— Анна, — сказала староста накануне Святочного Бала, — тебе опять конфеты с зельем прислали.

— И кто пал жертвой?

— Смит. Бегает теперь за Флинтом.

— А Флинт? — смеясь, спросила я.

— Варит противоядие и орёт на связанного Захарию.

— Зачем он вообще их попробовал?

— Выйдет — спроси у него сама. Я не знаю.

— Почему тогда решили, что это мне прислали?

— А кому? — округлила глаза Тильда. — Это ты у нас непризнанная Блэк, лакомый кусок для любого. Остальные либо в каком-то роду, либо абсолютно не интересны.

Слова старосты были и обидны, и правдивы одновременно. Да, с началом менструаций я стала очень интересной девушкой, хоть и маленького роста, а Блэковская кровь делала меня привлекательной для любого рода. Но как бы не было обидно, завтра бал, а разборки я буду устраивать после.

* * *

Святочный бал был устроен в ночь на двадцать пятое декабря. В обед, двадцать пятого, я покину Хогвартс и отправлюсь к опекунам в США. Многие студенты не стали уезжать на каникулы, предпочтя остаться в школе среди гостей, прибывших на бал и экскурсии по замку. Мне же находиться здесь не хотелось — я желала душ с горячей водой, полы с подогревом и телевизор, да и присутствие дурмстранговцев, бросающих на меня взгляды, не предвещавшие ничего хорошего, настроения не прибавляли.

К семи часам уже стемнело, и всё женское население Хогвартса начало активно готовиться к балу — платье, причёска, обувь, макияж. Я не была исключением. Волосы, которые доставали уже до попы, были вымыты сульфатным шампунем и уложены в прическу «а-ля Тимошенко», туфли наполированы, бельё, платье, мантия надеты, перчатки, сумочка, маникюр…

Без десяти восемь возле лестницы женского общежития Джастин Финч-Флетчер в чёрной мантии, под которую был надет один из его танцевальных костюмов, взял меня под локоток, и мы направились к дверям Большого Зала.

В холле яблоку было негде упасть. Скорей бы пробило восемь — двери зала распахнутся, и начнётся долгожданный бал! Многие всё ещё искали в толпе своего кавалера или даму с других факультетов. Делакур шла в сопровождении Роджера Дэвиса, капитана команды когтевранцев. На ней была мантия из серебристо-серого атласа. Ничего не скажешь, писаная красавица! Малфой вышагивал в чёрной бархатной мантии с высоким воротником под руку с Пэнси Паркинсон в светло-розовой мантии, обильно украшенной рюшками и бантами. Крэбб и Гойл были оба в зелёном и походили на замшелые валуны; дам для них не нашлось. Милли вёл под руку Теодор Нотт. Ли, в традиционном корейском наряде, шла под ручку с Терри Бутом. Дубовые входные двери тяжело отворились, и в холл вошли гости из Дурмстранга во главе с профессором Каркаровым. Сразу за ними шёл Крам — с Грейнджер в голубой мантии

— Участники Турнира, пожалуйста, пройдите сюда, — прозвучал голос профессора МакГонагалл — справа от двери было небольшое свободное пространство. Профессор была в мантии из красной шотландки, тулью шляпы украшал довольно-таки безобразный венок из чертополоха.

Пока заместитель директора объясняла что-то чемпионам, остальные стали парами заходить в зал и рассаживаться на подготовленные места. Видимо, помещение зачаровали, и оно стало больше — иначе как объяснить то, что все гости поместились, а их, по моим прикидкам, было около тысячи.

Наш столик на десять человек находился в глубине зала. С нами рядом оказалась Ли и Бут, Нотт и Булстроуд, МакЛагген и Браун и Лавгуд и Фоссет.

— Вы видели, с кем пришла Грейнджер? — с ходу начала Лаванда.

— С Крамом, — зло сказал МакЛагген, — предательница.

— Не предательница, а человек, укрепляющий международные связи, — поучительно выдал Нотт.

Мы рассмеялись и, взяв меню, начали заказывать ужин. Мой выбор пал на картофель по-деревенски, квас и блины с икрой (а где я ещё её на халяву покушаю?).

Ужин за нашим столиком протекал весело и непринуждённо. По залу ходили фотографы и репортёры, то и дело подсаживаясь к кому-то и о чём-то спрашивая.

— На тебя этот немец смотрит так, как будто убить хочет, — сказала Мили.

