дома, торопливо захлопнув двери.

6. Второй разговор с хозяйкой

У постоялого двора его ждал хозяин. Он сам не решался заговорить первым, поэтому К. спросил, что ему нужно.

— Ты нашел новую квартиру? — спросил хозяин, уставившись в землю.

— Это тебе жена велела узнать? — сказал К. — Наверно, ты очень от нее

зависишь?

— Нет, — сказал хозяин, — спрашиваю я от себя. Но она очень волнуется

и расстраивается из-за тебя, не может работать, все лежит в постели, вздыхает

и без конца жалуется.

— Пойти мне к ней, что ли? — спросил К.

— Очень тебя прошу, — сказал хозяин, — я уже хотел было зайти за тобой к старосте, постоял у него под дверью, послушал, но вы все разговаривали, и я не хотел вам мешать, да и беспокоился за жену, побежал домой, а она меня

к себе не пустила, вот и пришлось тебя тут дожидаться.

— Тогда пойдем к ней скорее, — сказал К., — я ее быстро успокою.

замок

241

— Хорошо, если бы удалось, — сказал хозяин.

Они прошли через светлую кухню, где три или четыре служанки в отдалении друг от друга, занятые каждая своей работой, буквально оцепенели при

виде К. Уже из кухни слышались вздохи хозяйки. Она лежала в тесном закутке без окна, отделенном от кухни тонкой фанерной перегородкой. Там помещались только большая двуспальная кровать и шкаф. Кровать стояла так, что

с нее можно было наблюдать за всей кухней и за теми, кто там работал. Зато из

кухни почти ничего нельзя было разглядеть в закутке. Там было совсем темно, только белые с красным одеяла чуть выделялись во мраке. Лишь войдя туда

и дав глазам немного привыкнуть, можно было разглядеть подробности.

— Наконец-то вы пришли, — слабым голосом сказала хозяйка. Она лежала на спине, вытянувшись, дышать ей, как видно, удавалось с трудом, и она

откинула перину. В постели она выглядела гораздо моложе, чем в платье, но ее

осунувшееся лицо вызывало жалость, особенно из-за ночного чепчика с тонким кружевцем, который она надела, хотя он был ей мал и плохо держался на

прическе.

— Как же я мог прийти, — сказал К. мягко, — вы ведь не велели меня

звать.

— Вы не должны были заставлять меня ждать так долго, — сказала хозяйка

с упрямством, свойственным всем больным. — Садитесь, — и она указала ему

на край постели, — а вы все уходите! — Кроме помощников в закуток проникли и служанки.

— Я тоже уйду, Гардена, — сказал хозяин, и К. впервые услыхал имя хозяйки.

— Ну конечно, — медленно проговорила она и, словно думая о чем-то

другом, рассеянно добавила: — Зачем тебе оставаться?

Но когда все вышли на кухню — даже помощники сразу послушались, впрочем, они приставали к одной из служанок, — Гардена все же вовремя со-образила, что из кухни слышно все, о чем говорится за перегородкой — дверей тут не было, — и потому она всем велела выйти из кухни. Что и произошло тотчас же.

— Прошу вас, господин землемер, — сказала Гардена, — там, в шкафу, поблизости висит платок, подайте его мне, пожалуйста, я укроюсь, перину я не

выношу, под ней дышать тяжело. — А когда К. подал ей платок, она сказала: — Взгляните, правда, красивый платок?

Похоже, что это был обыкновенный шерстяной платок, К. только из вежливости потрогал его еще раз, но ничего не сказал.

— Да, платок очень красивый, — сказала Гардена, кутаясь в него. Теперь

она лежала спокойно, казалось, все боли прошли, более того, она даже заметила, что у нее растрепались волосы от лежания, и, сев на минуту в постели, поправила прическу под чепчиком. Волосы у нее были пышные.

К. вышел из терпения:

— Вы, хозяйка, велели узнать, нашел ли я себе новую квартиру?

242

ф. кафка

— Я велела? Нет-нет, это ошибка.

— Но ваш муж только что меня об этом спросил.

— Верю, верю, — сказала хозяйка, — у нас вечно стычки. Когда я не хотела

вас принять, он вас удерживал, а когда я счастлива, что вы тут живете, он вас

гонит. Он всегда так делает. Вечно он выкидывает такие штуки.

