Порой мне казалось, что я не сильно отличаюсь от своих отпрысков по уровню сознания. Они хотели чего-то добиться, делать то, что считают правильным, и в бесконечной борьбе за самоутверждение готовы были унижать себе подобных. Здесь нечего стесняться, Человек — такое же порождение Природы, и ничто звериное ему не чуждо. Только кто такие «взрослые»? Получалось, мы те же самые дети, только выше, жизненного опыта больше, и шрамов на заднице тоже. Все мы дети, бесконечно незрелые и своевольные создания, так же как и сотни поколений до нас ни черта не понимающие, кто мы, что мы и зачем. И постоянно трясущиеся от страха по любому поводу.

Я жил, думая все меньше и меньше, спасибо Анираддхе и всем причастным. Вроде бы я даже обрел свое личное безличное Дао, как и все вокруг. Все шло как нельзя лучше, исключительно правильно и гладко, годы летели из Вечности в Бесконечность. Единственное, что порой выбивало меня из удобной и комфортабельной колеи — это скука. Тяжело жить в мире, где ты по-настоящему свободен. По-прежнему хотелось с кем-то бороться, чего-то добиваться, как раньше, до SLM, вот только сражаться было не за что и не с кем.

Вся внутривидовая борьба Человечества скатилась в войну за право зваться наиболее талантливым, престижным, умелым, спортивным и т. д. Спорт заменил все реальные достижения. Писателей и прочих подобных творцов всех цветов и калибров расплодилось без числа, чтобы удержаться на пике популярности всей этой творческой братии приходилось исходить до седьмого пота, создавая шедевры со скоростью конвейера. Или же снисходить до уровня своей аудитории, питая непродолжительную славу PR-ом разной степенью чистоты.

Хотя и мне было чем гордиться. Мое незаконченное сочинение несколько месяцев держалось на первых позициях всех англоязычных литературных сайтов. Может, дело было вовсе не в моем таланте, а в дутом авторитете «святого» Владыки Смерти, но все же было приятно, такого удовлетворения не испытывал очень давно.

Равномерный, не стесненный какими бы то ни было заботами быт обволакивал меня теплой пеленой. Я жил совершенно не задумываясь, действовал по наитию, и ничего страшного не происходило. Даже в процессе воспитания собственных отпрысков я принимал довольно посредственное, но веселое участие. Без папы (до сих пор не могу привыкнуть, что мне самому не двенадцать лет) не обходился ни один праздник, папа был главным поставщиком беззаботной радости в тайне от на удивление скромной мамы. Видеоигры — папа, поход в парк и кино — папа, первая сигарета — папа, и так до бесконечности.

Постепенно я перестал чувствовать «Я». То самое чувство, определяющее тебя как отдельного конкретного индивида. Поток нес меня, Путь вел мое тело по жизни, покачивая на незаметных волнах Перемен. Инь, ян, инь, ян, инь, ян — чуть легче, чуть сложнее, чуть быстрее, чуть медленнее текла благодатная вечность.

***

Я не успел заметить, как вернулся на нижние уровни, где еще плясали у рукотворной статуи Сеньора ля Муэрте темнокожие почитатели. Поскольку бог присутствовал отныне везде и всюду необходимость в жрецах культа отпала совершенно. Люди пили, ели, танцевали и веселились во славу Владыки начисто позабыв про жертвенных козлят и правила приличия. Это уже не было разгульным и жизнерадостным собранием верующих.

Вакханалия чистейшей воды. Табачный дым превращал танцпол в коптильню, питье разной степени крепости лилось рекой и во все стороны. Люди, обуреваемые страстью, изливали свою любовь друг на друга без оглядки на окружающих. И посреди всего этого карнавала у гипсовых костлявых ног Владыки обретался я.

Что могло привести меня, такого пресного, заумного, натянуто благочестивого и всемогущего на этот самоубийственный аттракцион? Все та же скука. И отключенный внутренний цензор. Раз уж я смог заставить свои внутренние системы смотреть сквозь пальцы на дурманы, то мне пришла в голову совершенно гениальная дзен-идея.

Вместо того чтобы определять приоритеты и направлять свой ум на первостепенную цель, я решил навестить храм Дао и в тишине посозерцать самого себя. Кстати, голографическую вывеску эти ребята слегка изменили под влиянием новой моды. Мандала Инь-Ян уступила первенство ухмыляющемуся (к счастью, не истекающему кровью) черепу и уютно устроилась на его мертвом лбу. Триграммы И-Цзина медленно вращались вокруг него, придавая человеческим останкам более философский и благопристойный вид.

