Если подчеркивать важность этих писем, мы вызвали бы подозрение — зачем

мы пре увеличиваем такие пустяки и что, расхваливая тебе письма, мы, их пе-редатчики, преследуем не твои цели, а свои, больше того, мы этим могли обес-ценить письма в твоих глазах и тем самым разочаровать тебя без всякого намерения. Если же мы не придали бы письмам никакой цены, мы тоже вы звали бы

подозрение — зачем же тогда мы хлопочем о передаче этих ненужных посла-ний, почему наши дела противоречат нашим словам, зачем мы так обманыва-ем не только тебя, адресата писем, но и тех, кто нам дал это поручение, а ведь

не для того же они поручили нам передать письма, чтобы мы их при этом

обесценили в глазах адресата. А найти середину между этими крайностями,

366

ф. кафка

то есть правильно оценить письма, вообще невозможно, они же непрестанно

меняют свое значение, они дают повод для бесконечных размышлений, и на

чем остановиться — неизвестно, все зависит от случайностей, значит, и мнение о них составляется случайно. А если тут еще станешь бояться за тебя, все

запутывается окончательно, только ты не суди меня слишком строго за эти

разговоры. Когда, к примеру, как это уже один раз случилось, Варнава приходит и сообщает, что ты недоволен его работой посыльного, а он, с перепугу

и, к сожалению, не без оскорбленного самолюбия, предлагает, чтобы его освободили от этой должности, тут я, конечно, способна обманывать, лгать, пе-редергивать — словом, поступать очень скверно, лишь бы помогло. Но тогда

я поступаю так не только ради нас, но, по моему убеждению, и ради тебя.

С улицы постучали. Ольга пошла к двери и отперла ее. Темноту прорезала

полоса света от карманного фонаря. Поздний гость что-то спрашивал шепотом, и ему шепотом же отвечали, но он этим не удовлетворился и попытался

было проникнуть в комнату. Очевидно, Ольга больше не могла его удерживать

и позвала Амалию, должно быть надеясь, что та, защищая покой родителей, пойдет на все, чтобы удалить посетителя. Да Амалия и сама уже спешила к выходу, отстранила Ольгу, вышла на улицу и захлопнула за собой дверь. Все это

длилось один миг, она тотчас же вернулась, настолько быстро ей удалось добиться того, чего никак не могла сделать Ольга.

Тут К. узнал от Ольги, что посетитель приходил к нему, это был один из его

помощников, который искал его по поручению Фриды. Ольга хотела скрыть

от помощника, что К. у них: если К. захочет потом признаться Фриде, что

побывал тут, пусть признается, но не надо, чтобы его тут застал помощник.

К. одобрил ее. Но от предложения Ольги остаться у них ночевать и дождаться

Варнаву К. отказался; вообще-то он бы и принял это предложение, уже стояла

глубокая ночь, и ему казалось, что теперь он волей-неволей настолько связан

с этой семьей, что ночевка тут хоть и тягостна во многих отношениях, но при

такой тесной связи была бы в Деревне самой подходящей для него, однако

он отказался, его спугнул приход помощника; ему было непонятно, как это

Фрида, знавшая, чего он хочет, и помощники, привыкшие его бояться, теперь

снова стакнулись настолько, что Фрида не постеснялась послать за ним одного из помощников, очевидно оставшись с другим. К. спросил Ольгу, нет ли

у нее кнута, но кнута у нее не было, зато нашлась хорошая розга, он взял ее, потом спросил, нет ли другого выхода из дома; в доме оказался второй выход, со двора, только надо было потом перелезать через забор соседнего сада

и через этот сад выйти на улицу. К. так и решил сделать. И пока Ольга про-вожала его через двор к забору, он торопливо пытался успокоить ее, объяснил, что вовсе на нее не сердится за все мелкие подтасовки и очень хорошо ее

понимает, поблагодарил за доверие, проявленное к нему, — она это доказала

своим рассказом, поручил ей, как только вернется Варнава, будь это хоть поздней ночью, сразу прислать его в школу. И хотя сообщения, переданные Варнавой, далеко не единственная его надежда — иначе ему пришлось бы туго, —

Ольга пошла к двери и отперла ее. Темноту прорезала полоса света

от карманного фонаря.

