неприятно, хотя заместитель директора смеялся вовсе не над его ходатайством, о котором он ничего не знал, а над только что услышанным биржевым

анекдотом; для того чтобы этот анекдот стал понятен, надо было сделать рисунок, и заместитель директора, наклонясь над столом К., взял у него из рук

процесс

99

карандаш и набросал рисунок на листке блокнота, предназначенном для чер-новика.

Но сегодня К. забыл о чувстве неловкости — написать ходатайство было

необходимо. Если на службе он не сможет выкроить для этого время — что

было вполне вероятно, — значит, придется писать дома, по ночам. А если ночей не хватит, придется взять отпуск. Только не останавливаться на полдоро-ге, это самое бессмысленное не только в делах, но и вообще всегда и везде.

Правда, ходатайство потребует долгой, почти бесконечной работы. Даже при

самом стойком характере человек мог прийти к мысли, что такую бумагу вообще составить невозможно. И не от лени, не от низости, которые только

и могли помешать адвокату в этой работе, а потому, что, не зная ни самого обвинения, ни всех возможных добавлений к нему, придется описать всю свою

жизнь, восстановить в памяти мельчайшие поступки и события и проверить

их со всех сторон. И какая же это грустная работа! Может быть, она подходит тем, кто, уйдя на пенсию, захочет чем-то занять мозг, уже впадающий

в детст во, и как-то скоротать долгие дни. Но теперь, когда человеку необходимо сохранить всю свежесть мысли для работы, когда часы летят с необыкновенной быстротой, потому что его карьера на подъеме и он представляет

собой даже в некотором роде угрозу для заместителя директора, теперь, когда

ему, человеку молодому, хочется насладиться жизнью в столь короткие вечера и ночи, именно теперь он должен заниматься составлением этого документа! И К. снова мысленно пожалел себя. Почти нечаянно, лишь бы прекратить этот ход мысли, он нажал кнопку звонка, проведенного в приемную.

Нажимая кнопку, он взглянул на часы. Уже одиннадцать, значит, два часа дра-гоценнейшего времени он истратил на раздумье и, конечно, устал еще больше

прежнего. И все-таки время прошло не зря, он принял решение, которое может оказаться полезным.

Кроме почты, курьер принес визитные карточки двух господ, давно ожи-давших К. Как назло, это были очень важные клиенты банка, которых ни в каком случае нельзя было заставлять ждать. И почему они пришли в такое неподходящее время, и почему — как, наверно, спрашивали себя эти господа за

закрытой дверью — столь усердный К. тратил самое горячее служебное время

на личные дела? Устав от всего, что было, и с усталостью ожидая того, что будет, К. поднялся навстречу первому клиенту.

Это был маленький разбитной человечек, фабрикант, которого К. хорошо

знал. Он выразил сожаление, что отрывает К. от важной работы, а К., со своей стороны, выразил сожаление, что заставил его так долго ждать. Но слова

сожаления он произнес настолько машинально и таким неестественным тоном, что, если бы фабрикант не был так занят своим делом, он непременно

подметил бы это. Вместо того он торопливо вытащил счета и таблицы из всех

карманов, разложил их перед К. и стал разъяснять отдельные пункты, поправил небольшую ошибку в расчетах, которую поймал даже при таком беглом

просмотре, напомнил, что К. заключил с ним такую же сделку год назад,

100

ф. кафка

мимоходом заметил, что на этот раз другой банк готов идти на значительные

жертвы, лишь бы заключить с ним эту сделку, и наконец умолк, чтобы выслушать мнение К. Действительно, К. вначале с большим вниманием следил за

