Только К. подошел к еще не освещенной гостинице, как в первом этаже
открылось окно, и молодой, толстый, гладко выбритый господин в меховой
шубе высунулся из окна. На поклон К. он не ответил даже легким кивком головы. Ни в прихожей, ни в пивном зале К. никого не встретил, запах застояв-шегося пива стал еще противнее, чем раньше; конечно, на постоялом дворе
«У моста» этого бы не допустили. К. сразу подошел к двери, через которую
он в прошлый раз смотрел на Кламма, осторожно нажал на ручку, но дверь
была заперта, он попытался на ощупь отыскать глазок, но заслонка, очевидно, была так хорошо пригнана, что на ощупь ее найти было нельзя, поэтому
К. чиркнул спичкой. Его испугал вскрик. В углу, между дверью и стойкой, у самой печки, прикорнула молоденькая девушка, которая при вспышке спички
сонно уставилась на него, с трудом открывая глаза. Очевидно, это была преем-ница Фриды. Но она скоро опомнилась, зажгла электричество, лицо у нее все
еще было сердитое, однако тут она узнала К.
— А, господин землемер! — сказала она с улыбкой, подала ему руку и представилась: — Меня зовут Пепи.
Это была маленькая краснощекая цветущая девица, ее густые, рыжевато-белокурые волосы были заплетены в толстую косу и курчавились на лбу, на
ней было какое-то очень неподходящее для нее длинное гладкое платье из се-рой блестящей материи, внизу оно было по-детски неумело стянуто шелко-вым шнуром с бантом, стеснявшим ее движения. Она спросила о Фриде, скоро ли та вернется. Вопрос этот звучал довольно ехидно.
— Сразу после ухода Фриды, — добавила она, — меня вызвали сюда —
нельзя же было звать кого попало! — а я до сих пор служила горничной, и вряд
ли я удачно сменила место. Работа тут вечерняя, даже ночная, это очень утомительно, мне не вынести, не удивляюсь, что Фрида ее бросила.
— Фрида была тут очень довольна всем, — сказал К., чтобы наконец Пепи
поняла разницу между собой и Фридой, — она, как видно, об этом не думала.
— Вы ей не верьте, — сказала Пепи. — Фрида умеет держать себя в руках, как никто. Чего она сказать не хочет, того не скажет, и никто не заметит, что ей
есть в чем признаться. Сколько лет мы тут с ней служим вместе, всегда спали
в одной постели, но дружить со мной она так и не стала; наверно, сейчас она
обо мне и вовсе позабыла. Наверно, ее единственная подруга — старая хозяйка двора «У моста», и это тоже что-то значит.
— Фрида — моя невеста, — сказал К., тайком пытаясь нащупать глазок
в двери.
— Знаю, — сказала Пепи, — поэтому и рассказываю. Иначе для вас это
никакого значения не имело бы.
Только К. подошел к еще не освещенной гостинице, как в первом этаже открылось
окно, и молодой, толстый, гладко выбритый господин в меховой шубе высунулся из окна.
262
ф. кафка
— Понимаю, — сказал К. — Вы полагаете, мне можно гордиться, что завоевал такую скрытную девушку.
— Да, — сказала Пепи и радостно засмеялась, как будто теперь у нее
с К. состоялось какое-то тайное соглашение насчет Фриды.
Но, собственно говоря, К. занимали не ее слова, несколько отвлекавшие
его от поисков глазка, а ее присутствие, ее появление тут, на том же самом
месте. Конечно, она была гораздо моложе Фриды, почти ребенок, и платье
у нее было смешное, наверно, она и оделась так потому, что в своем представ-лении преувеличивала важность обязанностей буфетчицы. И по-своему она
была права, потому что это совсем для нее неподходящее место досталось ей
случайно и незаслуженно, да и к тому же временно, — ей даже не доверили тот
кожаный кошелек, который всегда висел на поясе у Фриды. А ее притворное
недовольство своей должностью было явно показным. И все же и у этого не-смышленыша, наверно, были какие-то связи с Замком; ведь она, если только
это не ложь, была раньше горничной: сама не понимая своей выгоды, она теряла тут день за днем, как во сне; и хотя, обняв это полненькое, чуть сутулое
тельце, К. никаких преимуществ не получил бы, но как-то соприкоснулся бы
с этим миром, что поддержало бы его на трудном пути. Тогда, может быть, все
будет так, как с Фридой? О нет, тут все было по-другому. Стоило только подумать о взгляде Фриды, чтобы это понять. Никогда К. не дотронулся бы до
Пепи. Но все же ему пришлось на минуту закрыть глаза, с такой жадностью он
уставился на нее.
