— Где он?! — из клубов пыли вырастает крестьянин с веревкой в руках.

— Кто? — спрашивает Аристел.

— Мой сын Филимон, — объясняет крестьянин. — Не проезжал он здесь?

— А-а. Туда укатил…

Крестьянин убегает.

— Папа, где ты? — доносится из рассеивающейся пыли нежный девичий голос.

Это дочь толстяка Грэкилэ, Ионица, та самая, о которой шла речь, пришла с ведром по воду. Она не такая уж маленькая, как утверждал ее отец, — нет, это прелестная юная девушка с матовым румянцем на щеках, длинноногая, стройная.

— Добрый день, дядя Аристел, — робко здоровается она.

— Дай бог тебе здоровья, Ионица, — отвечает Аристел, любовно оглядывая ее.

— Видишь, она совсем еще мала… — мокрый Грэкилэ с трудом выбирается из колодца.

Зардевшаяся Ионица от стеснительности здоровается снова:

— Добрый день, дядя Аристел.

— Здравствуй, здравствуй, красавица… Эх, ну как же не сыграть у нее на свадьбе?! — Аристел в азарте срывает шляпу с головы и хватает тромбон. — Постой, послушай: это еще твоей бабушке пели!..

Все кладут поклон невесте —

Братья с батюшкою вместе,

Вместе с батюшкою сестры,

И с цветами вместе — гости…

— Перестань, окаянный! — на пороге дома вырастает Тита, жена Грэкилэ. — Не забивай девчонке голову!.. А ты, Грэкилэ, нашел ключ?!

— Мм… — мнется Грэкилэ, не зная, что сказать.

— Тогда ныряй!

И снова шагает Аристел по улице, ведя в поводу лошадь с телегой.

Вдали — «Рио-Рита».

— А, вот ты где, — из-за угла выскакивает женщина в белом халате, медсестра. Впопыхах, раскинув руки, она становится посреди дороги. — Все село обегала!

— Тпррр! — Аристел останавливает лошадь. — Что случилось, Дада?

— Жена Потынгэ вот-вот родит!

— Пусть рожает на здоровье.

— Да, но она хочет свежей рыбки! Кричит: помру, если не поем!

— А почему ты мне говоришь? Скажи ее мужу.

— Так ведь он в этом… в Париже!

— В Париже?

— Ну да! Как передовик! Его вместе с трактором на выставку взяли.

— Допустим. А я при чем?

— Председатель сказал: найди фольклористов и пусть они наловят рыбки.

— Но он же послал нас спрямлять углы!

— Не знаю, ничего не знаю. Он сказал: у нас есть спасательная команда, вот пусть и спасают… И, кстати, он очень на вас сердит. Дирижер большого оркестра нажаловался, что вы мешаете ему готовиться к фестивалю…

— Да?.. — Аристел подходит к рации. — Товарищ председатель. Одно из двух: либо углы косить либо рыбку ловить…

В ответ — помехи.

— Поняла? — убедительно говорит Аристел. — Значит, будем косить. — Н-но!

Дада в растерянности…

Аристел подъезжает к воротам барабанщика Кирикэ. Жена Кирикэ выбивает ковры. Лицо ее раскраснелось, блузка расстегнута.

— Кха… — остановив лошадь, Аристел деликатно кашляет, но жена Кирикэ делает вид, что не замечает его.

Зато сам барабанщик моментально выглядывает из окна и тут же появляется на пороге.

— Привет! — невнятно говорит он, дожевывая бублик, и берет с завалинки барабан. — Куда едем?

— Нет, не выйдет! — внезапно взрывается его жена. Одной рукой она хватается за барабан, другой — достает с веревки форменный китель с орденами. — Не надейся смыться! Зря я, что ли, к отцу бегала?.. Надевай!

— Не надену! — сопротивляется Кирикэ. — Все знают, что я не воевал! Все! Куда я полезу без очереди?!

— Наденешь! — жена грозно надвигается на Кирикэ. — Уже все село запаслось помидорами на зиму…

— Не надену! — отбивается Кирикэ и, видя, что другого выхода не остается, применяет военную хитрость: бросается на шею жене и звонко целует ее прямо в губы.

Опешив от неожиданности, она роняет китель и невольно поднимает руки, чтобы обнять мужа, но он уже подхватил барабан и благополучно проскочил с ним через узкую калитку.

— Гони! — кричит он отчаянно, переваливаясь в телегу.

Аристел нахлестывает лошадь.

