Вопреки ангелологии и психологии Александра Гэльского, изложенным в его «Глоссах» (II, 28) и «Спорных вопросах» (556-565), соответствующая доктрина «Суммы» утверждает всеобщий гилеморфизм, т.е. распространяет представление о формально-материальном строении и на бестелесные сущности, на ангелов и человеческие души, вводя при этом понятие об особой, духовной материи (materia spiritualis). В то же время, следуя Авиценне, Александр считает возможным рассматривать человеческую душу одновременно и как духовную, неделимую и, соответственно, неуничтожимую субстанцию (по Платону), и как форму тела, которое она качественно определяет, наделяя родовидовым отличием, и которому придает жизнь (по Аристотелю). Способности же души, как заявляет Александр, выступая, таким образом, против учения Гильома Осерского, едины с ее субстанцией (но не с сущностью). Указывая, что при познании чувственного мира необходимо, как о том учил Аристотель, прибегать к опыту, абстрагирующему мышлению и логическим доказательствам, Александр считает одновременно, что познание первоначал, т.е. вечных и неизменных божественных истин, достигается лишь посредством прямого озарения деятельного разума (intellectus agens) исходящим от Бога интеллигибельным светом. При этом роль и характер действия в человеческом уме запечатленных понятий (notiones impressae), обретаемых путем иллюминации, сравнивается им с той функцией, что выполняют в природе заложенные в нее Богом при сотворении мира «семенные причины» (rationes seminales), конституирующие дальнейшее самостоятельное развитие вещей. В рамках своей моральной философии, изложенной, прежде всего, в «Спорных вопросах» (566—608), Александр особое внимание уделяет проблеме человеческой свободы: настаивая на том, что человек свободен по самой своей природе, он указывает, что изначально присущая ему способность к свободному решению (liberum arbitrium) не сводима ни к его разуму, ни к воле, а потому образует с последними триединство, подобное Святой Троице. Адекватной же целью всякого свободного решения может являться лишь выбор блага, к коему направляет человека Сам Бог.
В «Глоссах» (II, 380—385) Александра Гэльского представлена также особая трактовка учения о синдересисе (synderesis), понятие о коем было введено в лексический оборот западноевропейской схоластики Петром из Пуатье («Пять книг Сентенций»: «Quinque libri Sententiarum», ок. 1177) и окончательно закреплено Филиппом Канцлером («Сумма теологических вопросов, или Сумма о благе»: «Summa quaestionum theologicarum seu Summa de bono», ок. 1225—1228), прославившимся еще и тем, что шесть из восьмидесяти трех стихотворных произведений Филиппа вошли в знаменитый сборник «Кармина Бурана» (т.е. «Буранские песни»: «Carmina Burana», или «Codex Buranus», XIII в.), чье название происходит от бенедиктинского монастыря Бойерн (Buranum, Верхняя Бавария), где в 1803 г. была обнаружена его рукопись. При этом примечательно, что само слово «synderesis», являясь транслитерацией греческого «sinderesis» (т.е. «сохранение», «удержание»), появилось в латинских текстах случайно: в результате совершенной в XII в. ошибки при переписывании манускрипта «Комментария на Книгу пророка Иезекииля» («Commentarii in librum Ezechielis Prophetae») Иеронима Стридонского оно заменило собою исходное «syneidesis» — «синейдесис» («стиѵеі&г|сп<;», т.е. «сознание», «совесть»). Однако благодаря этому недоразумению оказалось возможным различить между собою по смыслу понятия собственно «совести» и «синдересиса» и отождествить значение последнего со значением выражения «искра сознания (совести)» (scintilla conscientiae) из соответствующего места (Иез. 1, 4-14) того же комментария Иеронима. В то время как совесть, прилагающая общие принципы к частным деяниям, может затмеваться и ошибаться, синдересис, как особый врожденный и никогда (даже после грехопадения) не утрачиваемый навык (habitus) человеческой души, постоянно и неуклонно направляет ее эмоционально-волевую активность к осуществлению добра и справедливости; представляя собою, таким образом, интуитивное любовное влечение к благу как таковому, синдересис - во взаимодействии с чистым разумением как беспредпосылочным устремлением души к истине — является в то же время и средством единения с Богом и одновременно Его постижения.
