Мальчик хватает кусок хлеба и вставляет в окаменевшую руку Дрымбэ. Тот как будто по видит этого. Хлебает ложкой борщ, а хлеб остается наверху.

Несколько нелепых мгновений.

Мать взрывается:

— Как ты смеешь издеваться над больным отцом?!

Она вырывает хлеб из окаменевшей руки, забирает ложку из здоровой и вставляет вместо нее хлеб.

— Ешь, дорогой, не расстраивайся. Я уверена, что все кончится хорошо. Море тебя исцелит… Не зря же все стремятся туда…

Дрымбэ взбешен:

— Я же сказал, что не поеду на море!

Его рука внезапно опускается, и он бешено накидывается на еду. В одной руке хлеб, в другой ложка. Все застывают в изумлении, и только он сам ничего не замечает.

— Что?! — вдруг ахает он.

Хлеб летит в сторону. Рука вздергивается снова и снова каменеет.

Дети и жена переглядываются: в самом деле было это или почудилось? Нет, невероятно.

— Не спорь, — уговаривает жена. — Море лечит все. А если ты еще будешь регулярно заниматься гимнастикой…

— К черту! — взрывается Дрымбэ. — Дайте хлеба!

— Ты что? — удивляется жена. — Стесняешься? Хочешь, я тоже буду так ходить?

— Бедная я, — вздыхает дочь. — У всех отцы как отцы, а у меня… Имейте в виду, если мы не поедем на море, я убегу из дому!

— Не слушай никого, папка, — утешает сын. — Ты мне и такой нравишься. Дрымбэ — Железная Рука. Приходи к нам в школу — мы планируем встречи с интересными людьми. Такого отца ни у кого больше нет… Придешь, выступишь, а?

— Убегу! — грозит дочь. — Вот увидите!

— Ты меня не пугай! — сердится жена. — У твоего отца производственная травма. А виноваты, в сущности, вы сами. Он бы, может, давно ушел на творческую работу, если б… Джинсы тебе нужны? Сапоги требуешь? А на какие шиши… Доел, дорогой? Заканчивай, и пойдем на прогулку прямо сегодня. Я сейчас оденусь.

Дрымбэ только вздыхает.

— Э-хе-хе…

— «Э-хе-хе»! — передразнивает жена. — Я не Митителу, понял? Если я за тебя возьмусь… Что же, без моря оставаться из-за тебя? Вставай, хватит трескать! В твоем состоянии вредно полнеть… Ты готов?

— Я на все готов…

Дрымбэ стоит посреди двора с поднятой рукой, а жена чуть поодаль болтает с соседкой. Он их разговора не слышит, но догадывается, что речь идет о нем. Соседка соболезнующе кивает, время от времени поглядывая на Дрымбэ.

— …Только чудом я не осталась вдовой, — в который раз повторяет жена. — Его выдвинули к награждению… У них в институте четыреста ученых, но только моего мужа сочли достойным участвовать в опыте…

В каком еще опыте? Что она болтает? Дрымбэ не находит себе места от неловкости. Как можно нести такую ересь?

Приятельницы обмениваются наконец прощальным поцелуем, и жена, вдохновленная собственным враньем, возвращается к Дрымбэ с витающей на устах улыбкой. Она подхватывает его под здоровую руку и поднимает свою — в знак солидарности.

— Пойдем, дорогой…

— Не смей! — сердится Дрымбэ.

— О чем ты, мое сокровище? — она, кажется, действительно не понимает, почему он сердится.

— Опусти руку!

— Но я из солидарности… чтобы тебе не было так одиноко! — она обнимает его за талию и тянет, тянет руку вверх!

— Прекрати, повторяю! — глухо рычит Дрымбэ.

— Что с вами такое? — изнывает от любопытства встречная знакомая.

Жена охотно оставляет Дрымбэ и начинает рассказывать:

— Он буквально вытащил ребенка из-под колес! Если бы вы знали, как благодарили родители… Представляете, единственное дитя!

— Дитя? Девочка или мальчик?

— Девочка… Или нет, мальчик! На скрипке играет… Цветы нам принесли, деньги пытались всучить… Но вы же знаете — мы люди простые, скромные, не то что некоторые…

— А он?

— Кто?

— Ну, он!..

— Да кто же?

— Ну, который спас…

— А! Так это же мой муж и есть… Вот он!

— Где?

Действительно, Дрымбэ исчез. Сбежал. Он несется по улице, задрав руку, а за ним едет по дороге трехколесная инвалидная машина. Хозяин одной рукой держит руль, а другой — костыль и пытается, не вылезая из кабины, достать Дрымбэ костылем.