Отъехав на безопасное расстояние, Кирикэ облегченно вздыхает и неожиданно говорит, без всякой связи с предыдущими событиями:

— Я слышал, ему девяносто девять…

— Кому? — не понимает Аристел.

— Деду Хулудцу…

На лавочке у своих ворот дремлет старый-престарый дед Хулудец в ветхой бараньей шапке. Рядом с ним-узловатая палка, в руке — голубой воздушный шарик…

— На кой черт тебе сдался старик? — качает головой Аристел. — Ты знаешь, куда мы едем?

— Куда?

— Углы спрямлять!

— Углы? Мы ведь мостик еще не закончили. Ну, порядочки… — Кирикэ машет рукой и, тут же забыв, о чем говорил, кричит кому-то: — А ты, Григ, чего зенки вылупил?

Григ, их бывший приятель, стоит за оградой, смуглый, худенький — одни глаза… Внезапно он перепрыгивает через ограду, срывает с Аристела тромбон и дует, дует в него… Тромбон издает долгий тоскующий звук.

Аристел решительно отбирает инструмент у Грига.

— Ну дай, дай поиграть! — умоляет тот. — Душа горит! Не съем же я твой тромбон!

— Ага, пронюхал, что мы едем играть! — разыгрывает его Кирикэ. — А ведь не верил, что нас пригласят. А теперь — дудки! Без тебя обойдемся! Отойди, предатель!

Григ чуть не плачет. Кирикэ украдкой подмигивает Аристелу:

— Слушай, а может быть, все же возьмем его, а? Давай, Григ, беги за кларнетом!

— Сгорел его кларнет! — доносится со двора спокойный женский голос.

— Здравствуйте, дядя Аристел!..

Это Ионица, прелестная дочь толстяка Грэкилэ. Она идет в поле, на плече у нее тяпка. И платьице переменила — настоящий одуванчик!

От стеснительности она уже в третий раз здоровается сегодня с Аристелом.

— Добрый день, Ионица, — приветливо отзывается Аристел. — Скажи, а эту песню ты слыхала?

Тромбон выводит мелодию старинного молдавского романса, полную грусти и нежности. Тихо-тихо сопровождают ее легкие удары барабана. Григ хватает из телеги трубу и подхватывает мотив.

На глазах у него слезы.

— Ну как? — самодовольно спрашивает барабанщик девушку. — Слыхала ты что-нибудь подобное?

— Не слыхала, дядя Кирикэ, — краснеет Ионица.

— Ты вот что… — Кирикэ по-отечески обнимает ее за плечи, — Когда на тебя смотрит парень… ты не красней, хорошо?

— Хорошо, дядя Кирикэ.

— Ну, а если он тебя поманит пальцем… вот так… ты не робей, подойди к нему, ладно?

— Ладно, дядя Кирикэ.

— А если он уведет тебя в поле и пообещает подарить луну, ты не бойся, Ионица, договорились?

— Договорились, дядя Кирикэ, — отвечает она и смотрит на него своим чистым взором.

Кирикэ не выдерживает ее взгляда, кидается на Грига, выхватывает у него трубу и в ярости кричит Аристелу:

— А ты что смотришь? Где остальные? Где Илие? Где Каталина? Или они тоже дезертировали, как проклятый трубач?!

— По утрам они всегда ждали нас здесь… — Аристел показывает на большой камень у пруда, раскинувшегося невдалеке.

— Вот увидишь, мы одни останемся! — кричит Кирикэ и хочет сказать еще что-то, но…

С грохотом и воем несутся по берегу пруда «черные ангелы» — четырнадцать мотоциклистов в куртках и касках, с надвинутыми на глаза очками. Только на этот раз за спиной у каждого сидит по девушке — все как на подбор блондинки с развевающимися на ветру волосами.

А вот и пятнадцатый, уже знакомый нам, — на мотороллере. Он, как и прежде, помогает себе ногами, но и у него на сиденье девица — здоровенная, ширококостная, вся в веснушках. Это Маргиола.

Кирикэ хватает проезжающего мимо парня за ремешок транзистора. Мотороллер глохнет.

— А ты, сопляк, нашел с кого брать пример! Эти олухи целыми днями катают курортниц из дома отдыха, но ведь на то они и олухи! А у тебя отец…

— Ма-ма-а-а! — вдруг ревет парень совсем по-детски и, вырвавшись, удирает, бросив мотороллер с девушкой и оставив транзистор в руках Кирикэ.