— Свет зажигать нельзя, — сказала Пепи и повернула выключатель, —
я зажгла только потому, что вы меня страшно напугали. А что вам тут нужно?
Фрида что-нибудь забыла?
— Да, — сказал К. и показал на дверь, — там, в комнате, она забыла скатерку, вязаную, белую.
— Ага, свою скатерку, — сказала Пепи, — помню-помню, красивая работа, я ей помогала вязать, но только вряд ли она может оказаться там, в комнате.
— А Фрида сказала, что может. Кто там живет? — спросил К.
— Никто, — ответила Пепи, — это господская столовая, там господа едят
и пьют, вернее, комнату отвели для этого, но почти все господа предпочитают
сидеть наверху, в своих номерах.
— Если бы я наверно знал, что в той комнате никого нет, я бы туда зашел
и сам поискал скатерть, — сказал К. — Но заранее ничего не известно, например, Кламм часто там посиживает.
— Там его наверняка нет, — сказала Пепи, — он же сейчас уезжает, сани
уже ждут во дворе.
Тотчас же, ни слова не говоря, К. вышел из буфета, но в коридоре повернул не к выходу, а в обратную сторону и через несколько шагов вышел во двор.
Как тут было тихо и красиво! Двор, четырехугольный, охваченный с трех сторон домом, с четвертой стороны был отгорожен от улицы высокой белой стеной с большими тяжелыми, распахнутыми настежь воротами. Тут, со стороны
замок
263
двора, дом казался выше, чем с улицы, по крайней мере тут первый этаж был
достаточно высок и выглядел внушительнее, потому что по всей его длине шла
деревянная галерея, совершенно закрытая со всех сторон, кроме небольшой
щелочки на уровне человеческого роста. Наискось от К., почти в середине здания, ближе к углу, где примыкало боковое крыло, находился открытый подъезд без дверей. Перед подъездом стояли крытые сани, запряженные двумя ло-шадьми. Никого во дворе не было, кроме кучера, которого К. скорее представил себе, чем видел издалека в сумерках.
Засунув руки в карманы, осторожно озираясь и держась у стенки, К. обошел две стороны двора, пока не приблизился к саням. Кучер — один из тех
крестьян, которых он видел прошлый раз в буфете, — закутанный в тулуп, безучастно следил за приближением К. — так можно было бы смотреть на
появление кошки. Даже когда К. уже остановился около него и поздоровался, а лошади, встревоженные неожиданным появлением человека, забеспо-коились, кучер не обратил на него никакого внимания. К. это было на руку.
Прислонясь к стене, он развернул свой завтрак, с благодарностью подумал
о Фриде, которая так о нем позаботилась, и заглянул в низкий, но как будто
очень глубокий проход, который шел наперерез, — все было чисто выбелено, четко ограничено прямыми линиями.
Ожидание длилось дольше, чем думал К. Он давно уже справился со своим
завтраком, мороз давал себя чувствовать, сумерки сгустились в полную темноту, а Кламм все еще не выходил.
— Это еще долго будет, — сказал вдруг хриплый голос так близко от
К., что он вздрогнул. Говорил кучер; он потянулся и громко зевнул, словно
про снувшись.
— Что будет долго? — спросил К., почти обрадовавшись этому вмеша-тельству — его уже тяготило напряженное молчание.
— Пока вы не уйдете, — сказал кучер, но, хотя К. его не понял, он пере-спрашивать не стал, решив, что так будет легче заставить этого высокомерного
малого сказать хоть что-нибудь. Ужасно раздражало, когда в этой темноте тебе