словами фабриканта, мысль о важной сделке захватила и его, но, к сожалению, ненадолго; вскоре он перестал слушать, некоторое время еще кивал головой в ответ на громкие восклицания фабриканта, но потом прекратил и это, ограничиваясь только тем, что смотрел на лысую голову, склоненную над бумагами, и спрашивал себя, когда же фабрикант наконец поймет, что все его раз-глагольствования бесполезны. И когда фабрикант замолчал, К. сначала всерьез подумал, будто замолчал он для того, чтобы дать ему возможность сознаться, что слушать он не в состоянии. Но по напряженному взгляду фабриканта, готового на любые возражения, К. с сожалением понял, что деловой разговор придется продолжить. Он наклонил голову, словно подчиняясь приказа-нию, и стал медленно водить карандашом по бумагам, то и дело останавливаясь и всматриваясь в какую-нибудь цифру. Видимо, фабрикант предположил, что К. с чем-то не согласен, а может быть, цифры были не совсем точные, может быть, и не они решали дело, во всяком случае, фабрикант закрыл бумаги

рукой и, придвинувшись совсем близко к К., снова начал в общих чертах излагать ему свое дело.

— Трудно все это, — сказал К., наморщив губы, и, так как фабрикант закрыл бумаги — единственное, на чем еще можно было сосредоточиться, —

он безвольно откинулся на спинку кресла.

Он только поднял глаза, когда отворилась дверь директорского кабинета

и вдали, не очень отчетливо, словно в какой-то дымке, мелькнула фигура заместителя директора. К. не обратил на это особого внимания, но его обрадовала реакция фабриканта — для К. это было очень кстати. Ибо фабрикант

тотчас же вскочил с кресла и поспешил навстречу заместителю директора.

К. хотел, чтобы он двигался в десять раз скорее, потому что боялся, что заместитель вдруг скроется. Страх оказался напрасным, оба господина встретились, пожали друг другу руки и вместе подошли к столу К. Фабрикант пожаловался, что прокурист никак не склонен идти ему навстречу в этом деле, и кивнул в сторону К., который под взглядом заместителя снова низко нагнул-ся над бумагами. Они оба стояли, прислонясь к его столу, и фабрикант начал

уговаривать заместителя, стараясь привлечь его на свою сторону. К. почувствовал себя так, будто оба эти человека непомерно разрастаются и уже через

его голову решают его судьбу. Медленно и осторожно он завел глаза кверху, чтобы взглянуть, что же там происходит; не глядя, взял одну из бумаг со стола, положил ее на ладонь и, постепенно подымаясь с кресла, стал протягивать ее

обоим собеседникам. Он ни о чем в это время не думал, а действовал так, как, по его представлению, ему придется действовать, когда он наконец подготовит тот важный документ, который его окончательно оправдает. Заместитель

директора, с большим вниманием слушавший фабриканта, взглянул на бумагу

мимоходом, даже не прочитав, что там было написано, ибо то, что было важно

Они оба стояли, прислонясь к его столу, и фабрикант начал уговаривать

заместителя, стараясь привлечь его на свою сторону.

102

ф. кафка

для прокуриста, для него никакого интереса не представляло, однако взял бумагу из рук К., сказал: «Спасибо, я все уже знаю» — и спокойно положил

бумагу на стол. К. с неприязнью покосился на него. Но заместитель даже не

заметил его взгляда, а если и заметил, то лишь еще больше развеселился. Он то

и дело разражался громким смехом, даже явно привел фабриканта в смущение

остроумным ответом и в заключение пригласил его к себе в кабинет, чтобы

окончательно договориться.

— Дело весьма важное, — сказал он фабриканту, — мне это совершенно

ясно. А господину прокуристу, — при этом он обращался только к фабриканту, — наверно, будет по душе, если мы его от этого освободим. Ваше дело

требует спокойного обсуждения. А он как будто сегодня и так перегружен работой, к тому же в приемной вот уже несколько часов его дожидаются люди.

У К. еле хватило выдержки отвернуться от заместителя директора и любезно, хотя и напряженно улыбнуться одному только фабриканту. Больше он

не стал вмешиваться и, слегка наклонившись вперед, упершись обеими руками в стол, как приказчик на прилавок, глядел, как оба господина, переговари-ваясь между собой, взяли бумаги со стола и скрылись в кабинете директора.