он придет мне позировать. Я положу перед ним документ, объясню, что вы

невиновны, и поручусь за вас. И это не какое-нибудь пустяковое, формальное

процесс

121

поручительство, нет, это поручительство настоящее, ко всему обязываю-щее. — Художник взглянул на К., словно упрекая его за то, что приходится

брать на себя такую ответственность.

— Это было бы очень любезно с вашей стороны, — сказал К. —

Но, несмотря на то что судья вам поверит, он все же не оправдает меня полностью?

— Да, как я вам уже говорил, — ответил художник. — А кроме того, я вовсе не уверен, что мне поверят все судьи; некоторые, например, потребуют, чтобы я вас привел к ним лично. Что ж, тогда вам придется со мной пойти.

Разуме ется, в таком случае можно считать, что дело почти наполовину выиг-рано, тем более что я, конечно, подробнейшим образом проинструктирую

вас, как себя вести с данным судьей. Хуже будет с теми судьями, которые —

так тоже случается — откажут мне заранее. Тогда придется — но, разумеется, лишь после того, как я испробую всяческие подходы, — от них отказаться, но

мы можем пойти на это, потому что каждый судья в отдельности ничего не

решает. А когда наконец я соберу под вашим документом достаточное количество подписей от судей, я отнесу его тому судье, который ведет ваш процесс.

Возможно, что среди подписей будет и его подпись, тогда события развернут-ся еще быстрее, чем обычно. По существу, вообще почти никаких препятствий больше не будет, и в такой момент обвиняемый может чувствовать себя

вполне уверенно. Удивительно, но факт: в такой момент люди бывают увереннее, чем после оправдательного приговора. Тут уже особенно стараться

не приходится. У судьи есть поручительство в вашей невиновности за под-писями мно жества судей, и он может без всяких колебаний оправдать вас, что

он, после некоторых формальностей, несомненно, и сделает в виде одолжения

и мне, и другим своим знакомым. А вы покинете суд и будете свободны.

— Значит, я буду свободен? — сказал К. с некоторым недоверием.

— Да, — сказал художник, — но, конечно, это только мнимая свобода, точнее говоря, свобода временная. Дело в том, что низшие судьи, к которым

и принадлежат мои знакомые, не имеют права окончательно оправдывать человека, это право имеет только верховный суд, ни для вас, ни для меня и вообще ни для кого из нас совершенно недоступный. Как этот суд выглядит — мы

не знаем, да, кстати сказать, и не хотим знать. Так что великое право окончательно освободить от обвинения нашим судьям не дано, однако им дано право отвода обвинения. Это значит, что если вас оправдали в этой инстанции, то на данный момент обвинение от вас отвели, но оно все же висит над вами, и, если только придет приказ, оно сразу опять будет пущено в ход. Так как

я очень тесно связан с судом, то могу вам сказать, каким образом чисто внешне

проявляется разница между истинным оправданием и мнимым. При истин-ном оправдании вся документация процесса полностью исчезает, она совершенно изымается из дела, уничтожается не только обвинение, но и все протоколы процесса, даже оправдательный приговор, — все уничтожается. Другое

дело при мнимом оправдании. Документация сама по себе не изменилась,

122

ф. кафка

она лишь обогатилась свидетельством о невиновности, временным оправданием и обоснованием этого оправдательного приговора. Но в общем процесс продолжается, и документы, как этого требует непрерывная канцеляр-ская дея тельность, пересылаются в высшие инстанции, потом возвращаются

обратно в низшие и ходят туда и обратно, из инстанции в инстанцию, как ма-ятник, то с бóльшим, то с меньшим размахом, то с бóльшими, то с меньшими

остановками. Эти пути неисповедимы. Со стороны может показаться, что все

давным-давно забыто, обвинительный акт утерян и оправдание было полным

и настоящим. Но ни один посвященный этому не поверит. Ни один документ

не может пропасть, суд ничего не забывает. И вот однажды — когда никто

этого не ждет — какой-нибудь судья внимательнее, чем обычно, просмотрит

все документы, увидит, что по этому делу еще существует обвинение, и даст

распоряжение о немедленном аресте. Все это я рассказываю, предполагая, что

между мнимым оправданием и новым арестом пройдет довольно много времени; это возможно, и я знаю множество таких случаев, но вполне возможно, что оправданный вернется из суда к себе домой, а там его уже ждет приказ об

аресте. Тут уж свободной жизни конец.