368

ф. кафка

но он ни в коем случае не хочет от них отказываться, но будет за них держаться и при этом не забудет и Ольгу, потому что важнее всех сообщений для него

сама Ольга, ее храбрость и осмотрительность, ее ум, ее жертвенность по отношению к семье. И если бы ему пришлось выбирать между Ольгой и Амалией, он ни на миг не задумался бы. И К. еще раз сердечно пожал ей руку, перед тем

как перемахнуть через соседский забор.

Очутившись наконец на улице, он увидел, насколько позволяла пасмурная ночь, что неподалеку от дома Варнавы помощник все еще расхаживал

взад и вперед, иногда он останавливался и пытался осветить фонарем комнату

сквозь занавешенное окно. К. окликнул его, тот, по-видимому, не испугался, перестал подсматривать и подошел к К.

— Ты кого ищешь? — спросил К. и стегнул розгой по своей ноге, пробуя, хорошо ли она гнется.

— Тебя, — ответил помощник, подходя ближе.

— А ты кто такой? — вдруг спросил К., ему показалось, что это вовсе не

его помощник. Этот человек казался старше, утомленнее, лицо морщинистое, но более полное, да и походка совсем не похожа на быструю, словно наэлек-тризованную, походку помощников, у этого походка была медлительна, и он

слегка прихрамывал с благородно-расслабленным видом.

— Разве ты меня не узнаешь? — сказал этот человек. — Я Иеремия, твой

старый помощник.

— Вот как? — сказал К. и немного вытянул из-за спины спрятанную было

розгу. — Но у тебя совсем другой вид.

— Это из-за того, что я остался один, — сказал Иеремия. — Когда я один, тогда прощай и молодость и радость.

— А где же Артур? — спросил К.

— Артур? — повторил Иеремия. — Наш любимчик? А он бросил службу.

Ты ведь был довольно груб и жесток с нами. Его нежная душа не вынесла этого. Он вернулся в Замок и подал на тебя жалобу.

— А ты? — спросил К.

— Я смог остаться, — сказал Иеремия. — Артур подал жалобу и за меня.

— На что же вы жалуетесь? — спросил К.

— На то, — сказал Иеремия, — что ты шуток не понимаешь. А что мы

сделали? Немножко шутили, немножко смеялись, немножко дразнили твою

невесту. А вообще-то все делалось, как было велено. Когда Галатер послал нас

к тебе…

— Галатер? — переспросил К.

— Да, Галатер, — сказал Иеремия. — Тогда он как раз замещал Кламма.

Когда он нас к тебе посылал, он — и я это хорошо запомнил, потому что мы

именно на это и ссылаемся, — он сказал: «Вы отправитесь туда в качестве помощников землемера». Мы сказали: «Но мы ничего не смыслим в этой работе». Он в ответ: «Это не самое важное, если понадобится, он вас натаска-ет. А самое важное, чтобы вы его немного развеселили. Как мне доложили,

— Вот как? — сказал К. и немного вытянул из за спины спрятанную было розгу. —

Но у тебя совсем другой вид.

370

ф. кафка

он все принимает слишком близко к сердцу. Он только недавно попал в Деревню и сразу решил, что это большое событие, хотя на самом деле все это ничего

не значит. Вот что вы ему и должны внушить».

— Ну и что же? — сказал К. — Прав ли Галатер и выполнили ли вы его

поручение?

— Этого я не знаю, — сказал Иеремия. — За такое короткое время это

вряд ли было возможно. Знаю только, что ты был очень груб, на что мы и жалуемся. Не понимаю, как ты, тоже человек служащий, и притом даже не служащий Замка, не можешь понять, что такая служба, как наша, — трудная работа

и что очень нехорошо с таким своеволием, почти по-мальчишески, затруднять

людям работу, как ты ее затруднял нам. Как безжалостно ты заставил нас мерзнуть у ограды, а как ты Артура, человека, у которого от злого слова весь день