Душа как духовное и бессмертное начало, образующее сущность человеческой личности (persona), определяемой Гуго Сен-Викторским вслед за Боэцием («Против Евтихия и Нестория»: «Contra Eutychen et Nestorium», 3) как «индивидуальная субстанция разумной природы (naturae rationabilis individua substantia)», благодаря своей связи с телом занимает посредствующее положение между Богом и миром (имея вне себя мир, а внутри себя — Бога) и обладает тремя «очами», или тремя познавательными способностями: 1) чувственной (телесное око, oculus carnis), связанной с воображением и предназначенной для восприятия внешнего мира; 2) рациональной (умственное око, oculus rationis), связанной с понятийно-рассудочной деятельностью и предназначенной для самопознания души; 3) созерцательной (созерцательное око, oculus contemplativus), связанной с интуицией и предназначенной для постижения Бога и божественных предметов. Указанной тройственной структуре познавательных способностей соответствуют три восходящие ступени познания сущего: 1) простое мышление (cogitatio) о чувственных вещах, отличающееся поверхностностью и приблизительностью; 2) размышление (meditatio), т.е. дискурсивное мышление, исследующее сущности и отношения вещей, а также рефлексия, нацеленная на содержание душевного мира человека; -3) созерцание (соntemplatio), предельно интенсивная интеллектуальная интуиция (vivacitas intelligentiae), с помощью которой человек, возвышаясь над чувственным и рациональным знанием, осуществляет - при условии обладания им твердой верой, нравственным совершенством и божественной благодатью — целокупный акт непосредственного и ясного видения всего множества идеальных объектов и удержания их в едином познавательном взоре, что позволяет душе наслаждаться совершенной радостью и покоем (sapientia superior). Однако в земной жизни душа имеет лишь залог (arrha) своего будущего блаженства и только предвкушает его, поскольку Бог дарует ей здесь лишь начатки Своей любви, а не полноту ее изобильных плодов.

И чем больше человек постигает Бога, тем больше он обладает Им, т.е. именно посредством мыслительного акта человек добивается того, что начинает разделять с Богом Его блаженство. Бог, следовательно, потому и сотворил человека с разумом, чтобы он смог понять, посредством понимания полюбить, через любовь — обладать, а от обладания — наслаждаться: «Quia non potest Dei beatitudo participari nisi per intellectum». При этом чтение и молитва, как и презрение к миру (contemptus mundi) в целом, являются Необходимыми подспорьями на пути к указанному любовному созерцанию истины (scientia amorosa), который проходит в боРении между знанием и невежеством. И борение это сравнивается Гуго Сен-Викторским с процессом разжигания костра из еще сырых, покрытых зеленью веток: когда костер только разгорается и огонь лишь изредка сквозь дым прорывается наружу, — это cogitatio; когда огонь превращается в пламя, но дым все еще присутствует, — это meditatio; а когда пламя становится ярким и не смешивается уже с дымом, — это contemplatio. Плотское же сердце, по Гуго, - это свежая древесина, из которой еще не испарилась влага плотского вожделения: «Carnale cor quasi lignum viride necdum ab humore carnalis concupiscentiae exsiccatum» (позднее к подобным аналогиям будет прибегать и св. Иоанн Креста).

Согласно Гуго Сен-Викторскому, изначально сотворенный Богом человек обладал всецелым знанием как своей собственной природы, так и своего места в порядке мироздания: «Знать самого себя означало знать свое состояние, свое место, знать, чем он был обязан тому, что выше его, тому, что в нем, и тому, что ниже его; это означало понимать, каким он был сотворен, как он должен себя вести, что он должен или не должен делать. Во всем этом и заключалось для него знание самого себя» («De sacr. christ. fid.», I, 6,15). Однако вследствие грехопадения в душах людей угасло созерцательное око и помутилось око умственное, из-за чего оно перестало всецело адекватно воспринимать окружающую и внутреннюю реальность. Пользование же плодами благодати Искупления, восстанавливающей исходное состояние души, доступно не каждому, и потому в большинстве своем люди утратили способность ясно видеть истину, и Бог из предмета непосредственного созерцания стал для них объектом веры, в коей соединяются умственный акт представления того, во что веришь, и аффект воли, который, утверждая представленный предмет как истинный и существующий, избавляет разум от сомнения: «Ибо свободный выбор есть спонтанное движение, или добровольное стремление: свободный в том, что он доброволен, а выбор - в том, что он есть стремление. Но свобода — это также сама власть и способность воли, в силу которой она побуждается к тому и другому и называется свободным выбором воли. Но добровольно и спонтанным стремлением двигаться и устремляться - это и означает иметь власть выбирать и иметь свободу судить, в чем и состоит свобода выбора (Quoniam spontaneus motus vel voluntarius appetitus liberum arbitrium est; liberum quidem in eo quod est voluritarius, arbitrium vero in eo quod est appetitus. Sed et ipsa potestas et habilitas voluntatis est libertas, qua movetur ad utrumque et liberum arbitrium dicitur voluntatis. Voluntarie autem moveri et ferri et spontaneo appetitu, hoc est potestate eligere et libertate iudicare. in quo constat liberum arbitrium)» («De sacr. christ. fid.», I, 5, 21) разум же, со своей стороны, способен в определенных случаях различать, что заслуживает веры, а что нет.

