Становление спекулятивной грамматики, следовательно, было тесно связано с развитием схоластической логики, в частности, с возникновением «новой логики» (logica nova), берущей свое начало из опубликованных в составе «Гептатейхона» («Heptateuchon»: «Семикнижия», 1135-1141) Теодорика Шартрского выдержек из таких частей аристотелевского «Органона» («Organum»), как «Первая Аналитика» («Analytica Ргіога») и «Топика» («Торіса», включая ее IX кн. «О софистических опровержениях»: «De sophisticis elenchis»), так, уже один из непосредственных учеников Теодорика — Иоанн Солсберийский указывал на принципиальную важность изучения грамматики, заявляя в своем «Металогике» («Metalogicon», 1159), что она есть «колыбель всей философии (totius philosophiae cunabulum)» (I, 13). Другой же ученик Теодорика Шартрского — профессор грамматики в Парижском университете Петр из Или (Петр Гелий), составивший комментарий к «Грамматическим наставлениям» Присциана Цезарейского («Summa super Priscianum», ок. 1140/50), был, вероятно, первым из схоластов, кто, хотя и признавая, что грамматика отчасти является искусством (как феномен человеческой деятельности) и потому имеет различные виды (species) в разных языках, стал утверждать, что одновременно она должна квалифицироваться и как «наука о том, как правильно писать и говорить (scientia recte scribendi et recte loquendi)», которая обладает единым предметом и неизменными законами своего функционирования, независящими от наблюдаемых различий между конкретными языками. Стараясь найти объяснение частным грамматическим фактам, он стремился установить собственную «причину изобретения» (causa inventionis) для каждой из частей речи, а также трактовал шесть падежей как шесть возможных способов рассмотрения вещи. Схожие мысли можно встретить и в «О разделении философии» («De divisione philosophiae», после 1140) Доминика Гундиссалина, и в «Комментарии к Малому Присциану» (т.е. к XVII—XVIII кн. его «Грамматических наставлений»: «Commentarius in Priscianum Minorem», ок. 1220) Иордана Саксонского, для которого также языки, различаясь по своим привходящим признакам (звуковому строю), тождественны по признакам существенным (правилам построения).

Однако самый весомый вклад в создание предпосылок возникновения спекулятивной грамматики внесли доминиканец Роберт Килвардби и францисканец Роджер Бэкон. Так, Роберт Килвардби в I кн. своего «Комментария к Малому Присциану» («Commentarius in Priscianum Minor», 1240/50) заметил, что «так как наука остается одной и той же для всех людей и ее предмет остается одним и тем же, предмет грамматики должен останься одним и тем же для всех людей. Но грамматически организованная речь или членораздельное высказывание, которое может быть заключено в грамматическую форму, — не одно и то же для всех людей, а потому не существует предмета грамматики [как науки]». Однако так обстоит дело только в том случае, если указанный предмет действительно отождествляется с изучением различных языков; если же под таковым понимается исследование общей для всех людей понятийной системы, т.е. «значащей речи в той мере, в какой она отвлекается от каждого отдельного языка (sermo significativus prout abstrahitur ab omni lingua speciali)», или речи, существующей не в звучании, но лишь в сознании (in mente), грамматика обретает научный статус. Что же касается Роджера Бэкона, то он прямо заявил в составленной им «Греческой грамматике» («Grammatica Graeca», 1252), что «в отношении своей субстанции грамматика одна и та же во всех языках, хотя она и разнообразится акцидентально»; схожие мысли были высказаны им и ранее в «Грамматической сумме» («Summa grammatica», ок. 1240—1245).

Непосредственная же разработка спекулятивной грамматики, связанная с деятельностью так называемых модистов (modistae), получивших свое название по ключевому термину их доктрины - «модус [т.е. способ] обозначения» (modus significandi), достигнув кульминации во второй половине XIII - первой половине XIV в. в творчестве профессоров Парижского университета, была продолжена во втор. пол. XIV—XV в. в университетах Эрфурта, Оксфорда, Болоньи и Праги. При этом сильнейшее влияние на нее оказала зарождающаяся в то же время так называемая «современная», т.е. «новейшая», логика (logica moderna, logica modernorum), истоки которой коренятся в последней, VII, книге «Малых сумм логики» («Summulae logicales», 1250—1260) Петра Испанского, озаглавленной «О свойствах терминов» («De terminorum proprietatibus») и исследующей функции субъектов логического высказывания как составных частей грамматически организованных речевых конструкций. Среди наиболее выдающихся парижских модистов можно назвать четырех выходцев из Дании:

1)      Симон Датский, автор «О способах обозначения» («De modis significandi»), «Дома грамматики» («Domusgrammatice»), «Вопросов на две малых книги Присциана» («Quaestiones super duo minoris voluminis Prisciani», ок. 1270);

2)      Боэций Датский, сподвижник Сигера Брабантского, автор «Логических софизмов» («Sophismata logicalia»), «Способов обозначения, или Вопросов на Большого Присциана» (т.е. на I—XVI кн. его «Грамматических наставлений»: «Modi significandi sive Quaestiones super Priscianum Majorem», 1268-1270);

3)      Иоанн Датский, автор «Вопросов на вторую книгу Малого Присциана» (т.е. на XVIII кн. его «Грамматических наставлений»: «Quaestiones super secundum Minoris Prisciani»), «Деления науки» («Divisio scientiae», ок. 1280), «Суммы грамматики» («Summa gramaticae», ок. 1280), «Трактата о способах обозначения» («Tractatus de modis significandi», 1297);

4)      Мартин Датский, автор «О способах обозначения» («De modis significandi», 1280—1288).

