— Поднимай выше…

— Тяжело в учении — легко в бою, — зудит командир. — Ладно, отдышитесь… Можете сесть.

Вся троица садится. Командир закладывает руки за спину и орлом смотрит куда-то вдаль.

— Видите вон ту скирду на холме?

— Туда я не добегу! — пугается Кирикэ.

— Прикажут — добежите, — успокаивает его командир. — Отставить разговорчики… Все видят?

— Все, — отвечают хором музыканты.

— Теперь представьте себе, что она горит. Представили?

— И сгорит себе, куда денется… — Кирикэ ложится навзничь на траву: он даже сидеть не в силах.

Командир пронзает его взглядом.

— А теперь представьте, что это не скирда, а жилой дом. Что вы предпримете? Причем возгорание произошло на чердаке.

— Ясно, что тушить будем, — нерешительно говорит Аристел.

— А если у вас нет лестницы?

— Позовем кого-нибудь из села, — догадывается Кирикэ, — чтобы принесли…

— А если позвать некого?

Кирикэ испуганно садится:

— А что же делать?

— Ну, заберемся друг другу на плечи, — сердится Аристел, — что же тут непонятного?

— Заберемся друг другу на плечи, — повторяет Кирикэ и со страхом смотрит в рот суровому командиру: что тот еще придумает?

— Ладно, допустим, что забрались, а вот все равно не достаете до чердака, что тогда?

Кирикэ ошарашенно моргает.

Илие и Аристел переглядываются, пожимают плечами.

— Вот так, товарищи бойцы. Плохо соображаете, — заключает командир. — Придется вам еще побегать.

Бежит Кирикэ. Бежит Аристел. Бежит Илие.

Взят водный рубеж — та самая лужа.

Взята деревянная стенка.

Кирикэ спотыкается, летит наземь… медный шлем катится в сторону.

И вдруг они исчезают. Только что бежали — и разом исчезли. Как сквозь землю провалились.

— Ау-у! — кричит командир. — Где вы?

А они спрятались за деревянным щитом и обедают тем, что принесла им Каталина. Развернута скатерка, на ней — миска, вилки, стакан, кувшин с вином.

— Муж совсем взбеленился, — жалуется друзьям Каталина. — А что, если сейчас немножко перепроектировать?

— И не надейся!

— Запе-вай! — появляется из-за стенки командир.

Три танкиста, три веселых друга

Экипаж машины боевой…

По главной улице села строевым шагом, в полной выкладке, с командиром впереди, маршируют Кирикэ, Аристел и Илие. Сзади тащится телега с пожарной помпой.

Бравые наши герои поют:

Ты не плачь, не плачь, моя Маруся!

Я морскому делу научуся.

И не надо плакать и рыдать,

                                            эх!

Меня часто вспоминать!

К воротам и заборам выходят люди. Рядом с пожарниками маршируют мальчишки. Вырвался шарик из рук деда Хулудца, посапывающего на лавке, и присоединился к славным пожарным. Только теперь он уже не голубой, а оранжевый.

Жена и дети Аристела догоняют процессию.

— Аристел! — волнуется жена. — Что с тобой? Куда тебя!

— В армию! — шутит кто-то.

Это еще больше пугает бедную женщину.

— А я?! А мы?!

— На месте — шагом марш! — командует главный пожарник.

Ты, моряк, уходишь в сине море,

Оставляешь меня в горе.

А я буду плакать и рыдать,

                                         эх!

Тебя часто вспоминать!

Навстречу честно́й компании бежит уже знакомая нам женщина в белом халате — медсестра Дада.

…Сельский пруд.

«Алло, алло! — беспокоится рация. — Как там насчет рыбы?»

Илие стоит на берегу с двумя удочками.

Аристел то и дело ныряет, пытаясь поймать рыбу руками.

Кирикэ заплыл на середину пруда верхом на лошади и погружает в воду сеть на длинной жерди — так называемую «хватку».

Командир-пожарник расхаживает по берегу под руку с Дадой. Он — в плавках, она — в купальнике. Оба увлеченно беседуют.

