Однако особую славу Роджеру Бэкону, проявлявшему специальный интерес к инструментарию научного познания и потому конструировавшему различные приборы и механизмы (зеркала, линзы, камеру-обскуру и т.п.), принесли его смелые догадки относительно будущих изобретений и открытий, изложенные как в «Большем сочинении», так и в «Послании о тайных действиях искусства и природы и о ничтожности магии», в котором он прямо заявляет, что «нам не требуется использовать магические иллюзии, если возможности философии учат делать то, что достаточно [для человека] (non igitur oportet nos uti magicis illusionibus cum potestas philosophiae doceat operari quod sufficit)» («Ер. de seer, oper...», V). Во многом предвосхищая научно-техническую прозорливость Жюля Верна, Роджер уже в середине XIII в., ничтоже сумняшеся, заявляет, что «могут быть созданы такие орудия мореплавания, чтобы большие корабли без гребцов пересекали реки и моря, управляемые одним человеком, и с большей скоростью, чем если бы они были наполнены гребцами. Также могут быть созданы повозки, которые двигались бы без тягловых животных с невообразимой стремительностью... инструменты для полета: чтобы в середине инструмента сидел человек, вращая некое изобретение, с помощью которого [двигались бы], ударяя по воздуху, искусственно созданные крылья, на манер летящей птицы. Также [может быть создан] небольшой по величине инструмент, который поднимал бы и опускал немыслимые тяжести... инструмент, с помощью которого один человек сможет насильственно притянуть к себе тысячу людей вопреки их воле... инструменты для путешествий под водой морей и рек - вплоть до достижения дна, и без всякой телесной опасности... мосты через реки без опор или какой-либо поддержки, и неслыханные механизмы и изобретения... Можно так сформировать прозрачные зеркала, что одно будет казаться многим... И так всякое вражеское государство и войско может быть ввергнуто в панический ужас — так, чтобы оно пришло в полное расстройство из-за увеличения числа либо явлений звезд, либо людей, собирающихся ему противостоять... И можно так сформировать прозрачные зеркала, чтобы наиболее удаленное казалось наиболее близким и наоборот... чтобы наибольшее казалось наименьшим и наоборот, и чтобы высокое казалось низким и наоборот, и чтобы сокрытое было явлено со всей очевидностью... чтобы ядовитые и заразные sp~ecies и испарения были направлены туда, куда пожелает человек... чтобы любой человек видел золото, серебро, драгоценные камни, и все, что бы ни пожелал, но всякий, поспешивший добраться до того места, гДе он это видел, не нашел бы ничего. Но [одной] из наиболее возвышенных возможностей формирования [зеркал] является способность с помощью различных форм [зеркал] и отражений [лучей] собирать и концентрировать лучи на любом расстоянии, на каком захотим, до тех пор, пока не воспламенится то, на что они направлены... Кроме того, может быть создано постоянное освещение и неостывающие ванны... Можно сделать так, чтобы в обращение поступило несметное количество серебра и золота, столько, сколько нужно человеку...» (Ibid., IV—VI).
