Он открывает ворота, и мы расступаемся. Нейт медленно входит, по очереди кивает всем Братьям и Сестрам. Когда его взгляд падает на меня, он улыбается, и мое лицо вспыхивает алым жаром, словно поверхность Солнца. Я хочу что-то сказать – что-нибудь смешное, остроумное, отпадное, – но в голове царит совершеннейшая пустота, и я просто смотрю, как он проходит мимо.

– Провожу тебя в часовню, – говорит Хорайзен, передавая висячий замок Беару. – Подождешь там отца Джона.

Нейт кивает.

– Веди.

Хорайзен перекидывает винтовку через плечо и вместе с Нейтом удаляется в сторону здания, расположенного в самом центре Базы. Я и остальные следуем за ними, а когда подходим к той части двора, которая залита асфальтом, Эймос отделяется от толпы и шагает к Большому дому, оглядываясь на ходу. Хорайзен ведет Нейта вверх по ступенькам часовни, дверь за ними закрывается, а мы остаемся снаружи.

– Батюшки мои, – вздыхает Элис, и ее взгляд горит таким вожделением, что я едва не отшатываюсь. – Ох, сердце, не части´. Если Пророк не позволит ему остаться, я уйду вместе с ним.

– Придержи язык, Элис, – одергивает ее Джейкоб.

– С чего это отец Джон не позволит ему остаться? – вмешиваюсь я, не обращая на него внимания.

– А с чего вдруг позволит? – подает голос Люк. – Просто так с большой дороги сюда никто не забредает. Этот тип наверняка смутьян.

– Замолчи, Люк, – шикает на него Элис. – Болтаешь всякую ерунду.

– Там увидим, – пожимает плечами Люк.

– Вот именно, увидим, – парирует Элис.

В северном углу двора, на крыльце Большого дома, появляется отец Джон. Он идет к нам, за его спиной маячит Эймос. Почтительно умолкнув, толпа взирает, как он поднимается в часовню и ветер шевелит его длинные темные волосы. Он одет в серую рубашку и блекло-голубые джинсы, на лице суровое, строгое выражение, однако перед тем, как скрыться за дверью часовни, отец Джон все же удостаивает нас, свою паству, кивком. Эймос остается с нами, его изборожденный морщинами лоб нахмурен.

– Что решил Пророк? – спрашивает Люк.

– Отец Джон не отчитывается перед такими как я, – отвечает Эймос. – Он побеседует с новичком, потом посовещается с Господом и уж тогда объявит нам решение.

– Я считаю, мы должны оставить новенького, – высказывается Элис.

– Угу, – бурчит Эймос. – И я даже знаю, каким местом ты сейчас думаешь.

– Эймос, не надо так со мной так разговаривать, – опасно прищуривается Элис. – Не стоит.

Он равнодушно пожимает плечами и отворачивается. Все остальные стоят молча и неподвижно, ожидая, пока отец Джон явит волю Господню в отношении Нейта Чилдресса. Минута идет за минутой, в небе жарит солнце, а мы с моими Братьями и Сестрами напряженно прислушиваемся, стараясь угадать, что происходит в часовне.

Наконец – кажется, спустя вечность – высокая деревянная дверь распахивается, и из нее выходит отец Джон. Лицо его бесстрастно и непроницаемо. Хорайзен и Нейт вслед за ним спускаются по ступенькам во двор и, когда Пророк останавливается перед толпой, делают так же.

– В наших рядах пополнение, – сообщает отец Джон. Его голос взмывает и рокочет на легком ветерке, сплошь густые басы и естественная уверенность. – Нам еще только предстоит выяснить, способен ли этот человек стать нашим верным Братом, членом Легиона Господня, или должен быть изгнан как прислужник Змея. Истину лишь предстоит узнать, ибо от всех собравшихся здесь она сокрыта. А посему этот человек проведет ночь в наших стенах, и каждый из нас будет за него молиться. Не сомневаюсь, что с наступлением утра Всевышний явит свою волю. Господь благ.

– Господь благ, – хором отвечают все, в том числе и я.

Отец Джон кивает Нейту, затем оборачивается к Хорайзену:

– В двенадцатом корпусе есть свободная кровать. Дайте ему одеяло и проследите, чтобы его накормили.

– Да, отче, – отзывается Хорайзен.

