скромной, и ты так и думаешь на самом деле, я знаю, ты не притворяешься.

Хозяйка трактира «У моста» так про тебя и сказала: «Терпеть его не могу, но

и оставить на произвол судьбы не могу, ведь, когда видишь ребенка, который

еще почти ходить не умеет, а сам бросается вперед, нельзя удержаться, непременно вмешаешься!»

— На этот раз послушайся ее, — сказал К., улыбнувшись, — но что касается той девушки — скромная она или бесстыжая, — давай забудем про нее, не

будем думать, я ее и знать не хочу.

— Но зачем же ты называешь ее скромной? — упрямо спросила Фрида, и К. счел этот интерес благоприятным для себя. — Ты на себе это испробовал

или хочешь, чтобы другие опустились до этого?

— Ни то ни другое, — сказал К., — я называю ее так из благодарности, потому что она мне облегчает задачу не замечать ее, и еще оттого, что, если

бы она со мной заигрывала, мне трудно было бы заставить себя еще раз пойти

к ним, а это было бы для меня большой потерей, потому что бывать там мне

необходимо ради нашего с тобой будущего, и ты это сама знаешь. Потому мне

приходится разговаривать и с другой сестрой, и хотя я ее очень уважаю за ее

усердие, чуткость и бескорыстие, но сказать, что она соблазнительна, никто не

скажет.

— А вот слуги другого мнения, чем ты, — сказала Фрида.

— И в этом, и, наверное, во многом другом, — сказал К. — Так неужели

похотливость этих слуг наводит тебя на мысль о моей неверности?

Фрида промолчала и позволила, чтобы К. взял поднос у нее из рук, поставил на пол и, подхватив ее под руку, медленно зашагал с ней взад и вперед по

тесному помещению.

— Ты не знаешь, что такое верность, — сказала она, слегка отстраняясь от

него, — твое отношение к этим девушкам вовсе не самое важное, но то, что

ты вообще бываешь в этой семье и возвращаешься оттуда весь пропахший за-пахом их жилья, — вот что для меня невыносимый позор. И еще ты убежал

из школы, не сказав ни слова, и пробыл у них полночи. А когда за тобой приходят, так ты позволяешь этим девицам отрицать, что ты у них, да еще так настойчиво отрицать! Особенно эта твоя несравненная скромница. Крадешься

замок

381

потайным путем из их дома, может быть даже, чтобы спасти их репутацию, репутацию таких девиц! Нет, давай лучше не будем говорить об этом!

— Об этом не будем, — сказал К. — А вот о другом, Фрида, будем. Об этом

и говорить-то нечего. Зачем я туда хожу, ты сама знаешь. Мне это нелегко, но

я себя пересиливаю. А ты не должна бы затруднять мне это еще больше. Сегодня я думал только на минуту зайти — спросить, не пришел ли наконец Варнава, ведь он давным-давно должен был принести мне важное известие. Он еще

не пришел, но, как меня уверили, должен был скоро появиться. Заставлять его

идти за мной в школу я не хотел, боялся, что его присутствие тебе помешает.

Время шло, а его, к сожалению, все не было. Зато пришел другой, ненавист-ный мне человек. Позволить ему шпионить за мной у меня никакой охоты не

было, потому я и перебрался через соседний сад, но и прятаться от него я не

собирался, а пошел по улице ему навстречу не только открыто, но, должен сознаться, и с довольно внушительной розгой в руках. Вот и все, и говорить об

этом больше нечего, зато о другом поговорить надо. Как насчет моих помощников, о которых мне упоминать так же противно, как тебе — о том семействе?

Сравни свое отношение к ним с тем, как я веду себя с этой семьей. Я понимаю

твое отвращение к этой семье и могу его разделять. Но я к ним хожу только

по делу, мне иногда даже кажется, что я нехорошо поступаю, эксплуатирую их.

