Третий талант - это «твое время» (din zit, tempus), отпущенное для жизни, которое необходимо использовать для спасения души, а не для умножения адских мук. Время, дарованное человеку для трудов, молитв и дел милосердия, нельзя расходовать попусту: игроки же, танцоры, ворчуны, пьяницы, блудники и убийцы тратят его недолжным образом. Четвертый талант - это «твое земное имущество» (din urdenisch guot, res temporales), которое следует употреблять на нужды членов семьи и иных домочадцев (gesinde), а также для подаяния в пользу бедных (но не как вознаграждение для актеров, любовниц и проституток). Не будучи, по сути, собственником вверенного ему Богом богатства, человек является лишь его управителем, обязанным в конечном итоге предоставить Господу отчет за использование своего имущества. При этом Бертольд Регенсбургский видит опасность для общества не в очевидном факте неравномерного распределения собственности между отдельными людьми, но в злоупотреблении ею - как проявлении неверности по отношению к Богу, сотворившему всего достаточно для прокормления всех. И, наконец, пятый талант — это «твой ближний» (din naehster, homo proximus), которого нужно любить как самого себя: «У меня есть одежда, но тебе я не дам, однако я хотел бы, чтобы и у тебя было не хуже и даже более моего. Любовь в том, чтобы желать ближнему того же, что и себе самому: себе желаешь Царствия Небесного - желай и ему». Не сложно заметить, что этой проповедью Бертольд явно предвосхищает тот характер трудовых отношений, описанию и характеристике которого посвятил свой знаменитый труд «Протестантская этика и дух капитализма» («Die protestantische Ethik und der “Geist” des Kapitalisnaus», 1905) немецкий социолог, философ и экономист Макс Вебер.
В проповеди же «О десяти хорах ангельских и христианстве», также толкующей определенный текст Священного Писания (Мф. 13, 44), Бертольд Регенсбургский проводит аналогию между - заимствованными из «О Небесной Иерархии» («De Caelesti Hierarchia») Дионисия Ареопагита — десятью ангельскими чинами (из коих десятый составляют ангелы, отпавшие с Люцифером от Бога, т.е. бесы) и десятью разрядами христианского общества (из коих десятый также образован людьми, отлучившими себя от Церкви, а именно «актерами, скоморохами, барабанщиками»). И поскольку низшие разряды должны выполнять службы (dienste) в пользу высших, коим они подчинены (undertaenic sint), нижестоящие общественные сословия должны повиноваться трем вышестоящим: священникам во главе с папой, монахам (заботящимся о душах людей) и мирским судьям (заботящимся об их земном благополучии). Из последующих шести разрядов первый образуют те, кто изготовляет одежду; второй - ремесленники, работающие с железными орудиями; третий — купцы, путешествующие по морям и странам; четвертый - продавцы пищи и питья; пятый — те, кто возделывает землю, производя вино и зерно; шестой — занимающиеся лекарским делом. Эти шесть разрядов должны верно исполнять свою должность (sin amt), «для того чтобы не отпасть» в седьмой, потому Бертольд призывает всех трудиться, подобно муравьям, и служить тем самым социальному целому, а следовательно, и Творцу: верность (triuwe) человека, необходимая для спасения его души, состоит в добросовестном и честном труде в соответствии с теми требованиями, что предъявляются к нему как к представителю того или иного сословия. К этой же теме Бертольд возвращается и в проповеди «О вопиющих грехах», когда предостерегает от обмана и неверности как бедных, так и богатых; и в проповеди «О нижних и верхних землях», где «готовность служить Господу» фигурирует среди восьми главных добродетелей, ведущих в Царство Небесное («верхние земли»): «Если ты дурно занимаешься ремеслом и прибегаешь к обману, ты лишен добродетели и ведешь себя как принадлежащий к “низшим землям” [т.е. аду]. Священник ты или мирянин, судья или рыцарь, купец или крестьянин, — все должны выполнять свое призвание и быть верными и жить по правде».
