Теперь мне самой придется их выгонять.

Она взяла кнут из угла и одним прыжком, неуверенным, но высоким —

так прыгают барашки, — подскочила к плясавшим. Сначала они решили, что

прибавилась еще одна танцорка, и вправду было похоже, будто Фрида сейчас

бросит кнут, но она его сразу подняла вверх.

— Именем Кламма! — крикнула она. — На конюшню! Все — на конюшню!

Тут они поняли, что с ними не шутят: в непонятном для К. страхе отступили назад, под чьим-то толчком там открылись двери, повеяло ночным воздухом, и все исчезли вместе с Фридой, которая, очевидно, загоняла их через

двор на конюшню.

Во внезапно наступившей тишине К. вдруг услышал шаги в прихожей.

Ища укрытия, К. метнулся за стойку — единственное место, где можно было

спрятаться. Правда, ему не запрещалось находиться в буфете, но так как он

тут собирался переночевать, то не стоило попадаться кому-нибудь на глаза.

Поэтому, когда дверь действительно открылась, он нырнул под стойку. И хотя

там ему тоже грозила некоторая опасность быть замеченным, но все-таки

можно было довольно правдоподобно оправдаться тем, что он спрятался от

разбушевавшихся крестьян. Вошел хозяин.

— Фрида! — крикнул он и стал ходить взад и вперед по комнате.

замок

213

К счастью, Фрида скоро вошла, ни словом не упомянув о К., пожаловалась

на слуг, а потом прошла за стойку, надеясь там найти К. Он дотронулся до ее

ноги и почувствовал себя в безопасности. Так как Фрида ничего о К. не сказала, о нем заговорил хозяин.

— А где же землемер? — спросил он. По всей видимости, он вообще был

человек вежливый, с хорошими манерами, благодаря постоянному и сравнительно свободному общению с вышестоящими господами, но с Фридой он

говорил особо почтительным тоном, и это бросалось в глаза, потому что он

продолжал оставаться работодателем, а она его служанкой, хотя, надо сказать, весьма дерзкой служанкой.

— Про землемера я совсем забыла, — сказала Фрида и поставила свою маленькую ножку на грудь К. — Наверно, он давным-давно ушел.

— Но я его не видел, — сказал хозяин, — хотя все время стоял в передней.

— А здесь его нет, — холодно сказала Фрида.

— Может быть, он спрятался, — сказал хозяин. — Судя по его виду, от

него можно ждать чего угодно.

— Ну, на это у него смелости не хватит, — сказала Фрида и крепче прижала К. ногой. Что-то в ней было веселое, вольное, чего К. раньше и не заметил, и все это вспыхнуло еще неожиданней, когда она внезапно проговорила

со смехом: — А вдруг он спрятался тут, внизу? — Наклонилась к К., чмокнула

его мимоходом и, вскочив, сказала с огорчением: — Нет, тут его нету.

Но и хозяин удивил К., когда вдруг сказал:

— Мне очень неприятно, что я не знаю наверняка, ушел он или нет. И дело

тут не только в господине Кламме, дело в предписании. А предписание касается и вас, фройляйн Фрида, так же, как и меня. За буфет отвечаете вы, остальные помещения я обыщу сам. Спокойной ночи! Приятного сна.

Не успел он уйти из комнаты, как Фрида уже очутилась под стойкой, рядом с К.

— Мой миленький! Сладкий мой! — зашептала она, но даже не коснулась

К.; словно обессилев от любви, она лежала на спине, раскинув руки; видно, в этом состоянии счастливой влюбленности время ей казалось бесконечным, и она скорее зашептала, чем запела какую-то песенку. Вдруг она встрепенулась — К. все еще лежал неподвижно, погруженный в свои мысли, — и стала

по-ребячески теребить его: — Иди же, здесь внизу можно задохнуться!

Они обнялись, маленькое тело горело в объятиях у К.; в каком-то тумане, из которого К. все время безуспешно пытался выбраться, они прокатились несколько шагов, глухо ударились о двери Кламма и затихли в лужах пива и среди мусора на полу. И потекли часы, часы общего дыхания, общего сердцебиения, часы, когда К. непрерывно ощущал, что он заблудился или уже так далеко

забрел на чужбину, как до него не забредал ни один человек, — на чужбину, где

самый воздух состоял из других частиц, чем дома, где можно было задохнуться от этой отчужденности, но ничего нельзя было сделать с ее бессмыслен-ными соблазнами — только уходить в них все глубже, теряться все больше.

