— А с хлебом что же делать? — беспомощно спрашивает она.

Действительно, теперь у старика в одной руке миска, в другой — ложка. Хлеб держать опять нечем.

— Снова не слава богу! — бригадир возмущен бестолковостью стариков. — Ты, бабка, одной рукой держи косу, а другой — давай ему хлеб откусывать на ходу! И не отставай! Помни про честь бригады!

Бежит старый Григоре, кое-как хлебает борщ, кое-как откусывает хлеб… Они уже добрались до колодца, оставив позади добрый десяток домов.

— Перец! — вспоминает вдруг старик. Но не останавливается. Бежит дальше.

— Что ты сказал? — юбка мешает старухе, она едва поспевает за мужем.

— Перцу, говорю, дай! И соли!

Бабка, всплеснув руками, останавливается, смотрит назад, на бригадира, словно взывая к нему о помощи.

— Ничего, — утешает он старуху, — со временем привыкнешь! Сошьешь себе фартук с карманчиками: в одном — соль, в другом — перец, и так далее! А теперь пусть он себе бежит дальше, а ты смотайся за перцем и солью. Только, чур, догоняй!

Старуха поворачивает обратно, а дед бежит вперед, вперед. Дороги расходятся перед ним, как рельсы на стрелках. Он доедает последнюю ложку и машинально поворачивает голову за хлебом, но бабки рядом нет, и миска пуста… кончился борщ! С досады дед лихо швыряет миску через ограду в чей-то двор. Ложка летит в другую сторону Так! Нечего церемониться! Речь идет о чести бригады!

— Давай, бабка, давай! — подбадривает старик старуху, которая изо всех сил пытается его догнать. — Давай косу!

Он уже завидел конец дистанции и протягивает руку за орудием производства, но смешавшаяся бабка нечаянно по дает ему перечницу.

— Косу, я сказал!

Она отдает косу.

Как оглашенный летит старик по полям…

Добежал. Косит.

А по дороге снова идет к нему бригадир. Не спеша идет, ни шатко ни валко. Подходит смотрит, качает головой и вдруг кричит:

— Стой, дед! Так не пойдет! Ты что делаешь?

— То есть в каком смысле?.. Кошу.

— Разве так косят?

— А как же?

— Разве это рядок, разве это полоса? Здесь выступ, там впадина… За комбайном стерня тянется ровная, чистая а за тобой… смотреть противно! Видать не все твои помыслы и устремления направлены на уборку! Видать, о чем то еще думаешь, пока косишь!

— По правде говоря, пить хочется…

— А знаешь ли ты, что алкоголь — яд? Что капля никотина убивает лошадь?!

— Да я не в том смысле… я бы водички!

— Старик! Водички здесь нет, и мы не можем ждать милостей от природы. Попьешь вечером! Люди-то работают, а не пьют! Вон шумины кишат… тьфу! Я хотел сказать: машины шумят! Красота!

— Так ведь и я тоже с утра без перерыва кошу.

— Косишь… Но как? Зря только силы расходуешь! По максимуму! А толку минимум!

Старик обижается:

— Максимум там или минимум — это я не понимаю, товарищ бригадир. Кошу, как меня покойный отец учил, а его — дед, а деда — прадед!

— Вот именно! Дедовская технология! Допотопные методы! Неэффективное вложение физических ресурсов! И это именно сейчас, когда мы горим!

Бригадир заходит спереди и становится прямо перед дедом:

— Давай коси дальше, а я посмотрю и все объясню, что от тебя требуется на текущий момент. Если ты, конечно, и впрямь дорожишь честью бригады… Ну, поехали!

Старик ожесточенно замахивается косой. Бригадир испуганно подпрыгивает.

— Эй, полегче!.. Ну, теперь видишь? Пока ты ведешь косу справа налево, совершается полезная работа. А когда слева направо?.. Дошло, нет?

Не дошло. Старик озадаченно смотрит на косу, на свои руки, на бригадира, и движения у него вконец разлаживаются. Непонятно… справа налево, слева направо… Он ведь не левша, всю жизнь так косил!

— Добрый человек, ты скажи попросту: чего хочешь? — дед чуть не плачет.

— Ну-ка поднатужься! Когда ты ведешь косу справа налево, что происходит?

— А что происходит?

— Это я тебя спрашиваю!

— А-а… ничего. Пшеница падает.