Давая свое определение веры, Гуго Сен-Викторский, говорит, что «вера есть некая уверенность духа в отсутствующих вещах, находящаяся выше мнения (supra opinionem) и ниже знания (infra scientiam)». Отсюда и предлагаемая им классификация утверждений, рассматриваемых с точки зрения их возможной истинности; они могут быть: 1) из разума (ex ratione) — необходимые (necessaria), которые не нуждаются в вере, 2) по разуму (secundum rationem) - вероятные (probabilia), которые, не вытекая из разума непосредственно, все же согласуются с ним и потому нуждаются в вере, 3) сверх разума (supra rationem) - удивительные (mirabilia), которые будучи непостижимыми для разума, хотя ему и не противными, нуждаются в вере, и 4) против разума (contra rationem) — невероятные (incredibilia), которые не заслуживают веры. Христианская догматика, таким образом, мыслится Гуго либо согласной с разумом, либо недоступной для него, но никак ему не противной: например, догмат о Святой Троице не вступает в противоречие с разумом, признающим внутреннюю жизнь в Божестве, т.е. саморазличение в Нем Первоначала (Отца), Проявления (Сына) и Взаимодействия (Св. Духа). При этом целокупная действительность распадается на три сферы в зависимости от того, что обладает в их рамках преимуществом в постижении: так, нижняя часть реальности познается разумом, причем вещи бестелесные, нечувственные, т.е. существенным образом рациональные (объекты математики и диалектики) - только разумом; средняя ее часть (например, провиденциальные законы исторического процесса) — разумом и верой; верхняя же (сверхразумные истины) — только верой.

Притом что в Боге бытие Его совершенно тождественно Его сущности («idem est esse et id quod est»), Гуго Сен-Викторский проводит различие между «первичной, изначальной волей Божией», которая едина и вечно есть в Боге (beneplacitum Dei), и четырьмя «способами божественного волеизъявления» (signa divinae voluntatis): действием, попущением, предписанием и запретом. По его мнению, божественная воля так соотносится с божественным могуществом, что в Боге они едины во внутреннем расположении и действии (affectu et effectu), но различаются во внешнем отношении (respectu), т.е. вовне воля и могущество Божии проявляют себя различно, поскольку Бог желает не всего того, что может: ведь Он может сделать и многое из того, чего не хочет. Кроме того, Гуго учит о двойном могуществе Божием: том, посредством которого Он действует (agens), и том, благодаря которому Он не подвержен никакому страдательному состоянию (impatiens). В обоих случаях Бог — всемогущ, так как, с одной стороны, Он может делать все, что хочет (кроме того, что стоит в противоречии с Его сущностью и атрибутами), а с другой стороны, нет ничего, от чего бы Он мог испытывать претерпевание. В процессе божественного творения (opus conditionis) Гуго различает изначальный, единократный творческий акт Божества (сгеаге), создающий мир в его слитности и нераздельности (in forma confusionis) - Быт. 1,1—2 (Сир. 18, 1), и устроительные действия Бога (facere) по приведению мира в должный порядок за шесть последующих дней (in formam dispositionis) — Быт. 1, 3 — 2, 3. Однако после грехопадения возникла необходимость в Искуплении творения посредством Боговоплощения, т.е. в действиях Бога по восстановлению должного состояния мира (opus restaurationis): «Есть два дела [Божии], которые охватывают все, что начало быть. Первое есть дело создания, второе - дело восстановления. Дело создания - это то, благодаря чему возникло то, чего не было; дело восстановления — это то, благодаря чему сделалось лучше то, что погибало. Другими словами, дело создания - это творение мира со всеми его элементами, а дело восстановления — это воплощение Слова со всеми Его таинствами». При этом интересно, что трактуя само событие грехопадения, Гуго задолго до Дж. Мильтона («Потерянный рай»: «Paradise Lost», 1674) писал о том, что грех Адама не просто меньше греха Евы, но и вообще был совершен только для того, чтобы Ева, с которой Адам был соединен любовью, не огорчилась из-за его отказа на ее просьбу. Что же касается факта существования в мире зла, то он объясняется тем, что Богу достойно производить добро не только из добра, но и из зла, - как указывалось ранее и в трактате «О промысле, рассуждение первое» из «Эннеад» («Enneades», III, 2, 5, 15) Плотина. Однако, по Гуго, зло, не будучи объективным нарушением воли Божьей, является при этом субъективным состоянием отдельных лиц, допускаемым Богом для общего блага.