— Так ведь делянка-то трудная — крутая да бугристая! Вы бы мне подбросили пару человек, а? Мы бы живо справились… Там не так много, как несподручно: я две косы сломал!
— Нет у меня людей, ясно? Все заняты! Ни людей, ни машин, ни жаток, ни жнеек, а комбайны, сам знаешь, туда не пройдут. Кочкарник — только вручную!
— Ах ты, господи! Да будь она проклята, эта балка!..
— Уж насчет балки не знаю, скажу только так: вся бригада на полях успешно борется за что положено, а ты на своем малом массиве тянешь ее назад, пятнаешь лицо коллектива!
— Да что ж я могу, товарищ бригадир? Работаю сверх возможности! Неужели, кроме меня, в целом селе никто не может управляться с косой?
— За село не отвечаю, а в бригаде таких людей больше нет. Из других же бригад мне людей не дадут.
— Что ж тогда делать?
— А вот это скажу. На то я и бригадир, а ты рядовой колхозник. У меня, может, всю ночь душа за тебя болела. Но я допер! Ты, дед, массу времени теряешь зря, вот какая фиговина! Вместо того чтобы в минимум времени давать максимум продукции, ты в максимум времени даешь… что?
— Что?
— Минимум продукции — вот что! Ишь разморгался! Скажешь, я неправду говорю? Скажешь, бригадир врет?
— Упаси боже! Только я не шибко грамотный, не все понимаю. Но вы мне только скажите, что делать, а я уж постараюсь!
— Скажу, старик, скажу, только не торопи, не лезь поперед батьки в пекло. Главное — это чтобы ты не терял ни одной минуточки, ни вот столечко… — и бригадир показывает старику свой корявый ноготь. — Все твои мысли должны быть устремлены исключительно на уборку порученного тебе участка. Вот скажи, к примеру: что ты сейчас собираешься делать?
— В эту минуту?
— В эту самую!
— Ну… — старик опасливо поглядывает то на бригадира, то на штаны, которые он так и не успел надеть. — Если позволите, оденусь…
— Я-то позволю, но как ты оденешься, вот в чем вопрос! Начинай, а я прохронометрирую! Сейчас сам убедишься, сколько у тебя времени уходит впустую, — бригадир смотрит на часы. — Ну, поехали! Люди уже давно в поле! Слышишь, комбайны запели свою утреннюю песню: у-у-у!.. Начали!
Старик ничегошеньки не понимает.
— Давай, давай облачайся, а я засеку, сколько ты тратишь на одно одевание!
— Прямо сейчас?
— Ну да!
— Здесь, перед вами?
— А кого стесняться?.. Начинай, я считаю до трех. Раз…
— Вот горе-то…
Глаза старика косятся на бригадировы часы, а ноги никак не пролезут в брюки, и это понятно: он сунул в одну штанину сразу две ноги. Шатается старик, падает.
— Давай-давай! — подгоняет бригадир.
— Счас-счас… вот горе-то!.. — Старик барахтается, пытается встать, но ничего не получается. Тогда он ложится на спину и стаскивает-таки брючину с ног, но выворачивает ее при этом наизнанку. Теперь приходится трясущимися руками возвращать ее в прежнее положение, а часы, чертовы часы на руке бригадира, стучат все быстрее: тик-так, тик-так, тик-так… — Счас! Я мигом! — волнуется старик и встает наконец на ноги, но от волнения запутывается еще больше: вместо брюк начинает совать ногу в рукав рубахи… Что-то не так, он предпринимает еще несколько тщетных попыток, потом вдруг сознает свое неразумие, все начинается заново… И вот он, вопреки стихиям, одет. — Готово, товарищ бригадир!
— Хм, готово… — Бригадир отрывает взгляд от циферблата часов. — А знаешь, сколько все это продолжалось? Четыре минуты тридцать пять секунд! Четыре минуты тридцать пять секунд на одно только одевание ежедневно! А в месяц это выходит… постой… короче говоря, жуть сколько! А в год? Еще в двенадцать раз больше! А если високосный?! Между прочим, в страду каждая секунда дорога! За четыре минуты тридцать пять секунд ты бы уже из села вышел, уже половину рядка бы снял, вот как! За четыре минуты тридцать пять секунд люди в наше время до Луны долетают!.. А ты?
Старый Григоре совсем растерялся. Он бы и рад, чтобы все было по-хорошему, да не знает, как потрафить бригадиру.
— Так что же мне теперь делать?
