— Это он тебя сбил с пути, — говорит Кирикэ Аристелу. — Он во всем виноват, отступник!

— Никто не виноват, — отрицательно качает головой Аристел. — Время такое… Давайте лучше прощаться.

Жалобно заиграла скрипка Илие. Ударил барабан Кирикэ.

Аристел в кузове машины вскинул к небу тромбон. Удаляется машина.

Но звучит еще над селом старинный «хангул» — мелодия, неразрывно связанная в сознании друзей со старой фотографией.

Наконец и она смолкла.

— Ну, теперь куда? — Кирикэ печально смотрит в глаза Илие.

Тот не отвечает.

Большой оркестр перед Домом культуры играет туш…

Посреди дороги возится со своим мотороллером Филимон.

С двух сторон, прячась за деревьями, подкрадываются к нему с веревками Скридонаш и Маргиола.

Филимон, чуя опасность, озирается по сторонам.

— Вы что тут делаете? — негромко спрашивает Илие Скридонаша.

— Тсс…

— Ага, — соображает Кирикэ. — Все ясно. Хочешь, мы его сцапаем?

Скридонаш кивает.

— Но с условием… мы будем играть на свадьбе.

Скридонаш кивает трижды.

В воздух взвивается петля — это Маргиола улучила наконец подходящий момент. Веревка охватывает плечи Филимона.

— Не хочу! — плачет паренек. — Не хочу жениться!

Маргиола не обращает внимания на его крики, тянет на аркане к себе:

— Филимон, Филимончик, не бойся…

Веревка натянута — вот-вот лопнет.

— Не хочу, не хочу!

— Не бойся, — уговаривает Маргиола. — Все будет хорошо и совсем не больно…

Рраз! Кирикэ перерезает веревку.

Филимон падает, тут же вскакивает и удирает, удирает без оглядки.

— Что ты наделал? — кричит Илие. — Ведь нас уже пригласили!

— Нет, — Кирикэ складывает нож. — Не хочу я играть на такой свадьбе. Не хочу…

Друзья уныло бредут по дороге.

— Послушай, — говорит вдруг Илие, — а почему это Фрэсына дома сидит? Почему она не в поле?

— Может, заболела?

— Ну да, как же… на ней пахать можно. Вон… в погреб с кувшином полезла. Давай-ка споем ей…

— А что! — Кирикэ азартно стучит в барабан. — Давай! — И, лукаво поглядев в глаза Илие, добавляет: — Авось и нас за это от работы освободят…

Музыканты подходят к воротам Фрэсыны. Она, здоровенная бабища, сидит на завалинке и лузгает семечки.

Кирикэ запевает:

Ах, Фрэсына, ах, Фрэсына,

Богова коровушка,

На работу не выходит

До заката солнышка!

— Бесстыдники! Председателю на вас пожалуюсь! — вскакивает Фрэсына.

— Ах вот ты как заговорила! — отзывается Илие. — Получай!

Как у нас, у нас в колхозе

Лошадь лестницу грызет,

А корова с ридикюлем

К председателю идет!

— Боже мой, что делается! — Фрэсына убегает за дом, а через минуту с тяпкой на плечо уже мчится в поле.

— Здорово получается, — Кирикэ доволен. — Пошли дальше, хоть к Михалаке. Он тоже всегда дома сидит.

— Сегодня вроде поплелся на работу…

— А давай проверим! Вот, кстати, и Каталина бежит!..

Все трое — у ворот Михалаке.

Кирикэ и Илие играют, а Каталина поет:

Михалаке наш — теленок,

Кучерявый, как баран,

На работушку ленивый —

Только ходит по дворам.

Кирикэ подхватывает невпопад:

Был бы я гвоздем в стене,

Все бы вешались на мне…

Двери и окна дома остаются закрытыми.

— Никого, — говорит Илие.

— Давай-давай! — подбадривает Кирикэ.

— Да я про лодырей больше не знаю…

— Пой что знаешь!

