— Ей-богу, — сказала хозяйка и посмотрела на К. сверху вниз, — иногда вы напоминаете моего мужа — такое же упрямство, такое же ребячество.

Вы тут всего несколько суток, а уже хотите все знать лучше нас, местных, лучше меня, старой женщины, лучше Фриды, которая столько видела и слышала

там, в гостинице. Не отрицаю, может быть, иногда и можно чего-то добиться, несмотря на все законы, на все старые обычаи; сама я никогда в жизни такого

не видела, но говорят, есть примеры, всякое бывает; но уж конечно, добиваться этого надо не так, как вы, не тем, чтобы все время только и твердить: «Нет, нет, нет!» — только и пытаться жить своим умом и никаких добрых советов

не слушать. Думаете, я о вас забочусь? Разве мне было до вас дело, когда вы

были один? Кстати, лучше бы я тогда вмешалась, может быть, многого можно было бы избежать. Одно только я уже тогда сказала про вас своему мужу:

«Держись от него подальше!» Я бы и сама вас избегала, если бы вы не связали

судьбу Фриды со своей судьбой. Только ей вы должны быть благодарны — хотите или не хотите — за мою заботу, даже за мое уважение к вам. И вы не имеете права так просто отстранять меня, потому что передо мной, перед единственным человеком, который по-матерински заботится о маленькой Фриде, вы

несете самую серьезную ответственность. Возможно, что Фрида права и что

все совершилось по воле Кламма, но о Кламме я сейчас ничего не знаю, никогда мне с ним говорить не придется, это для меня совершенно недоступно.

А вы сидите тут, обнимаете мою Фриду, а вас самих — зачем скрывать? — держу тут я. Да, я вас держу, попробовали бы вы, молодой человек, если я вас

выставлю из своего дома, найти пристанище где-нибудь в Деревне, хоть в со-бачьей будке.

— Спасибо, — сказал К. — Вы очень откровенны, и я верю каждому вашему слову. Значит, вот до чего непрочное у меня положение и, значит, положение Фриды тоже.

замок

223

— Нет! — сердито закричала на него хозяйка. — У Фриды совсем другое

положение, ничего общего с вами тут у нее нет. Фрида — член моей семьи, и никто не смеет называть ее положение непрочным.

— Хорошо, хорошо, — сказал К. — Пусть вы и тут правы, особенно потому, что Фрида по неизвестной мне причине слишком вас боится и вмешиваться не хочет. Давайте поговорим только обо мне. Мое положение чрезвычайно непрочно, этого вы не отрицаете, наоборот, всячески стараетесь доказать.

Вы и тут, как и во всем, что вы сказали, по большей части правы, однако с оговорками. Например, я знаю место, где я мог бы отлично переночевать.

— Где это? Где? — в один голос закричали Фрида и хозяйка с таким пылом, словно у обеих была одинаковая причина для любопытства.

— У Варнавы! — сказал К.

— У этих нищих! — крикнула хозяйка. — У этих опозоренных нищих!

У Варнавы! Вы слышали? — И она обернулась к углу, но помощники уже вы-лезли оттуда и, обнявшись, стояли за хозяйкой, и та, словно ища поддержки, схватила одного из них за руку. — Слышали, с кем водится этот господин?

С семьей Варнавы! Ну конечно, там ему устроят ночевку, ах, да лучше бы он

там ночевал, чем в гостинице! А вы-то где были?

— Хозяйка, — сказал К., не дав помощникам ответить, — это мои помощники, а вы с ними обращаетесь, будто они вáм помощники, а мне сторожа.

В остальном я готов самым вежливым образом обсуждать все ваши мнения, но это никак не касается моих помощников, тут все слишком ясно. Поэтому

попрошу вас с моими помощниками не разговаривать, а если моей просьбы

мало, то я запрещаю моим помощникам отвечать вам.

— Значит, мне с вами нельзя разговаривать! — сказала хозяйка, обращаясь

к помощникам, и все трое засмеялись: хозяйка — ехидно, но гораздо снисхо-дительней, чем мог ожидать К., а помощники — с обычным своим выражением, которое было и многозначительным, и вместе с тем ничего не значащим

и показывало, что они снимают с себя всякую ответственность.