— И это скажу, только не торопи. На то я и бригадир, а ты — рядовой колхозник… — Бригадир задумывается, потом испытующе смотрит на старика. — Скажи, ты хочешь, чтобы наша бригада была первой в колхозе?
— Ясно, хочу!
— А чтобы колхоз был первым в районе?
— Хочу, товарищ бригадир!
— А чтобы район был первым в республике?
— Само собой!
— То-то же! Если и правда хочешь, тогда слушай: заовражную делянку обязательно надо убрать в два дня. Берешься?
— Но как же, сынок? Ты дашь мне еще кого-нибудь в помощь?
— Нет. Я уже сказал: ты должен обойтись собственными силами. И собственными силами вывести район на первое место! Ведь кроме тебя, у нас никто косить не умеет.
— Это да…
— Ты — старик в своем роде уникальный.
— И что?
— А то, что учись делать все организованно, на ходу. На ходу одеваться, на ходу умываться. Или, еще лучше, бегом!
— Господи, господи! — вздыхает Григоре. — Бегом?
— Бегом!.. Или, может быть, честь бригады дорога тебе только на словах?
— Дак…
— Начинай! На месте!
Старик стыдливо и нерешительно топает оземь то одной, то другой ногой — бежит.
— Веселей! — командует бригадир. — Дыши ровнее! Вот так! Где коса?
— Какая коса?
— Которой косят!
— Там! — старик пыхтя указывает куда-то в небо. На ветке дерева, раскинувшего над домом свою пышную крону, висит его старая испытанная коса. — Взять, что ли?
— К дереву — бегом марш! — командует бригадир. — Раз-два, раз-два!.. Заточена?
— Заточена? Да! Со вчера еще! — старик хватает косу, продолжая бежать на месте.
— О чем же ты думаешь? — подгоняет его бригадир. — Вперед!
— Куда? — дед уже закинул косу на спину.
— В поле! На делянку!
— Но я еще не поел!
— Что? — бригадир не расслышал.
— Не жрамши он, вот что! — впервые подает голос старикова жена, возящаяся у летней плиты.
— Не позавтракал, — повторяет старик. — Надо бы хоть червячка заморить…
— А-а! — бригадир укоризненно качает головой. — Да, дед, я вижу, ты больше демагогию разводишь, а на самом деле честь района тебе до лампочки. Я горю, бригада горит, а тебе бы только брюхо набить… Знаешь что? Поешь на ходу!
— Как — на ходу? — крестится старуха. — Что-то на моей памяти такого не бывало!
— Да? А спутники на твоей памяти бывали? А луноходы? А Большой театр в Париже? А аэробика? Нет, бабка, ретроградству — бой! Что там у тебя в горшке?
— Борщ…
— Борщ?
— Борщ!
— Так. Наливай миску, да поживее!.. Есть! — бригадир выхватывает миску у старухи и сует ее в свободную руку старика. — Не обожгись, держи! Не останавливайся! А ложка где? Бабка, где ложка?
— Забыла, — бормочет она, смущенная столь энергичным натиском.
— Забыла?! Бегом к плите! Да пошевеливайся! Ты тоже должна внести свой вклад!..
— Внесу, как же не внести! — она переваливаясь бежит к плите и возвращается с ложкой.
Старик топает на месте.
Бабка отдает ложку бригадиру, тот бросает ее в миску с борщом.
— Вперед! — командует он. — Дуй до горы, старик! Все в порядке! К победе!
— Хлебушка бы! — кричит впопыхах дед Григоре и мелкими шажками бежит к воротам. Одной рукой он придерживает косу на плече, другой — миску с борщом, в которой прыгает ложка. — Хлебушка не забудьте, люди добрые!
— Чего-чего? — опять не понимает бригадир.
— Хлеба!
— Ах, хлеба! Хлеб сперва скосить надо, смолотить, на муку перемолоть и в печи испечь! Ха-ха! Шучу! Бабка, неси хлеб!
Бабка вихрем несется к плите, отрезает здоровенную краюху, доставляет ее к воротам, но у старика заняты руки. В одной — коса, в другой — миска и ложка. Он бежит-бежит, а сам жалостно поглядывает на хлеб, который протягивает ему старуха, семенящая рядом.
— Эх, голова садовая! Бабке косу отдай, пока поешь! — кричит бригадир. — Ну, люди! Ничего сами не сообразят!.. И не останавливайтесь: солнце всходит!
— И верно, не догадались!.. — старик передает косу старухе.
