— Опять?

— Что — опять?

— Ты уже собственным глазам не веришь?

— Верю, но я не думаю, что это будет большое здание. Если бы они собирались строить многоэтажку, то сначала вырыли бы котлован, заложили фундамент…

— Все будет.

— Непохоже, чтобы они собирались копать. Нужен экскаватор, потом забивают такие здоровенные штуки… А там пока ничего, кроме колышка, нет.

— Сам же говоришь — пока.

— Это может быть и какое-нибудь пустячное строение, например, киоск.

— Киоск? За магазином? Не смеши меня. И посмотри, сколько там вокруг еще места.

— Мда, может быть, ты права, но я оговорился. Я имел в виду не киоск, а такую… конуру, знаешь, откуда провода лезут… А, вспомнил! Это называется трансформаторной будкой.

— Не думаю. Слишком много рабочих, не меньше двадцати человек. А если бы речь шла о трансформаторе, обошлись бы двумя-тремя… Смотри, еще одна машина едет.

— Ничего, скоро мы все узнаем… Ну, что будем делать сегодня? Подождешь звонка или пойдем погуляем?

— И то и другое.

— Как это?

— Подождем, пока она позвонит, а потом погуляем.

— Как бы книжный не закрылся… я бы хотел заглянуть.

— Заглянешь после обеда.

— И то верно… Еще кофе?

— А разве есть?

— Для тебя — да.

— Мерси еще раз.

— Хватит?

— А тебе?

— Пей, пей ты.

— Нет, дорогой. Держи чашку, я тебе отолью.

— Стема…

— Не спорь. Дай сюда чашку… вот так.

— Но тебе же ничего не осталось.

— Поровну.

— Хорошо. Впредь я буду иногда готовить холодный кофе.

— Знаешь, мне что-то есть захотелось.

— Я же предлагал тебе сухарик.

— После холодного кофе у меня всегда волчий аппетит.

— Я давно заметил. Вот и думал, что сухарик…

— Сухарик… дал бы лучше бутерброд.

— Свинина очень жирная.

— Ничего… нет, ты прав дай лучше печенюшку. Для мяса еще слишком рано… и я чувствую, что толстею.

— По тебе не скажешь.

— Ты-то не скажешь, но я чувствую.

— Это у тебя очередной идефикс.

— Вот что: мы в городе зайдем в кафе и поедим плотнее… Дотерпишь?

— Я-то — да, а вот ты…

— Надеюсь, Мия не заставит нас ждать уж слишком долго.

— Должен заметить, что эти ваши перезвоны мне смешны. Вы как на службу ходите.

— Ничего смешного не вижу.

— Я не в том смысле, но иногда мне кажется, что ты слишком зависишь от Мии и Греты.

— Грета звонит каждый день.

— Вот именно. Могла бы и пореже.

— Но они мои подруги.

— Еще бы, еще бы… А не зайти ли нам в театр?

— Узнаем, как там и что… Да?

— Вообще интересно, что у них делается после статьи.

— Вот послушаем, что скажут Мия и Грета. Грета еще не звонила.

— Это было бы слишком… сейчас только девять.

— Ах, вот как? Тогда встаю… возьми чашку… мерси.

7

— Стема, вынужден тебя огорчить.

— Что там стряслось?.. Где ты, Дим?

— В твоей комнате, у окна.

— Сейчас приду, только молоко поставлю на огонь… Ну, что у нас новенького?

— Я же сказал: придется тебя огорчить.

— А в чем дело?

— Не двигается работа на твоей стройке.

— Ага, значит, ты тоже туда посматриваешь… Любопытство заедает?

— Так… я случайно.

— Все на свете случайно. Случайно я заметила, что появилась машина, случайно увидела, как забили колышек, и так же случайно начала поглядывать туда все чаще.

— Но там ничего не изменилось, видишь?

— Вижу. С тех пор как привезли эти несколько машин котельца, никто больше не показывался ни вчера, ни позавчера.

— Вчера и позавчера я не смотрел, а сегодня… Вывалили камень — и все. На стройках так часто бывает: начнут и бросят.

— Надеюсь, здесь такого не случится. Раз уж привезли камень… Ты знаешь новый дом возле стадиона?

— Шестнадцатиэтажный?

— Остальные все старые.

— Ну?

— Можешь мне сказать, когда его построили?

— Вроде в прошлом году.

— Но сам ты там был?

— А чего мне там искать?