А ты и эти помощники! Ты и не отрицала, что они к тебе пристают, ты призна-лась, что тебя к ним тянет. Я на тебя не рассердился, я понял, что тут дейст вуют

такие силы, с которыми тебе не справиться, я радовался, что ты хотя бы сопро-тивляешься им, помогал тебе защищаться, и вот только из-за того, что я на несколько часов ослабил внимание, доверяя твоей верности и, конечно, надеясь, что дом заперт накрепко, а помощники окончательно выгнаны — боюсь, что

я их недооценил! — только из-за того, что я ослабил внимание, а этот Иеремия, оказавшийся при ближайшем рассмотрении не очень крепким и уже немоло-дым малым, осмелился заглянуть в окно, — теперь только из-за этого я должен

потерять тебя, Фрида, и вместо приветствия услышать от тебя: «Свадьбы не

будет!» Не я ли должен был бы упрекать тебя, а ведь я тебя не упрекал и не

упрекаю! — Тут К. снова показалось, что надо отвлечь Фриду, и он попросил

ее принести ему поесть, потому что он с обеда ничего не ел. Фрида, явно обра-дованная просьбой, кивнула и побежала за чем-то, но не по коридору, где, как

показалось К., была кухня, а в сторону, вниз, по двум ступенькам. Вскоре она

принесла тарелку с нарезанной колбасой и бутылку вина, это были явно остатки чьего-то ужина: чтобы скрыть это, куски были наспех заново разложены по

тарелке, но шкурки от колбасы остались неубранными, а бутылка была на три

четверти опорожнена. Но К. ничего не сказал и с аппетитом принялся за еду.

— Ты ходила на кухню? — спросил он.

— Нет, в мою комнату, — ответила она, — у меня тут, внизу, комната.

— Ты бы взяла меня с собой, — сказал К. — Давай я туда спущусь, прися-ду поесть.

— Я тебе принесу стул, — сказала Фрида и пошла было прочь.

382

ф. кафка

— Спасибо, — сказал К., удерживая ее, — вниз я не пойду, и стул мне тоже

не нужен.

Фрида нехотя подчинилась, когда он ее удержал, и, низко склонив голову, кусала губы.

— Ну да, он внизу, — сказала она, — а ты чего ждал? Он лежит в моей постели, его на улице прохватило, он простудился, почти ничего не ел. В сущности, ты во всем виноват: если бы ты не прогнал помощников и не побежал к тем

людям, мы бы теперь мирно сидели в школе. Неужели ты думаешь, что Иеремия посмел бы увести меня, пока он был у тебя на службе? Значит, ты совершенно не понимаешь здешних порядков. Он тянулся ко мне, он мучился, он

меня подстерегал, но ведь это была только игра, так играет голодный пес, но

на стол прыгнуть не смеет. И со мной было то же. Меня к нему влекло, он же

мой друг детства, мы вместе играли на склоне замковой горы, чудесное было

время, ты ведь никогда не спрашивал меня о моем прошлом. Но все это ничего не значило, пока Иеремия был связан службой, а я знала свои обязанности как будущая твоя жена. А потом ты выгнал помощников, да еще гордился

этим, словно сделал что-то для меня; что ж, в каком-то отношении это верно. С Артуром ты чего-то добился, но только на время, он такой деликатный, нет в нем страсти, не знающей преград, как в Иеремии, к тому же ты чуть не

убил его ударом кулака в ту ночь, но удар этот пришелся и по нашему с тобой

счастью, почти сокрушил его! Артур убежал в Замок жаловаться, и, хотя он

скоро вернется, сейчас его тут нет. Но Иеремия остался. На службе он боится, если хозяин хоть бровью поведет, а вне службы он ничего не страшится.

Он пришел и увел меня; ты меня бросил, а он, мой старый друг, мной распорядился, и я не могла сопротивляться. Я не отпирала двери школы, а он разбил окно и вытащил меня. Мы убежали сюда, хозяин его уважает, да и гостям

ничего лучшего желать не надо, как заполучить такого коридорного, нас с ним

и приняли, он не со мной живет, просто у нас комната общая.

— И все-таки, — сказал К., — я не жалею, что прогнал помощников.

Если ваши взаимоотношения и впрямь были такими, как ты их описываешь, и твоя верность определялась только служебной зависимостью помощников, то слава богу, что все это кончилось. Не очень-то счастливым был бы брак

в присутствии двух хищников, которые только под хлыстом и смирялись.

Тогда я должен благодарить и ту семью, которая ненароком помогла нас разлучить. — Они замолчали и снова зашагали вместе взад и вперед, и трудно