— Да что вы говорите? — удивляется он.

— Представьте себе! — настаивает она. — В Париже! Вместе с трактором!

— Что ж он, так и ездит на нем по всем ихним авеню?

— Не знаю… говорят, там левостороннее движение.

— Левее, левее ныряй! — командир отвлекается от интересного разговора и дает указания Аристелу.

— Сам ныряй! — огрызается шепотом Аристел. — Поймал что-нибудь, Кирикэ?

— А ты?

— Ничего, до вечера еще есть время, — утешает обоих Илие.

— И что за женщина! — возмущается Кирикэ, вытягивая из воды пустую «хватку». — Двенадцать детей родила, а тринадцатого без рыбы не может…

— Откуда здесь взяться рыбе! — жалуется Аристел, отдуваясь. — Здесь по вечерам больше тракторов купается, чем людей… Слушайте, у меня идея! Что, если взять селедку да отмочить ее хорошенько?..

— Идея прекрасная, — саркастически замечает Кирикэ, — только где ты возьмешь селедку?

— И то правда…

— Постойте, не она ли это орет? — Кирикэ поднимает голову.

— Это ее муж орет, — сообщает Илие. — Вон он, бежит сюда! Прямо из Парижа…

И верно: по дороге очертя голову несется мужик в ярком полосатом костюме. Типичный парижанин.

— Девка! Опять девка! — в отчаянии кричит мужик и, не останавливаясь, бросается в пруд.

— Утопиться хочет, дурак! — комментирует Илие.

— Ничего, сейчас я его подцеплю… — Кирикэ направляет лошадь к тому месту, где исчез под водой несчастный отец тринадцати девочек.

— Аристел! — командует пожарник с берега. — Чему я вас учил! Ныряйте!

— Се ля ви! — шепчет Дада.

К счастью, «утопленник» появляется на поверхности воды и торжествующе кричит что-то неразборчивое. В руках у него — огромный зеркальный карп килограммов этак на шесть.

Дада восхищенно всплескивает руками:

— Вот что такое настоящая любовь!..

Большой оркестр перед Домом культуры блещет медью начищенных труб. Двадцать два музыканта в шикарных костюмах под управлением гордого дирижера наяривают туш. Опять и опять.

Управления стоит телега. Рядом с ней — насквозь мокрые Кирикэ, Аристел и Илие. С нескрываемой завистью смотрят они на оркестрантов.

— Нет, так не пойдет! — взрывается Кирикэ.

Он яростно стучит барабанной колотушкой в створ ближайших ворот.

В калитке появляется хозяин:

— Что случилось?

Аристел отодвигает Кирикэ в сторону.

— Здравствуй, Григоре, как поживаешь? — И не дожидаясь ответа: — Скажи, у тебя ничего не намечается в ближайшие дни? Крестины или, скажем, другая какая радость?

— А что, опять вас на работу гонят?

— Да разве мы против работы? Пожалуйста!.. Но хоть бы раз в неделю, раз в месяц поиграть! Нельзя, чтобы песни не звучали! Они умирают, когда их не поют… Мы уже не молоды, скоро конец, но вот песни… душу отвести бы!

— Ну, если душу… — задумывается Григоре. — Тогда собирайтесь и играйте по ночам.

— «По ночам»! — сердится Илие. — Да ты же первый пойдешь жаловаться в сельсовет, что тебе спать не дают! Не понимаешь ты нас…

— И не поймет, — заключает Аристел. — Нет, по ночам, тайком — это не выход. Песне нужен праздник — вот что я вам скажу!

А Кирикэ уже стучит в другие ворота, заглядывает внутрь и тут же испуганно бежит прочь. Из калитки с лаем выскакивает огромная собака, та самая, с которой он и Илие утром так благополучно избежали встречи.

Музыкантов как ветром сдувает.

Но Кирикэ упрям. Вот он опять поднял колотушку…

— Погоди! — останавливает его Аристел. — Это же твой собственный дом.

— Ну и что? — звереет барабанщик. — Уже и постучать нельзя?!

И стучит.