было разобраться, кто первым сделал шаг, Фрида шла близко к К. и явно была

недовольна, что он не берет ее под руку. — Значит, все как будто в порядке, —

продолжал К., — и мы, пожалуй, могли бы распрощаться, ты пошла бы к своему господину Иеремии, он, видно, простыл еще в тот раз, как я его гнал через

школьный сад, а теперь ты его и так слишком надолго оставила в одиночестве, а я могу отправиться один в школу или, так как мне там без тебя делать нечего, еще куда-нибудь, где меня примут. И если я, несмотря на все, еще колеблюсь, то

исключительно оттого, что я, не без оснований, все еще немного сомневаюсь

замок

383

в том, что ты мне тут наговорила. На меня Иеремия произвел совсем другое

впечатление. Пока он у меня служил, он от тебя не отставал, и не думаю, чтобы

служба могла надолго удержать его от приставаний к тебе. Но теперь, когда он

считает службу оконченной, все обернулось по-другому. Прости, если я себе

представляю дело так: с тех пор как ты перестала быть невестой его хозяина, ты уже не так соблазнительна для него, как раньше. Возможно, что вы с ним

и друзья детства, но для него — хотя я знаю его только по короткому разговору

сегодня вечером, — для него все эти нежные чувства мало чего стоят. Не понимаю, почему тебе кажется, что у него страстная натура. Наоборот, мне он показался особенно хладнокровным. Очевидно, он получил от Галатера какое-то, может быть не особенно лестное для меня, поручение и старается выполнить

его усердно и ревностно, это я должен признать, да, тут такое усердие встречается нередко, причем ему, видно, было поручено и разлучить нас с тобой; как видно, он пытался этого добиться разными способами, и один из них —

соблазнить тебя своими похотливыми ужимками, другой — тут его поддержи-вала хозяйка трактира — наговаривать тебе про мою измену, и его попытки

удались; может быть, тут помогло и то, что с ним связано какое-то напоминание о Кламме; правда, свою должность он потерял, но именно в тот момент, когда она, возможно, уже ему была не нужна, теперь он пожинает плоды своих стараний и вытаскивает тебя из окна школы, но на этом его деятельность

и кончается; лишенный служебного рвения, он устает, ему бы хотелось быть

на месте Артура — ведь тот вовсе не жаловаться пошел, а добиваться себе похвал и новых поручений, однако кому-то надо остаться тут и проследить за

дальнейшим ходом событий. Его только немного угнетает необходимость заботиться о тебе. Любви к тебе тут и следа нет, в этом он мне откровенно сознался. Как возлюбленная Кламма ты ему, разумеется, внушаешь почтение, и ему, конечно, очень приятно угнездиться в твоей комнате и хоть ненадолго

почувствовать себя этаким маленьким Кламмом, но это — все, а ты сама для

него уже ничего не значишь, и то, что он тебя тут пристроил, — это лишь до-полнение к главному его заданию; а чтобы ты не беспокоилась, он и сам тут

остался, но только временно, пока не придут новые указания из Замка.

— Как ты клевещешь на него! — сказала Фрида и стукнула своим маленьким кулачком по кулачку.

— Клевещу? — сказал К. — Нет, я вовсе не хочу клеветать на него. Да, может быть, я к нему несправедлив, это, конечно, возможно. И все, что я о нем

сказал, тоже, конечно, не так уж ясно с первого взгляда, и толковать это можно

по-всякому. Но клеветать? Клеветать можно было бы только с одной целью —

бороться с твоей любовью к нему. Если бы это было нужно и если бы клевета

оказалась подходящим средством, я бы ничуть не поколебался оклеветать его, и никто меня не осудил бы за это, потому что благодаря его хозяевам у него

столько преимуществ передо мной, что я, полностью предоставленный самому себе, имел бы право возвести на него какой-нибудь поклеп. Это было бы

сравнительно невинным и в конечном итоге бессильным средством защиты.