Далее следуют:

5)      канцлер Оксфордского университета в 1304—1306 гг. Симон Фавершемский (Симон Английский) - комментарий к «Малым суммам логики» («Summulae logicales», 1250—1260) Петра Испанского, вопросы на «Введение» Порфирия («Quaestiones super librum Porphyrii») и на «Органон» Аристотеля, а также различные софизмы («Sophismata»);

6)      преподаватель (magister regens) и ректор школы свв. Севера и Иакова (Studium Santorum Severi et Jacobi) в Эрфурте Фома Эрфуртский — «Трактат о способах обозначения, или Спекулятивная грамматика» («Tractatus de modis significandi seu Grammatica speculative», до 1310), представляющий собою наиболее полное изложение основ соответствующего учения, однако до 1922 г. ошибочно атрибутировавшийся Иоанну Дунсу Скоту, пока М. Грабман не определил имя его истинного автора («De Thoma Erfordiensi auctore Grammaticae quae Ioanni Duns Scoto adscribitur speculativae», 1922);

7)      магистр искусств (с 1296) и теологии (с 1311) Парижского университета Радульф Бритон — «Вопросы на Малого Присциана» («Quaestiones super Priscianum Minorem», 1300—1310), вопросы на «Введение» Порфирия («Quaestiones super Isagogen Porphyrii»), на «О топических различиях» и «О делении» Боэция («Quaestiones super libros Topicorum Boethii», «Quaestiones super De divisione Boethii»), на «Органон» Аристотеля, «Трактат о способах обозначения» («Tractatus de modis significandi»), а также различные софизмы («Sophismata») и кводлибеты («Quodlibeta», 1312/14);

8)      магистр искусств (с 1309) Парижского университета, сотрудник (с 1310) и прокуратор (с 1315) Сорбонны Сигер из Куртре — «Сумма способов обозначения» («Summa modorum significandi»), комментарий к «Об истолковании» Аристотеля («Commentarius in librum Perihermenias»), а также «Ars obligatoria», «Ars priorum», «Categoriae», «Sophismata», «Impossibilia», «Fallaciae»;

9)      парижский профессор Михаил из Марбе - «Сумма о способах обозначения («Summa de modis significandi», ок. 1300).

Подобно тому как математики при анализе геометрических объектов отвлекаются от их непосредственного материального воплощения, модисты считали необходимым абстрагироваться в своей работе от конкретного языкового материала, т.е. от звукового строя тех или иных языков, который является конвенциональным по своей природе (ибо слова представляют собою условные знаки: signa arbitraria) и - как связанный с физической реальностью — подлежит рассмотрению со стороны естественной науки (scientia naturalis). Но если на внешнем, фонетическом уровне языки различны, то на уровне смысловом, логическом они обладают единым понятийным фундаментом (конституируемым перечисленными Аристотелем категориями и законами мышления) благодаря тому, что сама структура сознания — одинакова у всех людей, а следовательно, и отражающая ее формальная грамматическая структура должна быть одной для всех народов: «Logica est eadem apud omnes, ergo et grammatica» (Иоанн Датский). По словам Боэция Датского, утверждавшего, что «вся грамматика, которая есть в одном языке, сходна с той, которая есть и в другом языке», «...латинянин не понимает грамматики грека и наоборот потому, что эти модусы [т.е. грамматики латинского и греческого языков] акцидентальны грамматике [как таковой] и приобретаются посредством обучения, а не по природе... Следовательно, при устранении всех акцидентальных различий грамматики, способ говорения у всех людей будет одним и тем же, и для его [обретения] мы не будем нуждаться в искусстве, как и в других случаях природных действий (...latinus non intelligit grammaticam graeci nec e converso, hoc est, quod isti sunt modi accidentales grammaticae per doctrinam habiti, et non per naturam... Tollatur ergo omnis differentia accidentalis grammaticae, unus esset modus loquendi omnium hominum, in quo non indigemus arte, sicut nec in aliis operibus naturae)» («Mod. sign.», qu. 16). Таким образом, поскольку всякая значащая речь (sermo ordinatus ad significandum) обладает общими качествами (generales virtutes), это позволяет рассматривать грамматику как строго детерминированную из исходных - недоказуемых, но с очевидностью постулируемых - принципов науку, в рамках которой различные грамматические явления можно «сводить к соответствующим причинам (reducere in suas causas), посредством которых... те могут быть познаны и доказаны» (Боэций Датский). По определению Сигера из Куртре, «грамматика есть наука высказывания (scientia sermocinalis), которая рассматривает речь и ее свойства (passiones) в общем в целях выражения главным образом понятий разума посредством связной речи» («Sum. mod. sign.»).