– Я предпочитаю потопить мой аэроплан в лаве, чем отдать в их руки…

– Вот и гостиница!..

На вершине горы действительно виднелось большое здание современной архитектуры, двухэтажное и окруженное чахлыми деревьями и несколькими хижинами.

Когда аэроплан находился на высоте 20 метров, у инженера вдруг вырвалось восторженное восклицание:

– Как это прекрасно!

Позади гостиницы открывалась круглая площадь, окруженная вертикальными стенами от 150 до 220 метров высотой. Основанием этой площади служит кратер Килоеи, изображавший круглую пропасть с покрытым остывшей лавой дном, сквозь которое просачивались серные пары.

Перед этой пропастью образовалась другая – это самый вулкан Галемаумау.

По мере того как аэроплан приближался и обрисовывались подробности, Морис Рембо, как бы загипнотизированный этим сверкающим отблеском литой стали, устремился к вулкану с охватившим его, как и Арчибальда, сильным волнением.

Зрелище было в самом деле захватывающим, просто бесподобным!

Вулкан представлял собой круглый колодезь в 100 метров глубиной и в 400 метров шириной. Содержащаяся в нем раскаленная лава находилась в постоянном движении и непрерывно выбрасывала с глухим шумом разбивающиеся у его краев столбы огня в 20 метров высотой.

Шум и страшный жар не поддаются никакому описанию.

И Морис Рембо не без усилия оторвался от этого зрелища. Он не имел права дольше останавливаться на нем.

Необходимо было без замедления отыскать место для спуска на краю этого утеса.

Он заметил такое место при свете зарева от вулкана.

Это был род обнаженного откоса, напоминавшего реку из внезапно застывшей лавы.

Он обратил еще внимание, что окрестности были усеяны желтоватым вереском, среди которого желтый аэроплан, быть может, не будет заметен в бинокли, которые будут наведены с моря, так как верхушка кратера видна оттуда.

Эта последняя мысль заставила его прийти к решению.

Для того чтобы добраться до избранного им места, нужно было перелететь над кипящим озером.

Это была незабвенная минута.

Клокотание расплавленной массы, вырывавшейся из глубины, поднималось из этого адского горнила к смелым авиаторам вместе с волнами горячего воздуха.

Они не могли подавить овладевшего ими страха и чувствовали головокружение, когда смотрели вниз, в этот огненный колодезь.

Инженер, в свою очередь, задавал себе мучительный вопрос – не изменяется ли состав воздуха над этим горнилом и не ослабится ли вследствие этого карбюрация в его моторе?

Но они уже пронеслись над озером из лавы.

С другой стороны аэроплан очутился на высоте не более десяти метров над обширным утесом. Морис Рембо не решался прекратить аллюмаж, прежде чем не будет над самой скалой. Таким образом он перелетел немного дальше избранного им места. Мотор остановился, винты перестали действовать.

«Кэтсберд» парит еще одно мгновение, опускается, скользит еще около 20 метров и останавливает свои дрожащие крылья, точно орел, только что опустившийся на свою жертву.

Поверхность была немного более шероховата, чем следовало, но плоская. Спуск был удачен настолько, насколько этого можно было желать.

Лейтенант Форстер соскочил на землю и вынул свои часы. Была половина четвертого утра.

«Кэтсберд» находился в пути 22 часа. Он сделал вместе с ночными объездами 2900 километров при среднем ходе в 130 километров в час. До Сан-Франциско оставалось еще 3300 километров.

Можно ли думать снова пуститься в путь, запасшись драгоценной жидкостью, играющей роль крови в аэроплане?

Это будет разрешено отправляющимся немедленно в путь американцем.

Он направится, прежде всего, в гостиницу, спустившись в кратер через замеченную им во время спуска трещину.

Из гостиницы он будет телефонировать на плантацию, прося немедленно доставить спирт или бензин, за который будет тотчас заплачено. Он же поедет на взятой в гостинице лошади впереди мулов, везущих драгоценный груз и, повернув налево, заставит их обогнуть утес.

