— Никому из приезжих не нравится, — сказал учитель.

И К., чтобы не сказать лишнего, перевел разговор и спросил:

— Вы, наверно, знаете графа?

— Нет, — ответил учитель и хотел отойти, но К. не уступал и повторил

вопрос:

Это была и не старинная рыцарская крепость, и не роскошный новый дворец, а целый ряд строений, состоящий из нескольких двухэтажных и множества тесно

прижавшихся друг к другу низких зданий…

182

ф. кафка

— Как, вы не знаете графа?

— Откуда мне его знать? — тихо сказал учитель и добавил громко по-французски: — Будьте осторожней в присутствии невинных детей.

К. решил, что после этих слов ему можно спросить:

— Вы разрешите как-нибудь зайти к вам, господин учитель? Я приехал

сюда надолго и уже чувствую себя несколько одиноким; с крестьянами у меня

мало общего, и с Замком, очевидно, тоже.

— Между Замком и крестьянами особой разницы нет, — сказал учитель.

— Возможно, — согласился К. — Но в моем положении это ничего не меняет. Можно мне как-нибудь зайти к вам?

— Я живу на Шваненгассе, у мясника, — сказал учитель.

И хотя он скорее просто сообщил свой адрес, чем пригласил к себе, но

К. все же сказал:

— Хорошо, я приду.

Учитель кивнул головой и отошел, а дети сразу загалдели. Вскоре они

скрылись в круто спускавшемся переулке.

К. не мог сосредоточиться — его расстроил этот разговор. Впервые после

приезда он почувствовал настоящую усталость. Дальняя дорога его совсем не

утомила, он шел себе и шел, изо дня в день, спокойно, шаг за шагом. А сейчас

сказывались последствия сильнейшего переутомления — и очень некстати.

Его неудержимо тянуло к новым знакомствам, но каждая новая встреча усу-губляла усталость. Нет, будет вполне достаточно, если он в своем теперешнем

состоянии заставит себя прогуляться хотя бы до входа в Замок.

Он снова зашагал вперед, но дорога была длинной. Оказалось, что улица — главная улица Деревни — вела не к замковой горе, а только приближалась к ней, но потом, словно нарочно, сворачивала вбок и, не удаляясь от

Замка, все же к нему и не приближалась. К. все время ждал, что наконец дорога повернет к Замку, и только из-за этого шел дальше, от усталости он явно

боялся сбиться с пути, да к тому же его удивляла величина Деревни: она тянулась без конца — все те же маленькие домишки, заиндевевшие окна, и снег, и безлюдье, — тут он внезапно оторвался от цепко державшей его дороги, и его принял узкий переулочек, где снег лежал еще глубже и только с трудом

можно было вытаскивать вязнувшие ноги. Пот выступил на лбу у К., и он

остановился в изнеможении.

Да, но ведь он был не один, справа и слева стояли крестьянские избы.

Он слепил снежок и бросил его в окошко. Тотчас же отворилась дверь — первая открывшаяся дверь за всю дорогу по Деревне, — и старый крестьянин

в коричневом кожухе, приветливо и робко склонив голову к плечу, вышел ему

навстречу.

— Можно мне ненадолго зайти к вам? — сказал К. — Я очень устал. —

Он не расслышал, что ответил старик, но с благодарностью увидел, что тот

подложил доску, чтобы он мог выбраться из глубокого снега, и, шагнув по ней, К. очутился в горнице.

замок

183

Большая сумрачная комната. Войдя со свету, сразу ничего нельзя было

увидеть. К. наткнулся на корыто, женская рука отвела его. В одном углу громко

кричали дети. Из другого валил густой пар, от которого полутьма сгущалась

в полную темноту. К. стоял, словно окутанный облаками.

— Да он пьян, — сказал кто-то.

— Вы кто такой? — властно крикнул чей-то голос и, обращаясь, как видно, к старику, добавил: — Зачем ты его впустил? Всех, что ли, впускать, кто шля-ется по дороге?

— Я графский землемер, — сказал К., как бы пытаясь оправдаться перед

тем, кого он все еще не видел.

