засмеялась вместе с загалдевшими вдруг ребятами.

К. так и остался стоять на улице, мужчины следили за ним с порога. Снова

пошел снег, но как будто стало светлее.

— Куда вы пойдете? — нетерпеливо крикнул круглобородый. — Туда —

путь к Замку, сюда — в Деревню.

Но К. спросил не у него, а у того, второго, который, несмотря на свою

замкнутость, казался ему обходительнее:

— Кто вы такие? Кого мне благодарить за отдых?

— Я дубильщик Лаземан, — ответил тот. — А благодарить вам никого не надо.

— Прекрасно, — сказал К. — Надеюсь, мы еще встретимся.

— Вряд ли, — сказал мужчина.

И в эту минуту круглобородый, подняв руку, закричал:

— Здорóво, Артур, здорóво, Иеремия!

К. обернулся: значит, в этой Деревне все же люди выходили на улицу.

По дороге от Замка шли два молодых человека среднего роста, оба очень

Но пар шел из другого угла, где в огромной деревянной лохани — таких К. не видел, она была величиной с двуспальную кровать — в горячей воде мылись двое мужчин.

186

ф. кафка

стройные, в облегающих костюмах и даже лицом очень похожие. Цвет лица

у них был смуглый, а острые бородки такой черноты, что выделялись даже на

смуглых лицах. Несмотря на трудную дорогу, они шли удивительно быстро, выбрасывая в такт стройные ноги.

— Вы зачем сюда? — крикнул бородач.

— Дела! — смеясь, крикнули те.

— Где?

— На постоялом дворе!

— И мне туда! — закричал К. громче всех, ему ужасно захотелось, чтобы

эти двое взяли его с собой. И хотя знакомство с ними ничего особенного не су-лило, но они наверняка были бы славными, бодрыми спутниками. Они услы-шали слова К., но только кивнули ему и сразу исчезли вдали.

К. все еще стоял в снегу, у него не было охоты вытаскивать оттуда ногу, чтобы тут же погрузить ее в сугроб; дубильщик с товарищем, довольные тем, что окончательно избавились от К., медленно протискивались в дом сквозь

неплотно прикрытую дверь, то и дело оглядываясь на К., и К. наконец остался

один в глубоком снегу. «Пожалуй, была бы причина слегка расстроиться, —

подумал К., — если бы я сюда попал случайно, а не нарочно».

Вдруг с левой стороны домишка открылось крохотное оконце; оно казалось темно-синим, пока было закрыто, — очевидно, при отблеске снега —

и было таким крошечным, что сейчас в нем виднелось не все лицо того, кто

выглядывал, а только глаза — стариковские карие глаза.

— Вот он стоит, — услышал К. дрожащий женский голос.

— Это землемер, — сказал мужской голос. Потом мужчина подошел

к окошку и добавил без враждебности, но все же так, словно был озабочен, как

бы не нарушился порядок перед его домом: — Кого вы ждете?

— Жду, пока какие-нибудь сани меня не захватят, — сказал К.

— Тут сани не проезжают, — сказал мужчина, — тут дорога непроезжая.

— Но ведь это дорога в Замок?

— И все же тут дорога непроезжая, — повторил мужчина с какой-то настойчивостью. Оба замолчали. Но мужчина, очевидно, что-то решал, потому

что не захлопывал оконца, оттуда шел дымок.

— Дорога скверная, — сказал К., поддерживая разговор.

Но тот только сказал:

— Да, конечно. — Помолчав, он все же добавил: — Если хотите, я вас до-везу на санках.

— Пожалуйста, довезите! — обрадовался К. — Сколько вы с меня возьмете?

— Ничего, — сказал мужчина. К. очень удивился. — Вы ведь землемер, —

объяснил мужчина, — вы имеете отношение к Замку. Куда же вы хотите

ехать?

— В Замок, — ответил К.

— Тогда я не поеду, — сразу сказал мужчина.

Из большого окна — единственного в задней стене горницы —

со двора падал бледный нежный свет, придавая шелковистый отблеск

платью женщины, устало полулежавшей в высоком кресле.