— И сдохнет сам, — невозмутимо ответила я.

— Он чистокровный, — вмешался МакЛагген.

— Тебе сейчас самому не смешно? — спросила я гриффиндорца.

— Блэк, — ехидно сказал он, принимаясь за ростбиф.

После ужина Дамблдор встал и пригласил всех последовать его примеру. Взмахнул волшебной палочкой, столы отъехали к стенам, образовав пустое пространство. Еще один взмах, и вдоль правой стены выросла сцена — с барабанами, гитарами, лютней, виолончелью и волынкой. На сцену вышел ансамбль «Ведуньи», встреченный восторженными рукоплесканиями. У Ведуний были длинные растрёпанные волосы, чёрные мантии нарочито порваны и потёрты. Косят под рокеров? Музыканты заиграли какой-то медленный танец, и чемпионы вышли в круг. Ну, что можно сказать — позор, да и только. Если Крам и Диггори смотрелись хорошо со своими партнёршами, то Поттера Падма буквально силой заставляла двигаться — она уже и сама была не рада, что согласилась. Дэвис буквально висел на Флер, и как бедная хрупкая вейла выдерживала его приставания, я не знаю. Постепенно в круг увлекалось всё больше и больше пар, и мы с Джастином закружились в танце. Мрачного Снегга утащила Сметвик, Хагрид отплясывал с Максим, Бэлл с кем-то из близнецов, Долгопупс с мелкой Уизли. Бал запомнился как калейдоскоп платьев, танцев и блюд. Джастин танцевал как бог, а я была не против продемонстрировать свою мантию окружающим, поэтому до одиннадцати вечера ни я, ни Финч-Флетчер практически не уходили с паркета, прерываясь лишь на то, чтобы попить.

— Джастин, — сказала я, когда часы показали начало двенадцатого, — мне носик попудрить. Ты бы с Боунс потанцевал, а то она меня съест.

— Хорошо, потанцую, — ответил парень, пожирая глазами задницу Флер.

— Милли, идешь? — спросила я подругу.

— Иду, — ответила Булстроуд. — Куда направляемся?

— К Миртл,— ответила я, выходя из зала.

— Почему? — переспросила подруга, понимаясь по ступенькам.

— Там пусто. Она потоп устроила, и никто не хочет приходить, — мы уже завернули за угол, и до лестницы на первый этаж оставалось десяток шагов.

— А ты?

— Тебе в лоб сказать или сама догадаешься?

— Пописать?

— Прокладку сменить!

— Месячные, что ли? — переспросила Милли, по пути в туалет.

— Они самы… — договорить я не успела. Кто-то очень большой и сильный схватил меня сзади и зажал рот рукой.

Милли тоже схватили, и она вырывалась из «объятий» того самого Шнайдера, что приехал из Дурмстранга.

— Ну что, сучки! Попались! — сказал Вадим Каркаров, обдав меня парами алкоголя. — Сейчас за всё ответите, грязнокровки!

Я пыталась лягаться, кусаться, вырываться, но куда там — парень весил раза в два, а то и три больше меня. Дурмстранговцы распахнули дверь какого-то класса и швырнули нас на пол, накрыв сверху своими телами. Пьяный Вадим одной рукой зажимал мне рот, а другой сдирал с меня мантию и платье. Вещи жалобно затрещали, Каркаров отбрасывал куски ткани в сторону. Краем сознания я отметила, что прокладка на трусиках сместилась и кровь потекла по ногам. О, Мерлин! Меня тут изнасиловать хотят, а я о прокладках думаю.

— Дура, — крикнул справа Шнайдер, — расслабься и получи удовольствие!

Милли извивалась и лягалась, не давая парню сдёрнуть мантию и достать палочку. В тот момент, когда Фриц начал кричать на Миллисент, Каркаров-младший отнял руку от моего рта, и я, вспомнив читанное в прошлой жизни произведение «Анжелика и султан», не придумала ничего лучше, чем плюнуть в дурмстранговца.

— Тварь! — заорал парень и ударил меня наотмашь, но сознания я не потеряла, лишь в голове помутнело. А затем начался кошмар — в руке пьяного парня блеснул нож, который вонзился в мою грудь. Я закричала, а Каркаров-младший, разогретый алкоголем и обезумевший от моего плевка, продолжал наносить ножевые ранения…

Интерлюдия