Как мне милый изменил,

Я упала перед ним,

Я упала и сказала:

— Толстопузый ты налим! —

это Каталина.

Одно из окон внезапно распахивается, и оттуда вываливаются полуодетые мужчина и женщина. Прикрывая лица, убегают.

— Вы поняли? — радуется Илие. — Вот мы и при деле! Теперь каждый день играть будем. Прямо с утра начинать надо, председатель только спасибо скажет. Жалко, Аристел уехал — то-то бы повеселились… Ой, неужели Фрэсына таки нажаловалась?

Скрип-скрип-скрип! К музыкантам приближается участковый милиционер, а за ним…

— Филя… — просительно произносит Кирикэ.

— Я вам не Филя.

— А кто же?

— Товарищ лейтенант… младший.

— Товарищ лейтенант Филя! От нас же никакого вреда, кроме пользы! Председатель сам сказал: играйте на здоровье ваш фольклор, только без матюгов. Вот мы и выкуриваем лодырей в поле…

— Все?

— Все…

— А вот товарищ считает, что вы нарушаете.

— Да, они нарушают! — капризно выкрикивает дирижер большого оркестра. — Срывают мои репетиции, срывают подготовку к фестивалю! День, ночь — только их и слышно!

Все эти обвинения дирижер выкрикивает издали, боясь приблизиться. Поэтому милиционер вкратце переводит:

— Вот так-то.

— Да, но ведь мы тоже музыканты… народные!

— Да? — Милиционер поворачивается к дирижеру: — Они говорят, что они народные.

— Неправда! Народ их не хочет!

— Народ вас не хочет, — как эхо, повторяет милиционер.

— А мой оркестр защищает честь села! — давит дирижер.

— Честь села… да! — повторяет милиционер и поднимает руку к козырьку.

Нашим героям остается только апеллировать к высшей власти. Они включают рацию и взывают наперебой:

— Товарищ председатель!

— Товарищ председатель!

Помехи… помехи…

— Товарищ председатель! Мы же не птицы небесные!

Опять помехи… потом — неожиданно внятный голос:

«Птицы небесные тоже должны служить народу!»

Лесная поляна.

На ней расположились в позе охотников с картины художника Перова два гражданина с блокнотом и магнитофоном. Они записывают звуки, издаваемые местной орнитофауной, а по-простому — птичками.

Из кустов доносится настоящий птичий хор.

— Не понимаю, откуда здесь в лесу жаворонки?.. — задумчиво говорит один из граждан, делая пометки в блокноте.

— Расплодились! — равнодушно отвечает другой, которому, видно, давно осточертели все птички на свете.

— Пиши, пиши… Слышишь, перепелка!

— Нехай перепелка.

— А вот кукушка!

— Годы считает.

— Знаешь, если судить по кукушкам, я долго не протяну, — говорит гражданин с блокнотом. — Больше десяти раз никогда не насчитывал.

Илие в гуще кустов подталкивает Кирикэ локтем: слыхал? Тот кивает: дескать, понял. И кукует, кукует, кукует бесконечно:

— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..

Перебегая от дерева к дереву, наши музыканты старательно изображают всевозможных птиц.

А гражданин с блокнотом, очень довольный, выключает магнитофон.

— Достаточно! Половину бы прожить!.. Ну что же, в этом хозяйстве дело охраны природы поставлено на широкую ногу. Смотри: жаворонков — триста пять, перепелок — сто семьдесят два, соловьев — двести четыре, ворон — несчетно, воробьев — как в Китае, а дятлов, правда, только шесть…

— Нехай…

Илие за кустами стучит смычком по скрипке.

— Седьмой!.. — новая галочка в блокноте.

— А-апчхи! — Кирикэ нечаянно чихнул.

— А это что за птица? — переглядываются ученые товарищи.

— Нет, — говорит в кустах Илие, — я хочу петь, а не куковать, играть, а не чирикать…

— Так ведь обнадежил председатель…