Поскольку никаких осуждений Сигера Брабантского со стороны Святого престола так и не последовало, его защита в Курии, вероятно, была удачной. Однако, возможно, таковой не было вовсе, ибо, согласно позднейшим добавлениям к «Хронике» Мартина Польского (Мартина из Троппау: «Cronicon summorum pontificum imperatorumque», 1277), Сигер вскоре по прибытии в Орвието был зарезан сошедшим с ума секретарем («ibique post parvum tempus a clerico suo quasi dementi perfossus periit»); впрочем, с учетом соответствующей трактовки текста письма Иоанна Пеккама от 10 ноября 1284 г., это событие могло случиться и позже: в понтификат Мартина IV (1281 — 1285), т.е. вышеупомянутого Симона де Бриона. Что же касается состоящей из двухсот тридцати двух сонетов поэмы «Цветок» («Il Fiore», кон. XIII в.), созданной не без прямого влияния «Романа о Розе» («Roman de la Rose», 1225-1230 и 1268—1279) Гильома де Лорриса и Жана де Мёна и принадлежащей перу некоего Дуранте (Durante), вряд ли идентичного с Данте Алигьери, то содержащаяся в ней информация о том, что Сигер умер мученической смертью в застенках папского двора, очевидно, не заслуживает особого доверия: «Mastro Sighier non ando guari lieto: / a ghiado il fe’ morire a gran dolore / nella corte di Roma, ad Orbivieto» (XCII, 9-11). Также весьма неубедительным является предположение, согласно которому упомянутый Данте Алигьери ок. 1282 г. лично познакомился с Сигером в Италии; в то же время в его «Божественной комедии» («La Divina Commedia», 1307-1321) о Сигере - персонификации философии как таковой — говорится следующим образом: «То вечный свет Сигера, что читал / В Соломенном проулке в оны лета / И неугодным правдам поучал [Возбудил зависть истинными силлогизмами] (essa Ь la luce etterna di Sigieri, / che, leggendo nel Vico de li Strami, / silogizzd invidiosi veri)» (Рай X, 136—138). Причем интересно, что говорится это устами Фомы Аквинского, принципиального противника аверроизма Сигера, подобно тому, как об Иоахиме Флорском в сочинении Данте повествуется устами Бонавентуры, в своей земной жизни выступавшего резко против иоахимизма (Рай XII, 139—141).
При этом существует предположение, исходящее из атрибуции Сигеру Брабантскому обнаруженных в 1924 г. и опубликованных в 1931 г. «Вопросов на книги Аристотеля “О душе”» («Quaestiones in libros Aristotelis De апіша»), что между 1275 и 1277 гг. парижский магистр искусств оставил аверроизм и стал последователем томистской интерпретации аристотелизма; действительно, отвечая на вопрос «Тождествен ли интеллект по числу во всех людях (Utrum intellectus sit idem numero in omnibus hominibus)?» (Ill, 7), автор упомянутого трактата дает явно антиаверроистский ответ: «Хотя учение Комментатора и вероятно, оно неверно (Quamvis via Commentatoris probabilitatem habet, non tamen est vera)». Однако поскольку доказательства, выдвигаемые в пользу атрибуции трактата Сигеру, сопровождаются соответствующими контрдоводами и потому представляются малоубедительными, данное предположение, будучи весьма сомнительным, скорее всего, ошибочно.
К числу работ Сигера Брабантского принадлежат вопросы на сочинения Аристотеля — «О душе» («Questiones in tertium De anima», 1268/69), «Физику» («Quaestiones in libros I-IV et VIII Physicorum», 1270), «Метафизику» («Quaestiones in libros II—VII Metaphysicorum», 1272/73), «О возникновении и уничтожении» («Compendium super De generatione et corruptione», 1274/75) и на считавшуюся в то время аристотелевской «Книгу о причинах» («Quaestiones super Librum de causis», 1275/76), а также собственные трактаты, написанные в основном в 1271-1274 гг.: «О вечности мира» («De aeternitate mundi», 1272), «О разумной душе» («De anima intellectiva», 1273-1274), «О необходимости и контингентное™ причин» («De necessitate et contingentia causarum»), «О невозможном» («Impossibilia»), «Пять моральных вопросов» («Quinque quaestiones morales»), «Логические вопросы» («Quaestiones logicales»), «Естественные вопросы» («Quaestiones naturales»), «Вопрос о том, является ли верным утверждение “человек есть животное” в том случае, если ни одного человека не существует» («Quaestio utrum haec sit vera: homo est animal nullo homine existente»); при этом трактаты «О разуме» («De intellectu») и «О счастье» («De filicitate») сохранились лишь фрагментарно. Сознательно производя в перечисленных трудах последовательную рецепцию греко-арабской мысли (возможную благодаря осуществленным незадолго до этого времени переводам), Сигер, явно тяготеющий к перипатетизму, рассматривает в качестве своих главных авторитетов Аристотеля, «достигшего в науке совершенства», а потому «являющегося божественным существом», чье мнение «предпочтительнее позиции Августина» («Quaest. in tert. De an.», II, 82), и его непосредственных комментаторов, прежде всего Аверроэса, а также Александра Афродисийского и Фемистия; однако им делаются ссылки и на Прокла, Авиценну, Альгазеля, и, что примечательно, на современных ему христианских аристотеликов — Альберта Великого и Фому Аквинского: «Говорят самые выдающиеся мужи в философии, Альберт и Фома... (Dicunt praecipui viri in philosophia Albertus et Thomas...)» («De an. Intel.», III).