214

ф. кафка

И потому, по крайней мере в первую минуту, не угрозой, а скорее утешитель-ным проблеском показался ему глубокий, повелительно-равнодушный голос, позвавший Фриду из комнаты Кламма.

— Фрида, — сказал К. ей на ухо, словно передавая зов.

С механическим, уже как бы врожденным послушанием Фрида хотела

вскочить, но тут же опомнилась, сообразив, где она находится, потянулась, тихо засмеялась и сказала:

— Да разве я к нему пойду, никогда я к нему больше не пойду!

К. хотел ее отговорить, хотел заставить ее пойти к Кламму, стал даже соби-рать обрывки ее блузки, но сказать ничего не мог — слишком он был счастлив, держа Фриду в объятиях, слишком счастлив и слишком перепуган, потому что

ему казалось: уйди от него Фрида — и уйдет все, что у него есть. И, словно

чувст вуя поддержку К., Фрида вдруг сжала кулак, постучала в дверь и крикнула:

— А я с землемером! А я с землемером!

Кламм, конечно, сразу замолчал. Но К. встал, опустился возле Фриды на

колени и оглядел комнату в тусклом предрассветном полумраке. Что случилось? Где его надежды? Чего мог он теперь ждать от Фриды, когда она так его

выдала? Вместо того чтобы идти вперед осторожно, как того требовала значительность врага и цели, он целую ночь провалялся в пивных лужах — теперь

от вони кружилась голова.

— Что ты наделала? — сказал он вполголоса. — Теперь мы оба пропали.

— Нет, — сказала Фрида, — пропала только я одна, зато я тебя заполучи-ла. Не беспокойся. Ты только посмотри, как эти двое смеются.

— Кто? — спросил К. и обернулся. На стойке сидели оба его помощника, немного сонные, но веселые; так весело бывает людям, честно выполнившим

свой долг. — Чего вам тут надо? — закричал на них К., словно они во всем виноваты. Он оглянулся, ища кнут, который вечером был у Фриды.

— Должны же мы были найти тебя, — сказали помощники, — вниз к нам

ты не пришел, тогда мы пошли искать тебя у Варнавы и наконец нашли вот

тут. Пришлось просидеть здесь целую ночь. Да, служба у нас не из легких.

— Вы мне днем нужны, а не ночью, — сказал К. — Убирайтесь!

— А теперь уже день, — сказали они, не двигаясь с места.

И действительно, уже наступил день, двери открылись, крестьяне вместе

с Ольгой, о которой К. совсем забыл, ввалились в буфет. Ольга была оживлена, как вечером, и, хотя и одежда и волосы у нее были в плачевном состоянии, она

уже у дверей стала искать глазами К.

— Почему ты со мной не пошел к нам? — спросила она чуть ли не со слезами. — Да еще из-за такой бабенки! — добавила она и повторила эту фразу

несколько раз.

Фрида, исчезнувшая на минутку, вошла с небольшим узелком белья. Ольга

печально стояла в стороне.

— Ну, теперь мы можем идти, — сказала Фрида. Было понятно, что она

говорит о постоялом дворе «У моста» и собирается идти именно туда.

И потекли часы, часы общего дыхания, общего сердцебиения, часы, когда К. непрерывно ощущал, что он заблудился или уже так далеко

забрел на чужбину, как до него не забредал ни один человек…

216

ф. кафка

К. встал рядом с Фридой, за ним — оба помощника. В таком порядке двинулись. Крестьяне с презрением смотрели на Фриду, что было вполне понятно — слишком строго она с ними обходилась до сих пор. Один даже взял палку и сделал вид, что не пропустит ее, если она не перепрыгнет через эту палку, но достаточно было одного ее взгляда, чтобы его отогнать. Выйдя на засне-женную улицу, К. облегченно вздохнул. Такое это было счастье — оказаться на

свежем воздухе, что даже дорога показалась более сносной; а если бы К. снова