384

ф. кафка

Так что убери свои кулачки! — И К. взял руку Фриды в свою руку. Фрида хотела было отнять ее, но улыбнулась и особых усилий не приложила. — Нет, клеветать мне не придется, — сказал К., — потому что ты его вовсе не любишь, только что-то воображаешь и будешь мне благодарна, если я тебя освобожу от

такого заблуждения. Ты пойми: если кому-нибудь надо было разлучить тебя со

мной, и не силой, а планомерно и расчетливо, то он непременно должен был

сделать это через моих помощников. Они такие с виду добрые, ребячливые, веселые, безответственные, да еще с ними связаны воспоминания детства, все

это так мило, особенно когда я — полная им противоположность — вечно бегаю по делам, которые тебе не очень понятны и тебя раздражают, да еще сводят

меня с людьми, тебе ненавистными, и при всей моей невиновности что-то от

этой ненависти переходит и на меня. И в результате получается, что зло и довольно хитро использованы изъяны в наших с тобой отношениях. Все взаимоотношения имеют свои недостатки, а наши в особенности, мы ведь с тобой

пришли каждый из своего, совсем непохожего мира, и, с тех пор как познакомились, жизнь каждого из нас пошла совсем другим путем, мы еще чувствуем

себя неуверенно, слишком все это ново. Я не о себе говорю — это не важно, в основном с тех пор, как ты остановила на мне свой взгляд, ты все время ода-ряешь меня, а привыкнуть принимать дары не так уж трудно. Тебя оторвали

от Кламма — от всего другого я отвлекаюсь, — мне трудно оценить, что это

для тебя значит, но какое-то представление я все же постепенно себе составил.

Ты спотыкаешься на каждом шагу, не находишь себе места, и хотя я всегда готов поддержать тебя, но ведь не всегда я оказываюсь под рукой, и, даже когда

я тут, тебя держат в плену твои фантазии, а иногда и кто-то живой, например хозяйка трактира; короче говоря, бывали минуты, когда ты смотрела не на

меня, а куда-то в сторону, тянулась, бедное дитя, к чему-то неясному, неопре-деленному, и стоило только в такие минуты поставить подходящих людей там, куда был направлен твой взгляд, и ты им покорялась, поддавалась наваждению, будто эти мимолетные мгновенья, призраки, старые воспоминания — словом, вся безвозвратно ушедшая и все более уходящая вдаль прошлая жизнь еще

является твоей настоящей, теперешней жизнью. Нет, Фрида, это ошибка, это

последняя и, если судить правильно, ничтожная помеха перед окончательным

нашим соединением. Вернись ко мне, возьми себя в руки, если ты даже думала, что помощников послал Кламм — хотя это неправда, их направил Галатер, —

и если даже они пытались тебя околдовать таким обманом настолько, что тебе

даже и в их грязи, в их гадостях мерещится Кламм, как иногда человеку кажется, что он видит в навозной куче потерянный бриллиант, в то время как он его

никогда не мог бы найти, даже если бы камень там был, — но ведь они простые

парни, вроде слуг на конюшне, только вот у них здоровья нет, от свежего воздуха сразу заболевают, валятся в постель, а уж подходящую постель они себе

находят немедленно, — лакейские хитрости!

Фрида положила голову на плечо К., и, обнявшись, они снова молчаливо

зашагали взад и вперед.

замок

385

— Вот если бы мы, — сказала Фрида медленно, почти умиротворенно, словно зная, что ей ненадолго уделена эта минута покоя на плече у К., но она

хочет насладиться этой минутой сполна, — вот если бы мы с тобой сразу, в ту

же ночь, уехали, мы бы могли жить где-нибудь в безопасности и рука твоя была

бы всегда тут, взять ее можно было бы всегда. Как мне нужна твоя близость, как, с тех пор, что я тебя знаю, мне одиноко без твоей близости; да, твоя близость — единственное, о чем я мечтаю, поверь мне, единственное.

Вдруг в боковом коридорчике послышался голос, это был Иеремия, он

стоял на нижней ступеньке в одной рубахе, закутавшись в платок Фриды.

Растрепанный, с мокрой, будто от дождя, бороденкой, вытаращив с мольбой

и упреком глаза, с раскрасневшимися щеками, рыхлыми, как расползающееся