Когда же Роджер Бэкон говорит, что «небольшое количество - не больше пальца — соответствующего вещества производит устрашающий звук и яркую вспышку (modica materia adaptata, scilicet ad quantitatem unius pollicis, sonum facit horribilem et coruscationemostenditvehementem)» (Ibid., VI), вполне вероятно, что речь идет о черном (дымном) порохе. И уж совсем актуально звучит следующий пассаж, намекающий не то на возможность использования психотропного оружия, не то на зомбирование граждан государства в целом: «Но куда более значительным, нежели все предшествующее, является то, что разумная душа, хотя она и не может быть с необходимостью принуждаема [к чему- либо], поскольку наделена способностью свободного выбора, может, тем не менее, по выбору другого действенным образом быть располагаема, побуждаема и влекома к тому, чтобы охотно изменить свои нравы, аффекты и желания. И это относится не только к отдельной личности, но и к целому войску, городу и народу [определенной] области... И здесь находится почти что предел [возможностей] природы и искусства» (Ibid., VI). При этом интересно, что все упомянутые изобретения Роджер считал уже давно осуществленными и, более того, существующими в его время: «И [все] это было создано в древности и, определенно, создано в наше время, — исключая разве что инструмент для полета, который я не видел, и не знал человека, который бы его видел. Но я знаю мудреца, который придумал, как его изготовить (Haec autem facta sunt antiquitus, et nostris temporibus facta sunt, ut certum est; nisi sit instrumentum volandi, quod non vidi, nec hominem qui vidisset cognovi; sed sapientem qui hoc articium excogitavit explore cognosco)» (Ibid., IV). Однако творения эти должны быть надежно скрыты от невежественной толпы, ибо «толпа высмеивает мудрецов, с презрением относится к тайнам мудрости, не знает, как использовать достойнейшие вещи, и даже если по случаю она и узнает нечто значительное, то тут же его портит и пользуется им неправильно — на многоразличную погибель людей и сообществ (vulgus deridet sapientes, et negligit secreta sapientiae, et nescit uti rebus dignissimis, atque si aliquid magnificum in eius notitiam cadat a fortuna, illud perdit, et eo abutitur in damnum multiplex personarum et communitatis)» (Ibid., VIII). Стоит заметить, впрочем, что представления Роджера о возможностях науки, в частности оптической, в прошлом были несколько преувеличены: так, он не сомневался в том, что Гай Юлий Цезарь (49—44 до Р.Х.) во время одного из своих британских походов 55—54 гг. до Р.Х. «с побережья Галлии разузнал с помощью мощных зеркал расположение и местонахождение лагерей и городов в Великой Британии (super littus maris in Galliis, deprehendisse per ingentia specula dispositionem et situm castrorum et civitatum Britanniae Maioris)» (Ibid., V).
По смерти Роджер Бэкон быстро приобрел устойчивую репутацию мага и волшебника: уже ок. 1330 г. в алхимическом трактате Петра Бона из Феррары, озаглавленном «Новая драгоценная жемчужина» («Pretiosa margarita novella [thesauro, ас pretiosissimo philosophorum lapide]»), сообщается, что ему удалось посредством сгущения воздуха построить мост в 30 миль между Англией и Францией и затем посредством разрежения воздуха разрушить его, а также изготовить в Оксфорде два зеркала, из которых одно зажигало свет, а второе показывало «другой конец мира». Далее, ок. 1555 г. появляется анонимное «чрезвычайно занимательное и поучительное чтение (very pleasant and delightfull to be read)», озаглавленное «Знаменитая история монаха Бэкона, содержащая также чудеса, совершенные им при жизни, и рассказ о его смерти с описаниями жизни и смерти двух волшебников, Банджи и Вандермаста» («The Famout Historie of Fryer Bacon, containing the wonderfull things that he did in his life also the manner of his death; With the lives and deaths of the two conjurers, Bungye and Vandermast»), в котором воспроизводится легенда о том, как Роджер — подобно Герберту и Альберту Великому — «соорудил говорящую голову из бронзы, чтобы обнести всю Англию бронзовой стеной», способной защитить ее от будущих вражеских набегов. И уже на основе этой «Знаменитой истории...» английский драматург Роберт Грин пишет в 1588—1592 гг. комедийную пьесу «Досточтимая история монахов Бэкона и Банджи» («The Honourable History of Friar Bacon and Friar Bungay»). Что же касается получившего образование в Оксфорде францисканца Фомы Банджи, то он был magister regens в Оксфордском (1270-1272) и Кембриджском (1282-1283) университетах, а в 1272—1275 гг. являлся провинциальным министром францисканского ордена в Англии (из его сочинений известен комментарий к трактату «О Небе» Аристотеля). Позднее, в первой половине XIX в., Огюст Конт, предложивший проект нового календаря, в котором месяцы и дни назывались бы не по именам богов и святых, как раньше, а по именам выдающихся деятелей культуры, посвятил Роджеру первый вторник месяца «Декарта» (т.е. ноября). В 1860 г. появляется скульптурное изображение Роджера с небесной сферой в руках в Музее естественной истории при Оксфордском университете (The Oxford University Museum of Natural History).