— «Хайль Гитлер», да? Держись, недобиток, держись, реваншист! Я тебе покажу «хайль»!

— Умоляю вас… — Дрымбэ не знает, куда и деваться. — Я в своем роде тоже инвалид.

— Врешь! Слишком молод!.. Стой, симулянт! Сейчас будешь настоящим инвалидом!

К счастью, появляется жена Дрымбэ.

— Знаешь, — говорит она, запыхавшись, когда им удается свернуть в проходной двор, — теперь-то уж поздно, а в принципе… чем брать машину из проката, лучше вытребовать для тебя такую же трехколесную… как для инвалида труда.

Супруги на стадионе.

— Раз-два, раз-два! — командует жена, заставляя Дрымбэ прыгать то на одной ножке, то на другой.

Дрымбэ старается, но с поднятой рукой особо не попрыгаешь.

— Все зря, — бормочет он.

Однако жена полна оптимизма:

— Давай веревку!

— Не поможет… — вздыхает Дрымбэ.

— Ложись, не болтай!

Дрымбэ ложится на газон.

Она привязывает конец веревки к его руке и, упираясь ногой в грудь мужа, тянет веревку рывками:

— Напряги живот, не расслабляйся!

— Да я не расслабляюсь!

— А я говорю, расслабляешься!

Тянет-потянет…

— Оторвешь! — молит о пощаде Дрымбэ. — Поломаешь!

— Оторву, так не поломаю, а поломаю, так не оторву, — пыхтит она.

Веревка лопается. Жена летит кувырком.

Дрымбэ с невольным уважением осматривает свою несгибаемую руку.

Дети носят вещи, а жена укладывает их в машину. Дрымбэ стоит рядом с поднятой рукой. Для виду она перевязана бинтами.

— Все будет хорошо, — говорит машинально жена, задумавшись над стопкой тарелок. — Море есть море…

Она явно устала от повторений и уговоров.

— Но я не доведу машину до моря!

— Доведешь, ничего… поедем потихоньку, с остановками. Не доедем за день — доедем за два. Детям нужно солнце, да и для твоей руки йод очень полезен. Море и мертвого поднимет на ноги, не то что…

— Не знаю, как вы, а я умру со стыда! — дочь с трудом подтаскивает к машине чемодан и идет за другим.

Сын не согласен с ней:

— А мне даже нравится! На нас все смотреть будут, внимание обращать…

— А почему ты должна стыдиться родного отца?! — взъедается жена. — Ну и что, если у него рука? Другие и вовсе…

— Баста! Не поеду! — объявляет вконец расстроенный Дрымбэ, усаживаясь на чемодан. Рука торчит.

— Знаешь что… — жена оборачивается к нему. — Всякому терпению есть пределы… Сынок, сбегай за папиными плавками, они на балконе!.. Пойми, дорогой, надо слушаться доктора: море творит чудеса… соль, солнце, лечебная грязь, чистый воздух… Митителу но узнает тебя, когда ты вернешься.

— Не смей напоминать мне о Митителу!

— А почему шепотом? Неужели ты еще боишься его? У тебя больничный!

— Если я утону в море, не говорите потом…

— Еще раз напоминаю тебе, что сказал доктор: надо беречь нервы, иначе ты никогда не поправишься. Твоя болезнь — от нервов, не забывай.

— Едем, наконец, или нет? — Дрымбэ вскакивает с чемодана и ныряет в машину, неся руку впереди, как реликвию. Руки, естественно, не видно, и вдруг — подумать только! — она возникает над крышей машины, скользнув в специально проделанную дыру. Расступись, народ, Дрымбэ едет!

— Может, флажок вставим, — предлагает сын. — Чего ей зря простаивать?..

Пляж.

Народ толпится вокруг несчастного Дрымбэ.

— Вы только гляньте, люди, что делается!

Хохот стоит немыслимый.

— Этот если утонет, искать недолго — рука снаружи останется!

— Нет, он море мерить приехал!

— Спорим, такой родился!..

Что делать? Дрымбэ угрюмо садится на песок. Неподалеку замечает прелестную девушку в бикини, неотрывно глядящую на него. Она поднимается, стряхивает песок и, неторопливо покачивая бедрами, уходит в море. Дрымбэ, хоть он и несчастен, не может глаз от нее отвести: до колена — две свирели, выше — две птицы, стан — словно сам господь его лепил! В былые бы годы Дрымбэ, пожалуй…