— Вот когда эта…ж-ж-жаба, — возмущался МакМиллан в нашей гостиной, — за нас возьмётся, тогда и вспомните мои слова.

— А что вспоминать-то? — сказал сидевший рядом Захария, переворачивая страницу квиддичного альманаха. — Нам же лучше, победа в кармане.

— Да как ты не понимаешь, — поддержал друга Джастин, — сегодня она отстранила Поттера без причины, завтра отстранит тебя, послезавтра запретит играть в квиддич, а потом понапридумывает ещё кучу правил, по которым нам дышать без соответствующего разрешения нельзя будет!

— Ты утрируешь! — не сдавался Смит.

Мальчишки всё спорили о прошедшем матче, поведении Амбридж и возможных последствиях. Я же предпочла тихонько сидеть в углу и рисовать карту звёздного неба. Да, Джастин и Эрни правы — скоро профессор ЗОТИ почувствует вкус власти, и у неё «снесёт крышу». Помню таких людей ещё по прошлой жизни — вроде прекрасный рядовой сотрудник, а как становится начальником, такую ахинею несёт, что слушать противно. Встревать в разговор, готовить какой-то там заговор, вступать в Поттер-кружок, о котором все знают, но молчат — это не ко мне, не моя весовая категория, да и наш декан и декан Слизерина ясно дали понять, что завалят меня работой, отработками и ещё чем-либо, если я начну, как Гарри или Драко, лезть в каждую щель.

Кстати, о щелях — в нашей спальне, наконец-то, сменили окно. Старая рама давно рассохлась и прохудилась: сколько не чини волшебством, не замазывай и не занавешивай — все равно сифонило. Теперь у нас новый оконный блок (жаль, что деревянный, а не пластиковый), который можно не завешивать старым одеялом, чтобы не дуло. Василий переместился из моей постели на новенький подоконник и часами наблюдал за происходящим на улице. Сегодня вечером пушистый друг сбежал в маленькую избушку, где из трубы шел дым, чтобы поприветствовать старого друга — Хагрид вернулся.

* * *

— Так вот, я и говорю, что был в лесу, на отдыхе, — в который раз, путаясь в легенде, отвечал мне Хагрид.

Я сидела в избушке лесника, гладила его собаку, а Милли и Парвати перебирали разные травы.

— Мы не спрашиваем, куда ты ходил и чем занимался, — влезла Парвати, — но твои ответы никуда не годятся. Лучше скажи, что был на море, загорал, а потом охотился на этих… как их там.

— Морщерогих кизляков, — с сарказмом ответила я, вспомнив Луну Лавгуд.

— Морще… кого? — удивился лесничий, смахивая огромной ручищей моего Василия со стола.

— Морщерогий кизляк. Про него отец Лавгуд пишет.

— А-а-а, этот! Ну да… наверное.

— Лучше запомни, что Амбридж Гарри не любит, а раз ты его друг, значит, к тебе отношение будет предвзятое, — сказала Милли.

— И Малфой ей в этом поможет, — ядовито добавила Парвати.

— А ему деваться некуда. Кто-то же должен быть лояльно настроен к новоявленной власти.

— Это «Столичная»? — спросил лесник, рассматривая принесённую мной, в числе прочих предметов подкупа, бутылочку.

— Она самая. Хорошо дезинфицирует раны. Можно, я волосы фестрала возьму?

— А? Да, бери! — ответил преподаватель, не отрывая взгляд от сорокаградусного напитка.

У лесника мы просидели ещё около часа и, когда совсем стемнело, отправились по гостиным. Никто нас не проверял и к Хагриду не стучался, что ещё больше укрепило подозрения в предвзятости Амбридж, которая чуть ли не вприпрыжку прибежала, когда к леснику пришло Золотое Трио, по отношению к Поттеру. Правда, Гарри и компания ходили в гости «просто так», а мы с гостинцами — виски, бренди, водка, варежки, шарф, шапка, носки. Взамен я и девочки взяли много разных трав, шерсти, паутины, ягод и еле оторвали Василия от поедания драконьей печени, которой у Хагрида был большой запас. Интересно, откуда она у него в таких количествах? Впрочем, не важно — кот довольный, и ладно.