— И что же, процесс начинается снова? — спросил К. с недоверием.

— А как же, — сказал художник, — конечно, процесс начинается снова, но и тут имеется возможность, как и раньше, добиться мнимого оправдания.

Опять надо собрать все силы и ни в коем случае не сдаваться. — Последние

слова художник явно сказал потому, что у него создалось впечатление, будто

К. очень удручен этим разговором.

— Но разве во второй раз, — сказал К., словно хотел предвосхитить все

разъяснения художника, — разве во второй раз не труднее добиться оправдания, чем в первый?

— В этом отношении, — сказал художник, — ничего определенного сказать нельзя. Вероятно, вам кажется, что второй арест настроит судей против

обвиняемого? Но это не так. Ведь судьи уже предвидели этот арест при выне-сении мнимого оправдательного приговора. Так что это обстоятельство вряд

ли может на них повлиять. Но, конечно, есть бесчисленное количество других

причин, которые могут изменить и настроение судей, и юридическую точку

зрения на данное дело, поэтому второго оправдания приходится добиваться

с учетом всех изменений, так что и тут надо приложить не меньше усилий, чем

в первый раз.

— Но ведь и это оправдание не окончательное? — спросил К. и с сомнением покачал головой.

— Ну конечно, — сказал художник, — за вторым оправданием следует

второй арест, за третьим оправданием — третий арест и так далее. Это вклю-чается в самое понятие мнимого оправдания. — К. промолчал. — Видно, мнимое оправдание вам не кажется особо выгодным, — сказал художник. —

Может быть, волокита вам больше подойдет? Объяснить вам сущность во-локиты?

процесс

123

К. только кивнул головой. Художник развалился на стуле, рубаха распахнулась у него на груди, он сунул руку в прореху и стал медленно поглаживать

грудь и бока.

— Волокита, — сказал художник и на минуту уставился перед собой, словно ища наиболее точного определения, — волокита состоит в том, что процесс

надолго задерживается в самой начальной его стадии. Чтобы добиться этого, обвиняемый и его помощник — особенно его помощник — должны поддерживать непрерывную личную связь с судом. Повторяю, для этого не нужны

такие усилия, как для того, чтобы добиться мнимого оправдания, но зато тут

необходима особая сосредоточенность. Нужно ни на минуту не упускать процесс из виду, надо не только регулярно, в определенное время ходить к соот-ветствующему судье, но и навещать его при каждом удобном случае и стараться установить с ним самые добрые отношения. Если же вы лично не знаете

судью, надо влиять на него через знакомых судей, но при этом ни в коем случае

не оставлять попыток вступить в личные переговоры. Если тут ничего не упустить, то можно с известной уверенностью сказать, что дальше своей первич-ной стадии процесс не пойдет. Правда, он не будет прекращен, но обвиняемый так же защищен от приговора, как если бы он был свободным человеком.

По сравнению с мнимым оправданием волокита имеет еще то преимущество, что впереди у обвиняемого все более определенно, он не ждет в постоянном

страхе ареста и ему не нужно бояться, что именно в тот момент, когда обстоятельства никак этому не благоприятствуют, ему вдруг придется снова пережить все заботы и треволнения, связанные с мнимым оправданием. Правда, и волокита несет обвиняемому некоторые невыгоды, которые нельзя недооценивать. Я не о том говорю, что обвиняемый при этом не свободен, ведь