Он рассчитывал, что до его возвращения пройдет шесть часов.

– Быть может, было бы лучше спуститься прямо к плантации и устроить там плоскость для подъема аэроплана при помощи туземцев. Но кто знает, возможно, что китайцы, осведомленные о захвате островов желтолицыми, отнеслись бы враждебно к двум белым или удержали бы их до прихода миноносца?

Но всякие подозрения и сожаления были теперь излишни.

«Кэтберд» опустился здесь и должен отсюда улететь.

Во время отсутствия своего друга Морис Рембо повернет аэроплан на полкруга, так как он должен уехать в сторону кратера. Затем почистит и выровняет поверхность земли, как можно лучше, до самого откоса.

Наконец, согласно сигналу, данному ему из гостиницы Форстером, лишь только ему станет известно, доставят ли им спирт или бензин, Морис разберет карбюратор или оставит в прежнем положении.

Они условились, что если с плантации могут доставить бензин, то развевающийся над гостиницей американский флаг, очень ясно различаемый на расстоянии, по крайней мере, двух миль, будет спущен до половины мачты. Если же можно получить только спирт, то флаг будет совершенно спущен. И, сердечно попрощавшись, оба друга расстались.

Стоя на краю пропасти, Морис Рембо видел, как неустрашимый американец спускался по узкой тропинке в трещине, ведущей в глубину кратера. Он следил за ним, когда он цеплялся по извилинам, скользил и быстро пробирался к скале. Он казался в ту минуту совсем маленьким, когда, прыгая через расселины, огибая потоки еле успевшей остыть лавы, направлялся к обнаженным пустошам.

Вот он около Галемаумау!

Арчибальд Форстер осторожно и на почтительном расстоянии обходит колодезь, наполненный лавой.

Наконец он дошел до тропинки туристов и исчез среди синеватых облаков серных испарений, непрерывно поднимавшихся от земли к небу, точно вечно угрожая извержением.

Стоя на самом высоком берегу кратера, инженер увидел спускающиеся к морю изборожденные лавой откосы и длинную полосу скалистого берега, оканчивающуюся у вершины Капоко.

В предусмотрительно оставленный ему другом бинокль он разглядел большой миноносец, крейсировавший в нескольких сотнях ярдов, вблизи маяка, без сомнения, для обмена сигналами с его караулом. Затем он видел, как миноносец приблизился к берегу, описал полукруг и исчез за незаметным валом вулкана.

Предположение, что это судно послано в погоню за ними, получило теперь еще большее подтверждение у инженера, и, несмотря на начинавшую овладевать им крайнюю усталость, он поторопился подготовить свой аэроплан для полета. Он заставил его без особенных усилий сделать полкруга на своих полозьях и во время этой операции убедился, что при проезде над Гонолулу в «Кэтсберд» попали три пули: одна позади – поцарапала ящик с инструментами, а две пробили левое крыло. Таким образом могло легко случиться, что пуля попала бы в одного из авиаторов. Убедившись в этом, инженер пожалел, что не укрепил под сиденьями стальной лист в шесть-восемь миллиметров толщины, который служил бы щитом от вертикальных выстрелов. Очистив затем почву перед аэропланом и запрягшись в веревку от тяги, ему удалось подтянуть «Кэтсберд» на 20 метров по направлению к кратеру и вывезти его на гладкую и наклонную площадку, высмотренную им раньше. С этого места аэроплан может пробежать до 40 метров, прежде чем очутится в пропасти. Это более чем нужно для того, чтобы быть уверенным в удачном подъеме.

Когда эта работа была закончена, молодой француз поднял глаза к гостинице и не увидел там больше американского флага. Следовательно, лейтенант Форстер уже добрался до нее и успел телефонировать на плантацию. Ответ был ясен: сюда пришлют спирт. Морис Рембо предпочел бы продолжать путь с бензином, так как никогда нельзя быть уверенным в степени очистки спирта, и образующаяся от него вода, сгущаясь на свече во время отъезда, часто вызывает перебои мотора.