— Значит, — сказал К., — вы настолько изменили свое мнение обо мне?

И всего за час-другой?

— Мнение свое я не изменила, — сказала хозяйка ослабевшим голосом, —

дайте мне руку. Так. А теперь обещайте, что будете говорить со мной совершенно откровенно, тогда и я с вами буду откровенна.

— Хорошо, — сказал К., — кто же начнет?

— Я! — сказала хозяйка. Видно было, что она не просто хочет пойти К. навстречу, но что ей не терпится заговорить первой.

Она вынула из-под одеяла фотографию и протянула ее К.

— Взгляните на эту карточку, — попросила она.

Чтобы лучше видеть, К. шагнул на кухню, но и там было нелегко разглядеть что-нибудь на фотографии — от времени она выцвела, пошла трещинами

и пятнами и вся измялась.

— Не очень-то она сохранилась, — сказал К.

— Да, жаль, — сказала хозяйка, — носишь при себе годами, вот и портит-ся. Но если вы хорошенько вглядитесь, вы все разберете. А я могу вам помочь: скажите, что вы разглядели, мне так приятно поговорить про эту карточку.

Ну, что же увидели?

— Молодого человека, — сказал К.

— Правильно, — сказала хозяйка. — А что он делает?

— По-моему, он лежит на какой-то доске, потягивается и зевает.

Хозяйка рассмеялась.

— Ничего похожего! — сказала она.

— Но ведь вот она, доска, а вот он лежит, — настаивал на своем К.

— А вы посмотрите повнимательней, — с раздражением сказала хозяйка. — Разве он лежит?

— Нет, — согласился К., — он не лежит, а скорее парит в воздухе, да, теперь я вижу — это вовсе не доска, скорее какой-то канат, и молодой человек

прыгает через него.

— Ну вот, — обрадованно сказала хозяйка, — он прыгает, это так трени-руются курьеры из канцелярии. Я же знала, что вы все разглядите. А его лицо

вам видно?

— Лица почти совсем не видать, — сказал К., — видно только, что он

очень напрягается, рот открыл, глаза зажмурил, волосы у него растрепались.

— Очень хорошо, — с благодарностью сказала хозяйка, — тому, кто его

лично не знал, трудно разглядеть еще что-нибудь. Но мальчик был очень красивый, я видела его только мельком и то не могу забыть.

— А кто же он был? — спросил К.

замок

243

— Это был, — сказала хозяйка, — это был курьер, через которого Кламм

в первый раз вызвал меня к себе.

К. не мог как следует слушать — его отвлекало дребезжание стекол. Он сразу понял, откуда идет эта помеха. За кухонным окном, прыгая с ноги на ногу по

снегу, вертелись его помощники. Они старались показать, что они счастливы

видеть К., и радостно указывали на него друг другу, тыча пальцами в оконное

стекло. К. им погрозил пальцем, и они сразу отскочили, стараясь оттолкнуть

друг друга от окна, но один вырвался вперед, и оба снова прильнули к стеклу.

К. юркнул за перегородку — там помощники не могли его видеть, да и ему

не надо было на них смотреть. Но тихое, словно просительное дребезжание

оконного стекла еще долго преследовало его и в закутке.

— Опять эти помощники, — сказал он хозяйке, как бы извиняясь, и показал на окно. Но она не обращала на него внимания; отняв фотографию, она

посмотрела на нее, расправила и снова сунула под одеяло. Движения ее стали замедленными, но не от усталости, а, как видно, под тяжестью воспомина-ний. Ей хотелось все рассказать К., но она позабыла о нем, перебирая в памяти

прошлое. Только через некоторое время она очнулась, провела рукой по глазам и сказала:

— И платок у меня от Кламма. И чепчик тоже. Фотография, платок и чепчик — вот три вещи на память о нем. Я не такая молодая, как Фрида, не такая

честолюбивая, да и не такая чувствительная — она у нас очень чувствительная; словом, я сумела примириться с жизнью, но должна сознаться: без этих

трех вещей я бы тут так долго не выдержала, да что я говорю — я бы и дня тут

не выдержала. Может быть, вам эти три подарка покажутся жалкими, но вы