Чем ближе была зима, тем реже Васька появлялся у лесника, а последний месяц девяносто пятого года выдался очень снежным и холодным: питомец снова перекочевал с окна в мою постель, Воровка предпочитала спать на столбике кровати, а школьники ходили с красными носами. Даже нанесённые чары на мантию от Таттинга не помогали — было слишком холодно. Хогвартс стимулирует студентов к самостоятельному обучению и готовит ко взрослой жизни очень жёстко — приходится самостоятельно учить кучу чар, формул трансфигурации, делать мелкие артефакты, искать руны и так далее. С одной стороны — это плюс. В обычной жизни никто нянькаться с тобой не будет. С другой — не каждый магглорождённый сообразит, что на мантию и ботинки можно нанести руны или чары. На Пуффендуе и Слизерине за этим следили старшекурсники. Меня тоже отправляли в соответствующие разделы библиотеки или давали книгу с описанием нужных заклинаний, чтобы не мерзнуть, убрать пятна, вывести чернила с сумки. Теперь уже я показываю малышам, какую книгу взять, где посмотреть и как правильно махнуть палочкой, что бы ноги не мерзли в зимних кроссовках. Почему не дать готовую формулу? Так не запомнят и не оценят, а когда сами будут пытаться сделать — выучат.

Гриффиндор и Когтевран сплочённостью не отличались, кто бы что там не говорил. С малышами бегали только старосты и пара их помощников, даже деканы не помогали, а ещё приплюсовать сюда обязанности по украшению школы, дежурства и переделку расписания — быть старостой у синих и красных очень тяжело. Грейнджер быстро распределила роли — она работает с малышами, Уизли делает всё остальное. Надо сказать, что рыжий успешно справлялся — чинил трибуны с мадам Трюк, украшал школу, дежурил ночами, помогал Хагриду. Даже выбил у Синистры разрешение приносить горячий чай в термосе на урок, чтобы не замерзнуть. У воронов всё было не так радужно — Энтони уже тридцать раз проклял своё назначение и постоянно отлынивал от обязанностей. Сестрам Патил приходилось делать всё вместе, даром, что с разных факультетов. Флитвик почему-то наотрез отказывался назначить другого старосту, снимая баллы с Голдштейна и строча кляузы родителям.

За полторы недели до каникул Грейнджер, Аббот, сестры Патил и Паркинсон посреди коридора первого этажа устроили настоящий скандал со старостой Когтеврана.

— Я напишу в Попечительский совет! Ты обязан! — слышался визгливый голос Паркинсон.

— Я тебе ничем не обязан, — огрызнулся парень.

— Никто насильно значок не вручал — сам хотел! — отозвалась Грейнджер.

— Отстань! Я не буду дежурить!

Видимо, кричали они уже давно — рядом со спорящими собралась толпа. Интересно, а где ходит генеральный инспектор? Почему-то, когда нужно веское слово кого-то из администрации школы — её нет, а как только Поттер чихнёт — она тут как тут.

— Десять баллов с каждого, — послышался холодный голос Слизеринского декана. — Мистер Голдштейн, запомните, сегодня вечером дежурю я. Если вы не явитесь, то о баллах на СОВ по зельеварению можете не мечтать. Ясно?

— Да, профессор! — зло сказал Энтони.

— Ваша фамилия не Поттер, а Голдштейн, поэтому месяц отработок!

Снегг круто развернулся и, как в той песне, летящей походкой направился в подземелья.

Сестры Патил сочувственно вздохнули. Ханна с вызовом посмотрела на Энтони, а Грейнджер провожала задумчивым взглядом удаляющуюся Паркинсон, спешащую нагнать декана.

Начав работу над мантией зельевара, я поняла, почему Северус Снегг не женат — характер у него просто отвратительный. Всё ему не так и не то, решение постоянно меняет, а ещё обидчив до жути. Станидж довольно жёстко осадила профессора, когда он в третий раз изменил своё мнение по поводу рисунка на манжетах и попросил изменить рунную цепочку. Преподавательница каббалистики очень тихо и спокойно ответила, что ничего пересчитывать мы не будем и если у Снегга решения меняются как длина юбки у Ромильды Вейн (от макси до мини по пять раз в день), то это его проблемы. Он сам всё утвердил и что-то переделывать в угоду его прихотям никто не будет, а если что-то не нравится, пусть идёт к Малкин, может быть, та согласится на его условия, но это не точно. Декан Слизерина поджал губы и больше с преподавательницами не разговаривал, предпочитая терроризировать меня запонками, застёжками, воротом и прочими мелочами. Хотелось убивать, и, чем ближе рождественские каникулы, тем сильнее становилась жажда отправить профессора зельеварения на тот свет. Даже сплетни про внезапное исчезновение из школы всех Уизли вместе с Поттером не добавили Снеггу благодушия, хотя ведь радоваться должен — «четырьмя кретинами», как он сам говорил, в замке меньше. Видимо, Джинни Уизли к кретинам не относилась. Думаю, что одна из причин отвратительного настроения его, а также других учителей — Долорес Амбридж, которая назначала отработки за любую мелочь (в основном гриффиндорцам) и постоянно встревала во все преподавательские разговоры. Власть потихоньку сносила крышу некогда благоразумной женщине.