Пророк удовлетворенно кивает и, не говоря более ни слова, широким шагом направляется обратно к Большому дому. Нейт с улыбкой обводит взглядом толпу, однако улыбка эта кажется – по крайней мере мне – довольно напряженной.

– Все слышали, что сказал отец Джон, – произносит Хорайзен. – Кто проводит этого человека…

– Я, – тут же выпаливаю я. – Я отведу его в двенадцатый корпус.

Хорайзен улыбается мне и кивает. Нейт смотрит в мою сторону, вопросительно изогнув бровь, и я затылком чувствую испепеляющий взгляд Элис.

– Хорошо, – подытоживает Хорайзен. – Нейт, Мунбим покажет тебе, где можно оставить вещи. Длинное здание на восток от часовни – это Холл Легионеров. Через полчаса ланч, присоединяйся.

Толпа постепенно расходится, двор наполнен оживленным гулом. Я не удивлена: прошло больше двух лет с тех пор, как Легион в последний раз пополнялся иначе как за счет новорожденных. Нейт перекидывает вещмешок через плечо и, широко улыбаясь, подходит ко мне.

– Мунбим, – говорит он. – Красивое имя.

Забери меня, Господи. Просто дай мне Вознестись, ведь ничего слаще этой минуты в моей жизни уже не будет.

– Спасибо, – выдавливаю я и вдруг совершенно четко понимаю, до чего нелепый у меня голос: тоненький, неровный и скрипучий, как у кошки. Почему же раньше никто мне об этом не сказал? Я всерьез задумываюсь о том, чтобы впредь вообще не раскрывать рта, однако внутренний голос – по-моему, в нем слышится добродушная усмешка – советует мне успокоиться. Я набираю полную грудь воздуха и указываю на север: – Нам туда.

– Веди, – говорит Нейт. – Там же есть горячая вода и ванна?

– Это всего-навсего деревянная коробка, – отвечаю я. – Там есть кровать. Может, парочка полок.

Нейт смеется, и внутри у меня все плавится.

– Мы с тобой подружимся, – говорит он. – Уже вижу.

– Когда именно Нейт Чилдресс прибыл на территорию Базы? – спрашивает доктор Эрнандес.

Я морщусь.

– Мне не нравится это слово.

– Территория?

Киваю.

– Извини, – говорит он. – Больше не буду его употреблять.

– Спасибо, – благодарю я.

Он что-то пишет в одном из блокнотов.

– Так когда пришел Нейт?

– Два лета назад.

Доктор делает еще одну пометку, после откидывается на стуле и улыбается мне.

– Мунбим, почему ты решила рассказать об этом?

– Вы вроде бы говорили, что можно рассказывать о чем угодно?

– О чем угодно, да. Просто хотелось бы знать, счастливое ли это воспоминание.

Я задумываюсь. Все мои воспоминания запятнаны тем, что случилось позже, все испачкано, искажено, изуродовано, однако я пытаюсь вспомнить, какие чувства испытывала в тот день, когда появился Нейт, что чувствовала на самом деле и как радовалась, когда отец Джон возвестил, что Нейту позволено остаться.

– Да, – наконец подтверждаю я. – Это счастливое воспоминание.

– Почему?

– Потому что Нейт был моим другом.

Мы долго сидим в тишине. Доктор Эрнандес смотрит на меня с легкой полуулыбкой, а я гадаю, рассказала ли то, что он хотел услышать, устроила ли его моя история – хотя бы пока. Отец Джон ревет и беснуется у меня в голове, проклиная за любые разговоры с Чужаком, да к тому же с мозгоправом, а доктор продолжает внимательно глядеть на меня, его улыбка вполне искренна, и мне трудно понять, о чем он думает. Полагаю, он нарочно так себя ведет, но меня это все равно раздражает. Наконец после затянувшегося молчания – не слишком приятного, однако и не то чтобы тягостного – он опускает взор на часы.

– Немного рановато, но, думаю, на сегодня закончим, – говорит он. – Если ты, конечно, не против.

Я стараюсь не выказать нахлынувшего облегчения.

– Не против, – говорю я.

– Но прежде, чем мы расстанемся, я должен задать еще один вопрос, – продолжает он. – Скажи, пожалуйста, где именно на терр… на Базе ты жила?

– Это вам зачем?

– После того как пожар потушили, мы собрали в жилых помещениях уцелевшие личные вещи и хотели бы по возможности вернуть их владельцам.