Сидя на подушечке в пустующем зале я отпустил свое сознание плясать на бескрайних полях воображения. Соединение с Сетью пришлось приостановить, ибо вошедшая в привычку тяга к бесконечному серфингу сильно отвлекала от меня самого.

Время шло, мысли скакали туда-сюда и взад-вперед, старые мечты и надежды перемешивались с абстрактными планами на будущее. Ум мой жил где-то за пределами Настоящего, словно не желал жить здесь и сейчас, утопая в собственных суждениях и фантазиях. Субъективизм, везде и во всем. Ни грамма объективности в этих бесконечных размышлениях не было.

И вдруг откуда ни возьмись из темноты подсознания подскочил ко мне старичок Лао-Цзы. Растянулся в благодушной улыбке, огладил белоснежную до пят бороду и без замаха ударил своей книгой мне по темечку.

«Только сомнения порождают неверие» — отозвался мозг звоном в черепной коробке.

Гениальная мысль, идеально доходчивая и простая. Вместо того, чтобы плыть по реке жизни, чувствовать эту самую Жизнь в каждой чашке чая, в каждой минуте нежности с Анной я задумывался над совершенно пустыми вещами. Не мог просто брать то, что дают, а давали все, даром и наивысшего качества. Я искал подвоха. Критиковал.

Вот отсюда и пошла бурная часть моей истории. Посидев несколько часов в полулотосе и покопавшись в настройках собственного мозга я отключил внутреннего критика на день. Что произошло тогда помню очень смутно, ибо поток, несший меня раньше и обволакивающий мозг пеленой комфорта, теперь понес меня по волнам наслаждений, причем со страшной силой. Клубы, питье, женщины, жар, бесконечный смех, удивленные глаза Анны, ее запах, снова жар, снова танцы, питье и жар.

В конце концов внутренний таймер сказал свое звучное «динь-динь» и реальность немилосердно обрушилась на меня. Себя я обнаружил в туалете «Поднебесной». Мои руки сжимали талию какой-то черноволосой девицы. Бессознательные фрикции замедлили ход. Анна обнаружилась тут же, на мраморном пьедестале раковины, упершись спиной в зеркало. Она прижимала к своему лону вороную голову незнакомки и что-то жарко шептала на немецком.

Наш дальнейший побег из «Поднебесной» я помню с точностью до секунды, хотя стоило бы позабыть этот кошмар. В старые времена меня забавляли подобные видео с Анной Вершпилт и обыкновенные мужские фантазии тянули меня присоединиться к сему действу. И вот мечты юности сбылись, но радость почему-то обернулось стыдом и негодованием на самого себя. Как, зачем и какого черта меня понесло в такие дебри?! И где Владимир с Кристиной?! Мы что, бросили их на произвол SLM?!

Отпрыски были в полном порядке, добродушная Мария согласилась приглядеть за ними и приютила их на несколько дней. Прекрасно, что кто-то из нас будучи навеселе догадался поступить именно так, а не иначе.

Последующие два дня я и Анна пытались разобраться в произошедшем. Ее крайне удивил мой всплеск страсти и жизнелюбия, посему она сочла за благо не задумываться над причинами столь резких перемен и просто присоединилась к суточному вертепу. Она осталась довольна всем произошедшим и не стала в чем-либо меня упрекать, хотя я боялся и втайне надеялся на что-то подобное. Ведь мы все же семья, мы должны любить и уважать друг друга.

Анна лишь посмеялась моему детскому взгляду на жизнь и сочувственно обняла меня.

— Хоть ты «святой», «чудотворец» и все такое, — сказала она, — но ты же человек. Да и чего такого страшного произошло? Тебе было хорошо, мне тоже, и мы все еще вместе. Успокойся, Энтони. Я люблю тебя.

Тогда я тоже счел за благо довериться ей. А жучок-древоточец болезненно копошился то в мозгу, то в груди. Будучи в изрядном подпитии или под кайфом я со своим лучшим другом вытворял подобные штуки, но их всегда можно было как-то оправдать, успокоить изредка просыпающуюся совесть. А чем оправдать подобный загул? Сбоем химического баланса собственного организма? Он сам по себе довольно шаток и вполне управляем простым усилием воли. Излились годами подавляемые страсти? Но можно же было излить их как-то иначе. Или я просто свин, задавленный социальными нормами и каким-никаким воспитанием? Ну это совсем… буднично. По-человечески.