Кроме того, в области богословия Александр Гэльский — наряду с доминиканцем Гуго из Сен-Шера («Зерцало Церкви»: «Speculum Ecclesiae») - разрабатывал представление о том, что папы и все духовенство обладают особым сверхизобильным запасом добрых дел, т.е. совокупностью сверхдолжных религиозных заслуг (thesaurus supererogationis meritorum), добытых подвигами Спасителя, Богоматери, святых и религиозным усердием наиболее преданных Богу верующих: клир, таким образом, получает возможность облегчить оправдание остальной части христиан, перераспределив на их счет добрые дела из общей сокровищницы Церкви. Обретшая позднее популярность практика предоставления индульгенций — свидетельств об отпущении человеку его грехов - также основывалась на данном учении, официально закрепленном буллой Климента VI (1342-1352) «Unigenitus Dei Filius» от 1343 г. Помимо этого, Александр настаивал на необратимом характере (character indelibilis) таинств крещения, миропомазания (конфирмации) и священства; он также одним из первых провел различение в таинстве исповеди несовершенного покаяния (attritio), вызванного лишь рабским страхом (timor servilis), и совершенного покаяния (contritio), являющегося следствием действительного сердечного сокрушения, т.е. искреннего раскаяния.
К особой заслуге Александра Гэльского следует отнести и то, что в его — или же в приписываемых ему — сочинениях впервые была задана общая форма схоластического изложения обсуждаемой проблемы, ставшая традиционной для разного рода средневековых «Сумм», «Комментариев», «Вопросов». Эта форма, детально структурирующая осуществляемое посредством силлогизмов рассуждение, базируется на методе «pro et contra» (в менее разработанном варианте существовавшем ранее как метод «sic et поп» Петра Абеляра), согласно которому рассмотрению подлежат подкрепленные авторитетными мнениями или рациональными доводами противоположные варианты решения интересующей проблемы, а окончательное, устраняющее все противоречия заключение автора является либо гармонизацией исходных вариантов ответа с демонстрацией мнимости предъявляемой альтернативы, либо выбором одного из них при доказательстве неуместности в данном конкретном случае противоположных аргументов. Схематично такая форма выглядит следующим образом: 1) постановка вопроса («Quaeritur ап...»), 2) один из вариантов ответа и аргументы в его пользу («Videtur quod...»), 3) аргументы в пользу иного варианта ответа («Sed contra est quod...»), 4) ответ автора и его обоснование («Respondeo dicendum quod...»), 5) опровержение или отвод аргументов, направленных против ответа автора («Ad primum ergo dicendum quod...», «Ad secundum dicendum quod...», «Ad tertium dicendum quod...», etc.).
50.
Теолого-философская мысль Гильома Овернского
Гильом Овернский, или Гильом Парижский (лат. Guillelmus Alvernus [Alvernensis, de Alvernia], Guillelmus Parisiensis; фр. Guillaume d’Auvergne, Guillaume de Paris): род. ок. 1180/90, Орийак— ум. 30.03.1249, Париж. Французский теолог и философ, выходец из знатного феодального рода: сын Асторга V, владельца замка Конро (Castellum de Conroso) в Арпажон-сюр-Сер близ Орийака, и дядя знаменитого трубадура Асторга VII Орильякского.
Учился Гильом Овернский в Париже, став в 1220—1225 гг. сначала магистром факультета искусств, а затем и профессором на факультете теологии Парижского университета; с 1223 г. он являлся также каноником кафедрального собора Богоматери (Нотр-Дам, Ecclesia Dominae Nostrae). После того как 20 октября 1227 г. скончался парижский епископ Варфоломей и каноники Нотр-Дам избрали на его место нового епископа — Николая, Гильом, сочтя это избрание незаконным, отправился в Рим ради личной аудиенции у Григория IX (1227-1241): в результате папа выбирает именно его кандидатуру и 10 апреля 1228 г. Гильом посвящается в сан епископа Парижа (episcopus Parisiensis), несмотря на то что против этого выступал Филипп Канцлер, бывший в 1217-1236 гг. не только канцлером собора Богоматери, но и одновременно главой существовавшей при соборе кафедральной школы Нотр-Дам. В 1229 г. Гильом, сохранивший свои тесные связи с Парижским университетом, — наряду с Людовиком IX Святым (1226—1270), Григорием IX и Гильомом Осерским участвует в урегулировании конфликта между университетской корпорацией и поддерживаемыми светской властью горожанами, который разразился в результате убийства королевскими сержантами и лучниками нескольких студентов при наведении уличного порядка и сопровождался забастовкой профессоров и уходом их в Орлеан и Анже: противостояние, в конце концов, было преодолено благодаря выходу 13 апреля 1231 г. папской буллы «Parens scientiarum», окончательно закрепившей автономию и привилегии Парижского университета. С другой стороны, Гильом прославился своим открытым покровительством нищенствующим орденам: в период его епископата - вопреки мнению таких парижских профессоров, как Гильом из Сент-Амура и его единомышленники, — свои кафедры в университете получили и Доминиканцы (Роланд Кремонский в 1229 г.), и францисканцы (Александр Гэльский после 1236 г.).