188

ф. кафка

— Но я же имею отношение к Замку, — сказал К., повторяя слова мужчины.

— Возможно, — уклончиво сказал тот.

— Тогда отвезите меня на постоялый двор, — сказал К.

— Хорошо, — сказал мужчина, — сейчас выведу сани.

Видно, тут дело было не в особой любезности, а, скорее, в эгоистичном, тревожном, почти педантическом стремлении поскорее убрать К. с улицы перед домом.

Открылись ворота, и выехали маленькие санки для легких грузов, совершенно плоские, без всякого сиденья, запряженные тощей лошаденкой, за

ними шел согнувшись малорослый хромой человечек с изможденным, красным, слезящимся лицом, которое казалось совсем крошечным в складках

толстого шерстяного платка, накрученного на голову. Человечек был явно болен и, очевидно, вышел на улицу только для того, чтобы отвезти К. Так К. ему

и сказал, но тот отмахнулся. К. услышал только, что он возница Герстекер

и взял эти неудобные санки потому, что они стояли наготове, а выводить другие было бы слишком долго.

— Садитесь, — сказал он, ткнув кнутом в задок саней.

— Я сяду с вами рядом, — ответил К.

— А я пешком, — сказал Герстекер.

— Почему? — спросил К.

— Я пешком, — повторил Герстекер, и вдруг его так стал колотить кашель, что пришлось упереться ногами в снег, а руками — в край санок, чтобы не

упасть. К., ничего не говоря, сел в санки сзади, кашель постепенно утих, и они

тронулись.

Замок наверху, странно потемневший, куда К. сегодня и не надеялся добраться, отдалялся все больше и больше. И, словно подавая знак и ненадолго

прощаясь, оттуда прозвучал колокол, радостно и окрыленно, и от этого коло-кольного звона на миг вздрогнуло сердце, словно в боязни — ведь и тоской

звенел колокол, — а вдруг исполнится то, к чему так робко оно стремилось.

Но большой колокол вскоре умолк, его сменил слабый однотонный колоколь-чик, то ли оттуда сверху, то ли уже из Деревни. И этот перезвон как-то лучше подходил к медленному скольжению саней и унылому, но безжалостному

вознице.

— Слушай! — крикнул вдруг К.; они уже подъезжали к церкви, постоялый

двор был недалеко, и К. немного осмелел. — Я все удивляюсь, что ты под свою

ответственность решаешься меня везти, разве тебе это разрешено?

Но Герстекер не обратил никакого внимания и спокойно шагал рядом

с лошаденкой.

— Эй! — крикнул К. и, собрав в санях горсть снега, угодил снежком прямо

в ухо Герстекеру.

Тот остановился и обернулся назад; и когда К. увидел его так близко перед собой — санки проползли только шаг, — увидел эту согнутую, чем-то

По дороге от Замка шли два молодых человека среднего роста, оба очень

стройные, в облегающих костюмах и даже лицом очень похожие.

190

ф. кафка

искалеченную фигуру, воспаленное, усталое, худое лицо с какими-то разными щеками — одна плоская, другая запавшая, — полуоткрытый растерянный

рот, где торчало всего несколько зубов, он повторил ехидный вопрос уже с со-страданием: не достанется ли Герстекеру за то, что он отвез К.?

— Чего тебе надо? — непонятливо спросил Герстекер и, не ожидая объяснений, крикнул на лошаденку, и они поехали дальше.

Когда они — К. узнал знакомый поворот — уже почти добрались до постоялого двора, там была полнейшая темнота, чему К. очень удивился. Неужели он так долго отсутствовал? Всего час-другой, по его расчетам, да и вышел

он с самого утра, и есть ему совсем не хотелось, и еще недавно стоял совсем

светлый день, и вдруг такая тьма. «Коротки дни, коротки», — сказал он про

себя и, соскользнув с санок, пошел к постоялому двору.

К счастью, на верхней ступеньке крыльца стоял хозяин, светя ему навстречу высоко поднятым фонарем. Мимоходом вспомнив о вознице, К. приостановился, но кашель донесся откуда-то из темноты, — видно, тот уже ушел.