— Только не сердись, — сказала Фрида, — и пойми правильно, почему мы

так взволнованы. Если угодно, мы с тобой только благодаря Варнаве и нашли

друг друга. Когда я тебя первый раз увидела в буфете — ты вошел под ручку

с Ольгой, — то хотя я кое-что о тебе уже знала, но ты мне был совершенно

безразличен. Вернее, не только ты мне был совершенно безразличен, почти

все, да все на свете мне было безразлично. Правда, я и тогда многим была недовольна, многое вызывало злобу, но какое же это было недовольство, какая

злоба! Например, меня мог обидеть какой-нибудь посетитель в буфете — они

вечно ко мне приставали, ты сам видел этих парней, но приходили и похуже, Кламмовы слуги были не самые плохие, ну и обижал меня кто-нибудь, а мне-то что? Мне казалось, что это случилось сто лет назад, или случилось вовсе

не со мной, а кто-то мне об этом рассказывал, или я сама уже все позабыла.

Нет, не могу описать, даже не могу сейчас представить себе, как оно было, —

настолько все переменилось с тех пор, как Кламм меня бросил.

224

ф. кафка

Тут Фрида оборвала свой рассказ, печально склонила голову и сложила

руки на коленях.

— Вот видите, — сказала хозяйка с таким выражением, будто говорит

не от себя, а подает голос вместо Фриды; она пододвинулась поближе и села

вплотную к Фриде. — Вот видите, господин землемер, к чему привели ваши

поступки, и пусть ваши помощники — ведь мне не разрешается с ними разговаривать, — пусть и для них это будет наукой! Фрида была счастлива, как

никогда в жизни, и вы ее вырвали из этого состояния, но вам это удалось только потому, что Фрида по-детски все преувеличила и пожалела вас — ей было

невыносимо видеть, как вы вцепились в руку Ольги и, значит, попали в лапы

к семье Варнавы. Вас она спасла, а собой пожертвовала. А теперь, когда так

случилось и Фрида отдала все, что у нее было, за счастье сидеть у вас на коленях, теперь вы вдруг выкладываете как самый ваш главный козырь, что у вас, мол, была возможность переночевать у Варнавы! Видно, хотите показать, что

вы от меня не зависите? Конечно, если бы вы и впрямь переночевали у Варнавы, так уж, наверно, перестали бы от меня зависеть — я бы вас вмиг, немедленно выставила из моего дома.

— Никаких грехов я за семьей Варнавы не знаю, — сказал К. и, осторожно подняв Фриду, которая сидела как неживая, медленно усадил ее на кровать, а сам встал. — Может быть, тут вы и правы, но и я безусловно был прав, когда я просил вас предоставить нам с Фридой самим решать свои дела. Вы тут

что-то упоминали о любви и заботе, но я-то их не заметил, больше тут было

высказано ненависти, и насмешки, и угроз выставить меня из дому. Если вы

задумали отпугнуть Фриду от меня или меня от Фриды, то вы ловко за это взялись, но думаю, что это вам не удастся, а если бы и удалось, то — разрешите

и мне на этот раз, хоть и туманно, пригрозить вам — вы в этом горько раскае-тесь. Что касается квартиры, которую вы мне предоставили, — ведь речь может идти только об этой отвратительной конуре? — то ничем не доказано, что

вы это сделали по собственной воле, должно быть, вам были даны указания от

графской канцелярии. Я туда и доложу, что вы мне отказали, а если мне укажут

другое жилье, вы, наверно, вздохнете с большим облегчением, но я вздохну

еще глубже. А теперь я отправляюсь к сельскому старосте — и по этому делу, и по другим делам; а вы, пожалуйста, хотя бы позаботьтесь о Фриде — смотрите, в какое состояние ее привели ваши, так сказать, материнские речи!

И он повернулся к помощникам.

— Пошли! — сказал он, снял письмо Кламма с гвоздика и двинулся

к выходу.

Хозяйка смотрела на него молча и только, когда он уже взялся за дверную

ручку, сказала:

— Господин землемер, хочу еще дать вам совет на дорогу, потому что, какие речи вы бы ни вели, как бы вы меня, старую женщину, ни обижали, вы все

же будущий муж Фриды. Только потому я и говорю вам: вы находитесь в ужасающем неведении насчет наших здешних дел, просто голова кружится, когда