— Вот. А его возвели за одну зиму. Так и здесь будет. Если бы только знать, что́ именно они задумали строить…

— Не помешало бы столовую… кафе далеко.

— Ты тоже об этом подумал?

— Понимаешь, мы-то с тобой обедаем дома, но ведь есть люди, которым просто некогда готовить. А когда еще и поесть негде — это просто бедствие.

— А нам разве плохо было бы? Не всегда охота возиться с кастрюлями, а тут — перейди дорогу и ешь на здоровье. Но, может быть, это и не столовая: слишком далеко от центра, кто сюда пойдет обедать? Скорее — магазин.

— А как же наш промтоварный? Он, правда, маленький, но…

— Устарел. Приходится нагибаться, когда входишь. Ты там давно был?

— Уже не помню.

— Я — месяц назад. Боже, какое убожество! Темно, сыро, грязно… там даже новые вещи кажутся ношеными.

— Нет, не скажи, и от такого магазина есть польза. Раз в год зайдешь купить спичек, и то… Все-таки не в центр тащиться. А представь себе вместо магазина рабочее общежитие…

— Упаси боже… лучше уж магазин. Может, и товары появятся.

— Но мы увлеклись, моя радость. Пока что там просто пустырь, и зря я с тобой тут ошиваюсь…

— Мне не нравится это слово.

— Но оно же из пьесы…

— Прошу тебя… оно так вульгарно.

— Я, собственно, хотел сказать, что зря трачу время у окна. Не было никаких проблем, а теперь сразу сотня: будут ли строить? когда? что?

— Ничего, узнаем и успокоимся… да мы тут и не… ошиваемся.

— Прости, дорогая, но ты именно это и делаешь.

— Я мельком…

— Да и я хорош гусь… Ты два дня молчала, так я сам начал посматривать, что да как.

— Увы, ничего.

— Потому-то я тебя и позвал.

— А теперь придется мне тебя огорчить.

— Давай.

— Оденься, соберись, потом скажу.

— Говори что хочешь, я с места не сдвинусь. И имей в виду, что за фруктами стоять не буду: в такую жару очереди не для меня. К вечеру — пожалуйста.

— При чем тут фрукты! Неужели ты ничего не чувствуешь?

— Горит что-нибудь?

— Дышать нельзя от этого запаха. Как ты полагаешь, сколько часов должна кипеть одна маленькая джезва?

— Кофе?! Что ж ты, не могла выключить?

— Ты хотел огорчить меня, а выходит — я тебя огорчаю…

— А без кофе один раз нельзя?

— Ни в коем случае.

— Стема, если я опять увижу, что ты уставилась в окно… Почему я должен из-за тебя ни свет ни заря топать куда-то?

— Купишь пару пирожных.

— А еще что? Подумай хорошенько, чтобы потом не ворчать.

— Если будешь тянуть, я обязательно еще что-нибудь вспомню… вот, кстати, подсолнечное масло кончается.

— Это значит, придется выстоять несколько очередей: отдельно за кофе, отдельно за пирожными, отдельно за маслом… А еще за чем?

— О господи! Еще — за молоком.

— Ага, и у тебя молоко сбежало!

— Долго ты будешь собираться?

— А деньги ты мне дала?

— Кошелек у тебя.

— Здравствуйте, я ваша тетя! А кто вчера считал деньги?

— Ах да, вот он, на холодильнике.

— Проветри здесь, пока я приду: этот букет запахов слишком ярок — молоко, кофе, газ…

— Еще издеваешься…

— Ну что ты! Я никогда не смешиваю свою глупость с чужой.

— Иди, иди… Вернешься — поцелую!

8

— Если бы они уже начали строить, у нас было бы одной заботой меньше…

— Стема, дорогая… с тех пор как забили этот колышек, ты ведешь себя как двадцать шесть лет назад, перед первой премьерой.

— А как я вела себя двадцать шесть лет назад?

— Не помнишь?

— Премьеру помню, а как вела себя — нет.

— Жаль…

— По-моему, ничего из ряда вон выходящего не было.

— Это тебе так кажется. Ты спроси тех, кто помнит.

— Не делай из меня дурочку: я ею не была и не буду. Мне просто интересно, что там собираются строить. Не понимаю, какую связь ты видишь…

— Это было очень смешно. Припомни тот день двадцать шесть лет назад. Вечером должна была состояться премьера, первая профессиональная премьера в твоей жизни…