— Точно. Когда ты ведешь косу справа налево, падает пшеница, то есть достигается конечная цель производственного процесса косьбы. А когда обратно — слева направо? Что происходит тогда?

— А ничего… Что должно происходить? Ничего.

— Вот именно! Когда коса идет обратно, не происходит ничего, не рождается ни одна единица продукции, и, следовательно, сила растрачивается впустую! И это сейчас, когда первое место почти у нас в руках! Такой человек, как ты, должен давать вдвое больше, чем даешь! Опыт, помноженный на знания, понятно? Срок уборки подходит к концу! Когда же ты наконец всерьез возьмешься за работу?

— Так а что еще я должен делать?

— Удвоить производительность своего косильного агрегата!

— Это как? — старик ошалело таращится на бригадира: он еще в жизни ничего подобного не слыхал. — Это как?

— Так!

— Я хочу спросить: как это сделать?

— А вот это я тебе скажу! На то я и бригадир, а ты — простой колхозник. Все очень просто. Надо привязать к твоей косе второе косовище. Для того-то я и пришел… Вот… это сюда, а это сюда… Готово! Смотри, теперь на косе два лезвия, направленные в противоположные стороны. С этой минуты ни одно твое движение не будет пропадать зря, ни справа налево, ни слева направо. При минимуме издержек — максимум продукции!.. Давай, дед, вперед! Смотри, куда бригада ушла!

— Не получается! — дед втыкает косу в землю. — Слишком тяжело. Плечи не держат.

— Верю, старик, верю! А мне, думаешь, было легко, пока я своим умом дошел до этой рационализации? Имей в виду, если мы сорвем сроки уборки, то исключительно из-за тебя. Или ты, может, не хочешь, чтобы наша бригада была первой в колхозе?

— Хочу…

— А колхоз — первым в районе?

— Хочу…

— А район — первым в республике?

— Хочу-у…

— Тогда вперед! Давай-давай! Не стой! Мне еще в бригаду бежать…

Машет косой старик. Запинается, но машет. Справа налево — рраз! Слева направо — рраз! Пылища за ним стоит, как за двумя комбайнами сразу… А бригадир снова с криком бежит через покос:

— Стой, старик, стой! Что делаешь, а?

— Опять не так? — удивляется Григоре, втайне радуясь передышке. — Кошу, как вы сказали — туды и сюды, и в хвост и в гриву…

— Это все правильно. Теперь можно надеяться, что со сроками ты нас не подведешь. Они там управятся на большом массиве, а ты — на малом. Но меня, старик, другое тревожит: колоски за тобой остаются.

— Колоски? — дед оглядывается.

И правда, кое-где на пожне виднеются одинокие колоски.

— Так их немножко!

— А если проверка нагрянет? Народные контролеры! Что они скажут? Убрать, скажут, убрали, а колоски остались… И не видать нам тогда первого места, как своих ушей! Чем же наша бригада перед тобой провинилась, а, старик? Без ножа ты меня режешь!

— Так, может быть, конные грабли пустим?

— Ты совсем из ума выжил, а? Откуда в колхозе кони, скажи на милость? Я и забыл, как они выглядят! Смутно помнится: что-то среднее между свиньей и коровой. Был, говорят, когда-то какой-то одер, да подарили его городским школьникам, чтоб и они знали, какие такие бывают кони.

Коль скоро зашла речь о школьниках, старика внезапно осеняет:

— А если ребятишек поставить, чтобы колоски собрали?

— Ребятишек? Во-первых, все они уже работают на большом массиве, а во-вторых, признайся: разве тебе не было бы стыдно торчать здесь с косой перед будущим поколением? Этакий, знаешь ли, символ проклятого прошлого. Ты ведь у нас как косарь ни по какой ведомости не проходишь — все техника да техника.

— Ну, тогда не знаю…

— Подумай, каким тебе видится оптимальный выход?

— Какой?

— Опти-маль-ный!

— И каким же?

— Не знаешь?

— Не знаю.

— Так я тебе скажу. На то я и бригадир, а ты — рядовой колхозник. Мы вот что сделаем: мы к тебе сзади припряжем грабли. Вот так — раз-два!

Смотрит Григоре себе на спину и просто-таки глазам не верит: не старик, а траулер!

— Во-от, — тянет бригадир, очень довольный своим изобретением. — Теперь совсем другое дело: сам косишь и сам за собой колоски сгребаешь. Можешь, старик, работать со спокойной душой — уборка будет завершена качественно и в срок. Комар носа не подточит! Вперед!