек кровати и убрала волосы со лба дочери. «И не надо!» — сочувственно воскликнула она, обняв рукой вздрагивающие плечи Эйлин. Но, увидев, что Эйлин ободрилась и вытерла слезы краем простыни, она продолжала, уже холодным тоном:
— Во всяком случае, это может случиться не раньше, чем через полтора года. Смешно заглядывать так далеко. Спи. — Она уложила голову Эйлин на подушку, поцеловала ее в мокрую щеку и направилась к двери. — Спи. Уже первый час. Опять опоздаешь в школу.
Эйлин была теперь совершенно уверена, что после школы ей придется работать в страховой компании. Она тихо лежала на спине и плакала, но слезы скатывались ей в уши, и ей пришлось повернуться на бок.
Затея отправить Эйлин в страховую компанию по окончании школы имела тот смысл, что у одного из ее дядюшек там был друг в Совете директоров. Еще важнее Вин казалось то, что в компанию брали девушек только из хороших семей. Испытания при приеме на работу практически не проводились — достаточно было уметь читать, писать и считать, — но еще прежде, чем заполнить бланк с просьбой о приеме, вам надлежало представить рекомендацию от приличного человека, свидетельствующую, что вы сами приличный человек. И именно это больше всего нравилось Вин, которую терзала мысль о том, что Эйлин придется оставить свой дом, чтобы зарабатывать на жизнь. Ее бойкое воображение рисовало вереницы девушек из хороших семей, которые не испортят манеры и произношение Эйлин; у некоторых из них, возможно, окажутся даже благовоспитанные братья.
Но случилось так, что через полтора года Главное почтовое управление вознамерилось принять на работу меньше мужчин и больше девушек, чем обычно, как только откроется новое отделение в Хаммерсмите; до этого места было лишь четверть часа ходьбы, и Эйлин могла бы приходить домой обедать. Вступительные испытания ожидались нестрогие, жалованье было выше, чем в страховой компании, и с него откладывались пенсионные взносы. Больше того, отделение располагалось на своей собственной территории с теннисным кортом и закрытым плавательным бассейном, и к тому же там имелись разные языковые и другие образовательные курсы. Но для Вин была ненавистна фраза «Моя дочь работает в почтовом управлении»; люди скажут «Как мило!» и представят себе Эйлин ударяющей резиновым штемпелем по конвертам или продающей марки за решетчатым окошечком. Сэнди возражал, что дочь старины Вильсона отлично устроилась в почтовом управлении, но для Вин это говорило отнюдь не в пользу этой идеи: значит, они берут кого попало! (старина Вильсон служил посыльным в Музее). Сэнди робко напомнил ей, что старина Вильсон выглядит, как герцог, но Вин раздраженно ответила, что как раз настоящие герцоги так не выглядят.
Сэнди мог бы приустроить Эйлин перепечатывать латинские и древнеанглийские рукописи для исследователей; но, хотя эта работа хорошо оплачивалась, она всегда была непостоянной, и от нее никогда нельзя было отказываться, как бы ты ни был занят, из опасения потерять связи.
Сэнди, самый заботливый отчим на свете, хотел, чтобы Эйлин поступила в колледж, но столкнулся с отпором ее матери: «О, эти бесчисленные девы-учительницы — и с твоей стороны, и со стороны отца Эйлин». Что с того, что в компании плохо платят? Такая привлекательная девушка, как Эйлин, не задержится с замужеством. Вин будет собирать приличных мужчин на вечера и устроит так, чтобы Эйлин оказалась в обществе приличных мужчин во время своих каникул. А на теннисных кортах и в лагерях отдыха почтового управления Эйлин не встретит никого, кроме прыщавых клерков.
Обстановка в компании оказалась даже хуже, чем Эйлин себе представляла. Служившие там девушки были абсолютно неинтересны; что касается их будто бы приличных семей, то по большей части они были дочерьми мелких торговцев и банковских клерков. Руки Эйлин, не знавшие маникюра, ее сборники стихов и высокоумные романы они сочли за несказанное жеманство. Сами они едва ли были знакомы с именами авторов, но зато страстно любили романы с продолжением, публикуемые в газетах, которые получали их отцы. Они даже обсуждали героинь любовных историй и других книг в оранжевых обложках, которые Эйлин до сих пор видела лишь в ящиках кухонного шкафа. Единственной работой, которую ей доверили за шесть месяцев, было переписывание имен, адресов и номеров счетов из старых гроссбухов в новые, куда не полагалось вносить жирно вычеркнутые, ликвидированные счета. При малейшей ошибке контролер, не говоря ни слова, выдирал из гроссбуха страницу. Позже ей поручили перепечатывать письма, руководствуясь правилами, которые она должна была самостоятельно усвоить из книги инструкций, принятых в компании. Каждый месяц в течение недели каждый сотрудник должен был поработать на всеми ненавидимой адресной машине.
Как новенькая, Эйлин не могла выбрать время отпуска, и ей определили две недели в марте. Вин была в отчаянии. Никто, по крайней мере никто из приличных мужчин, не уходит в отпуск в марте; ей самой придется поехать куда-нибудь с Эйлин. Единственное, что могла придумать Вин, был визит к тете Тэмзи, которая жила теперь в меблированных комнатах в Рамсгейте[19]. Вин уже давным-давно собиралась проведать бедную старушку. Теперь она убьет двух зайцев одним выстрелом. Даже трех — свежий морской воздух (у-у! — вздрогнула Вин, любившая негу, как кошка) пойдет ей на пользу после столь частых вечеров в Лондоне, когда она засиживалась до поздней ночи.
В своих меблированных комнатах Тэмзи была похожа на гигантскую черепаху в зоопарке, которая греется на солнце перед входом в темную пещеру, куда она уползет ночью. В большой комнате окно в эркере было затенено разросшимся азиатским ландышем в обитой железом кадке с заржавевшими ручками. Проволочные корзины с папоротниками свисали с потолка перед каждым оконным стеклом; на окнах висели плюшевые занавески, украшенные бахромой, и шторы на роликах, наполовину опущенные, чтобы не дать проникнуть блеску моря или неба, но отнюдь не взору чужака, ибо Тэмзи обитала на третьем этаже, куда не мог заглянуть случайный прохожий. На противоположной стороне улицы не было домов, только некрутые дюны, в которых пытались укорениться лишь пучки жесткой травы, узкая полоска пляжа за дорогой и затем океан до самого горизонта. В ясные дни можно было разглядеть кусочек побережья Франции. Не было никакого обмана в том, что улицу назвали Океанской Террасой, а сам дом, в котором проживала Тэмзи, по праву мог именоваться «Морским Видом». Тэмзи, дочь британского офицера, вела кочевую жизнь армии мирного времени, до тех пор пока ее отец не получил последнего повышения в чине за проявленную храбрость при осаде Севастополя и закончил карьеру в, если так можно выразиться, оккупационной армии в Индии.