Что же касается тех, обнаруживаемых в трудах Сигера Брабантского, положений, что, с одной стороны, прямо вытекают из философии Аристотеля и Аверроэса, а с другой стороны, в корне противоречат ортодоксальной христианской доктрине, то о них можно судить, прежде всего, по пунктам осуждения 1270 г., которые в совокупности своей сводятся к отрицанию как сотворения Богом мира и человека, так и свободы божественной и человеческой воли, существования обладающих собственным разумом индивидуальных человеческих душ и их бессмертия, наличия познающей и деятельной активности Бога по отношению к миру и даже Его всемогущества: 1) что интеллект всех людей един и один нумерически (Primus articulus est, quod intellectus omnium hominum est unus et idem numero); 2) что ложно и неподобающе утверждать, что человек сам познает (Secundus est, quod ilia est falsa vel impropria: homo intelligit); 3) что воля человека желает и выбирает что-либо по необходимости (Tertius est, quod voluntas hominis ex necessitate vult et eligit); 4) что все, что действует в подлунном мире, подчиняется необходимости, обусловленной небесными телами (Quartus, quod omnia que in inferioribus aguntur subsunt necessitati corporum celestium); 5) что мир вечен (Quintus, quod mundus est aeternus); 6) что никогда не было первого человека (Sextus, quod nunquam fuit primus homo); 7) что душа, которая есть форма человека, — поскольку, следовательно, она есть человек, — погибает вместе с гибелью тела (Septimus, quod anima, quae est forma hominis, secundum quod homo, corrumpitur corrupto corpore); 8) что отделенная от тела душа после смерти не страдает от телесного огня (Octavus, quod anima separata post mortem non patitur ab igne corporeo); 9) что свободное произволение является пассивной потенцией, а не активной, и по необходимости движимо желаемым (Nonus, quod liberum arbitrium est potentia passive, non activa et quod a necessitate movetur ab appetibili); 10) что Бог не познает единичное (Decimus, quod Deus non cognoscit singula); 11) что Бог не познает нечто отличное от Него Самого (Undecimus, quod Deus non cognoscit aliud a se); 12) что человеческие действия не направляются божественным провидением (Duodecimus, quod humani actus non reguntur providentia divina); 13) что Бог не может дать бессмертие, или нетленность, тленной, или смертной, вещи (Tridecimus, quod Deus non potest dare immortalitatem, vel incorruptibilitatem, rei corruptibili vel mortali).
К перечисленному можно добавить и целый ряд пунктов из осуждения 1277 г., либо непосредственно относящихся к аверроистам (причем вовсе не обязательно к самому Сигеру Брабантскому), либо прямо или косвенно вытекающих из их учения (во всяком случае, по мнению членов соответствующей комиссии Стефана Тампье). Это, прежде всего, пункты, касающиеся статуса философов, философии, добродетелей и счастья: нет более превосходного состояния, чем жизнь, посвященная философии (Quod non est excellentior status, quam vacare philosophiae: 40), все благо, которое возможно для человека, заключается в интеллектуальных добродетелях (Quod omne bonum, quod homini possibile est, consistit in virtutibus intellectualibus: 144); не существует вопроса, могущего обсуждаться рационально, который философ не должен был бы обсуждать и решать, поскольку рациональные аргументы берутся от вещей, философия же, сообразно различным своим частям, должна рассматривать все вещи (Quod nulla quaestio est disputabilis per rationem, quam philosophus non debeat disputare et determinare, quia rationes accipiuntur a rebus. Philosophia autem omnes res habet considerare secundum diversas sui partes: 145); мудрыми мира являются только философы (Quod sapientes mundi sunt philosophi tantum: 154); человек, достаточным образом расположенный к разумению и действию посредством интеллектуальных и моральных добродетелей, о которых говорит Философ в «Этике», достаточным образом подготовлен к вечному блаженству (Quod homo ordinates quantum ad intellectum et affectum, sicut potest sufficienter esse per virtutes intellectuales et alias morales, de quibus loquitur Philosophus in Ethicis, est sufficienter dispositus ad felicitatem aeternam: 157); счастье находится в этой жизни, а не в иной (Quod felicitas habetur in ista vita, et non in alia: 176); невозможны иные добродетели, помимо полученных с опытом или врожденных (Quod non sunt possibiles aliae virtutes, nisi acquisitae vel innatae: 177).