— Ах, это землемер, — сказал женский голос, и сразу наступила полнейшая тишина.

— Вы меня знаете? — спросил К.

— Конечно, — коротко бросил тот же голос. Но то, что они знали К., как

видно, не шло ему на пользу.

Наконец пар немного рассеялся, и К. стал постепенно присматривать-ся. Очевидно, у них был банный день. У дверей стирали. Но пар шел из другого угла, где в огромной деревянной лохани — таких К. не видел, она была

величиной с двуспальную кровать — в горячей воде мылись двое мужчин.

Но еще неожиданнее — хотя трудно было сказать, в чем заключалась эта неожиданность, — оказалось то, что виднелось в правом углу. Из большого

окна — единственного в задней стене горницы — со двора падал бледный

нежный свет, придавая шелковистый отблеск платью женщины, устало полулежавшей в высоком кресле. К ее груди прильнул младенец. Около нее играли дети, явно крестьянские ребята, но она как будто была не из этой среды.

Правда, от болезни и усталости даже крестьянские лица становятся утон-ченней.

— Садитесь! — сказал один из мужчин, круглобородый, да еще с нависши-ми усами — он все время отдувал их с губ, пыхтя и разевая рот, — и, нелепым

жестом выбросив руку из лохани, он указал К. на сундук, обдав ему все лицо

теплой водой. На сундуке в сумрачном раздумье уже сидел старик, впустив-ший К., и К. обрадовался, что наконец можно сесть. Больше на него никто не

обращал внимания. Молодая женщина, стиравшая у корыта, светловолосая, в расцвете молодости, тихо напевала, мужчины крутились и вертелись в лохани; ребята все время лезли к ним, но их отгоняли, свирепо брызгая в них водой, попадавшей и на К.; женщина в кресле замерла, как неживая, и смотрела

не на младенца у груди, а куда-то вверх.

Верно, К. долго глядел на эту неподвижную, грустную и прекрасную картину, но потом, должно быть, заснул, потому что, встрепенувшись от громко-го окрика, он почувствовал, что лежит головой на плече у старика, сидевшего

рядом. Мужчины уже вымылись и стояли одетые около К., а в лохани теперь

плескались ребята под присмотром белокурой женщины. Выяснилось, что

крикливый бородач не самый главный из двоих. Второй, хоть и ростом не

184

ф. кафка

выше и с гораздо менее густой бородой, оказался тихим, медлительным, ши-рокоплечим человеком со скуластым лицом; он стоял, опустив голову.

— Господин землемер, — сказал он, — вам тут оставаться нельзя. Простите за невежливость.

— Я и не думал оставаться, — сказал К. — Хотел только передохнуть немного. Теперь отдохнул и могу уйти.

— Наверно, вас удивляет негостеприимство, — сказал тот, — но гостеприимство у нас не в обычае, нам гостей не надо.

Освеженный недолгим сном и снова сосредоточившись, К. обрадовался

откровенным словам. Он двигался свободнее, прошелся, опираясь на свою

палку, взад и вперед, даже подошел к женщине в кресле, ощущая, что он

ростом выше всех остальных.

— Правильно, — сказал К. — Зачем вам гости? Но изредка человек может

и понадобиться, например землемер, такой, как я.

— Мне это неизвестно, — медленно сказал тот. — Если вас вызвали, значит, вы понадобились; наверно, это исключение, но мы, мы люди маленькие, живем по закону, вам за это на нас обижаться не следует.

— Нет, нет, — сказал К. — Я вам только благодарен, и вам лично, и всем

присутствующим. — И неожиданно для всех К. буквально подпрыгнул на

месте, перевернулся и очутился перед женщиной в кресле. Усталые голубые

глаза поднялись на него. Прозрачный шелковый платочек до половины прикрывал лоб, младенец спал у нее на груди.

— Кто ты? — спросил К.

И с пренебрежением к самому ли К. или к своим словам она бросила:

— Я служанка из Замка.

Но не прошло и секунды, как слева и справа К. схватили двое мужчин

и молча, словно другого способа объясниться не было, с силой потащили его

к дверям. Старик чему-то вдруг обрадовался и захлопал в ладоши. И прачка