Эффективность проповеднической деятельности Бертольда Регенсбургского была столь велика, что это дало повод Роджеру Бэкону заявить: «Брат Бертольд Немецкий один принес больше пользы своею проповедью, чем почти все другие братья обоих орденов [т.е. францисканского и доминиканского]». Позднее, в XVI в., его речи часто и охотно цитировались деятелями Реформации, одному из которых принадлежит следующее замечание: «Проповедь того будет принята народом, кто изучил проповеди [этого] сельского проповедника».
VIII.
Еретики и их противники (XII—XIII вв.)
37.
Петр из Брюи и Петр Достопочтенный
Петр из Брюи (лат. Petrus Brusius; фр. Pierre De Bruys, Peter de Bruis): род. вторая половина XI в., вероятно, Брюи близ Гапа - ум. ок. 1131, Сен-Жиль-дю-Гар близ Нима. Французский священник-ересиарх, который — будучи лишен собственного прихода — начал ок. 1117/ 20 г. вести жизнь странствующего проповедника: сначала в Брюи и различных диоцезах Дофине (Гап, Ди, Эмбрэн), затем — в Провансе, Лангедоке и Гиени; призывая современников покаяться и обратиться к жизни в соответствии с евангельскими заветами, он постепенно приобрел значительное влияние среди прихожан указанных областей.
Отвергая не только святоотеческую, но в значительной степени и апостольскую традицию, Петр из Брюи признавал лишь доктринальный авторитет четырех Евангелий; при этом другие писания Нового Завета (Деяния св. Апостолов, Послания и Апокалипсис), вызывавшие у него сомнения относительно их достоверности, а также книги Ветхого Завета рассматривались Петром как имеющие гораздо более низкую духовную ценность или даже просто излишние. Настаивая, что лишь персональная вера (а не добрые дела, в том числе и совершаемые ради умерших) является единственным условием спасения, и отрицая необходимость существования церковных институтов, он не только подвергал жестокой критике недостойных представителей духовенства, но и призывал к физическому насилию над священниками и монахами. Из пропаганды необходимости для каждого человека обладания им личной верой (Мк. 16, 16) следовало и отвержение Петром как абсолютно бесполезного - крещения младенцев, в которых нет сознательного отношения к совершаемому над ними обряду (из чего автоматически вытекало также, что все, крещеные лишь при рождении, вне зависимости от их последующего церковного статуса не являются истинными христианами). Что же касается таинства Евхаристии, то отвергается и оно: реальное пресуществление Святых Даров в тело и кровь Спасителя невозможно, так как истинным статусом обладает лишь Литургия Тайной Вечери, более уже неповторимая; молитвы, милостыни, пожертвования, песнопения, паломничества и другие виды богослужения и внешнего благочестия вообще бессмысленны и даже вредны, ибо души всех людей изначально предопределены к осуждению или к жизни вечной.
Поскольку Церковь есть не что иное, как духовное единение верующих («пошеп Ecclesiae congregationem fidelium signat»), a не социальный институт и уж тем более не церковные здания, храмовое строительство следует прекратить, а существующие культовые сооружения нужно разрушить: ибо верующие могут обращаться к Богу в сарае с такой же эффективностью, как и в церкви, а Бог может слышать их, если они того достойны — в конюшне так же хорошо, как если бы они стояли пред алтарем. При этом особую ненависть Петр из Брюи питал к крестам — орудиям страданий и смерти Христа, заслуживающим, с его точки зрения, не почитания, но презрения и уничтожения: так, он лично устраивал костры из крестов, по причине чего и сам в результате был сожжен близ аббатства Св. Эгидия (Сен-Жиль, Abbatia Sancti Aegidii, Monasterium Sancti Petri in Gothia, Лангедок) возмущенными жителями Сен-Жиль-дю-Гар. Однако его последователи, петробрузиане (petrobrusiani), о существовании которых известно, в частности, из «Введения в теологию» («Introductio ad theologiam», II, 4) Петра Абеляра, развернули свою деятельность в Лангедоке (Нарбон, Тулуза), Гиени и Гаскони: на протяжении еще нескольких последующих десятилетий они занимались осквернением храмов, сожжением крестов и насилием в отношении священнослужителей.
