Из устава космической службы:

…В случае высадки космонавтов на незнакомую планету или другое космическое тело командир звездолета не имеет права покидать корабль, с которого он осуществляет общее руководство операцией.

…При аварийной ситуации или других чрезвычайных обстоятельствах командир корабля покидает космический корабль последним.

…Командир звездолета не имеет права покинуть гибнущий корабль прежде чем передаст на Землю информацию о случившемся.

…Командир не может покинуть корабля до тех пор, пока не использует для спасения людей все имеющиеся в его распоряжении возможности, вплоть до аварийной энергосистемы.

Из личного дневника капитана звездолета «Алишер» (магнитозапись):

Рада спит безмятежно — как бывало в предрассветные часы дома на Земле. Последние пять минут покоя. Последние минуты целительного сна. Еще немного — и бездушный робот напомнит, что время не ждет.

Два часа сна — это лекарство. Трое бессонных суток в попытках возобновить связь с разведгруппой. Отправление запасного «челнока» с аварийными средствами, попытки бурения на месте исчезновения экспедиции, глобальная радиолокация и нейтриноскопия планеты — все тщетно: никаких сигналов, никакого ответа. Люди словно испарились вместе с танкеткой. Или — провалились в тартарары.

Остается — «морской еж». Час — расконсервация, час — проверка аппаратуры и энергоблоков. А значит, два часа — лекарство для Рады. Наверное, ей снится Земля: синее-пресинее небо и слепящая белизна облаков. Последний спокойный сон. Спокойный — потому что все уже решено и взвешено. Спокойный — потому что проснется она с тем чувством, которое всегда внушает человеку уверенность и придает ему силы в любых — даже самых немыслимых ситуациях. Это — осознание выполняемого долга. Долга перед человечеством — во имя которого они все прилетели сюда и долга — во имя людей, которые уже, быть может, погибли, выполняя свой долг.

А если и ей суждено навсегда остаться на этой красивой, но такой чужой непонятной и коварной планете? Но нет, защитные поля «морского ежа» гарантируют безопасность практически в любых угрожающих жизни экстремальных условиях. Испытатели проверяли установку и в кратере действующего вулкана, и в эпицентре термоядерного взрыва, и в глубинах Марианской впадины, и в свободном падении из стратосферы. «Чудо из чудес современной техники» — не зря ведь дана такая оценка. И нет причин сомневаться в надежности защиты и сообразительности компьютеров, которым предстоит отбирать и обрабатывать первичную информацию. Можно быть спокойным, потому что спокойствие обеспечено всем разумом и силой земной цивилизации, чьими полпредами они здесь являются…

Из вахтенного журнала звездолета «Алишер»:

17-00 (по внутреннему времени корабля): Проверены в последний раз все системы жизнеобеспечения и связи спасательной установки. Радмила проснулась.

17-45: Электронные машины начали отсчет пускового времени.

18-15: Радмила заняла место в «морском еже». Началась герметизация установки и наращивание защитной муфты.

19-25: Спасательная установка перемещена в челночную ракету.

20-03: Звездолет выходит на последний предпусковой виток.

20-06: Старт челночной ракеты.

20-14: Автоматы спускаемого аппарата передают, что полет проходит строго по расчету.

20-16: Включена тормозная система.

20-18: Мягкая посадка.

«Морской еж» (монтаж видеозаписи полученной с помощью автоматического корректировщика и телекамер, находившихся на борту челночной ракеты).

Спасательно-исследовательская установка в точности походила на огромного морского ежа. Конструкция, заимствованная у бесхитростного и непритязательного обитателя подводного мира, оказалась наиболее удобной и универсальной в условиях космических полетов. Торчащие во все стороны «иглы» предназначались одновременно и для передвижения, и для связи, и для защиты, и для самых разнообразных изысканий. Одни из них служили «ногами», другие — «руками», третьи — антеннами, четвертые — источниками защитного поля или ракетного отталкивания. Одно нажатие клавиши — и любая из «игл» могла превратиться либо в упругую пружину, либо в несгибаемую спицу, либо в эластичное извивающееся щупальце, готовое и к легкому прикосновению и к молниеносному змеиному броску.

Нашпигованная множеством приборов и средствами жизнеобеспечения установка свободно передвигалась в любом направлении. Она умела красться, осторожно — точно паук по паутине — перебирая игольчатыми ногами, и вихрем мчаться, словно гигантское перекати-поле, сохраняя в строго заданном положении всю внутреннюю «начинку», не создавая никаких неудобств водителю и пассажирам. «Морской еж» умел бегать, прыгать, плавать, летать, при необходимости, как старинный аэростат, зависать над поверхностью или намертво присасываться к вертикальной скале…

Видеозапись протокольно воспроизводила каждый шаг «морского ежа». Вот он изящно, как балерина, проследовал на трех ножках из зева спускаемого аппарата вослед за юрким суетливым корректировщиком, замер на муаровом грунте и принялся деловито шевелить «иглами», осваиваясь с незнакомой обстановкой. Панорамный обзор открывал ровную, точно гладь океана, поверхность, на которой гуляла рябь разноцветных узоров. Иллюзию слабого морского волнения дополнял восход местного солнца, которое, вопреки здравому смыслу, отражалось в муаровых волнах. Приборы, однако, бесстрастно констатировали, что под «ногами» «ежа» гранулированный, напоминающий щебенку металл: более всего — хрома, поменьше — молибдена и вольфрама, немного — урана и дальше по мелочам — еще с десяток названий из таблицы Менделеева.

Внутренние камеры «ежа» передавали изображение и голос Радмилы на ретранслятор челночной ракеты, а оттуда — на борт звездолета. Внешние камеры «ежа», «челнока» и корректировщика давали полный круговой обзор из разных точек. Вокруг — одна лишь муаровая гладь. «Морской еж» двигался в точности по маршруту разведгруппы — след в след по подсказке электронной памяти. Радмила сосредоточенно следила за малейшим отклонением стрелок.

Первым в опасную зону должен был вступить корректировщик, который предназначался в жертву таинственным силам планеты. Пусть засасывают его зыбучие муаровые гранулы, пусть проваливается он, как трактор под лед, в любые глубины. Это позволит Раде всесторонне оценить опасность и принять надлежащее решение.

Самописец «Алишера» фиксировал каждое слово и паузу синхронно с записью зрительной информации, поступающей на четыре экрана. Автомат бездумно вкатился в опасную зону. «Морской еж» настороженно замер и ощетинился «колючками», точно окруженная неприятелем македонская фаланга… «Он прошел — донесся далекий голос Рады. — Там такая же твердь, как и повсюду. Предлагаю еще раз испробовать бурение…»

В это мгновение видеозапись черными молниями испещрили сотни полос, раздалось угрожающее гудение, сквозь которое едва пробился то ли вскрик, то ли всхлип, — и все разом исчезло. На магнитоленте не раздавалось ни звука, два экрана показывали безбрежную металлическую гладь Муаровой планеты, а остальные, настроенные на внешние и внутренние камеры «морского ежа», — один — пустоту, а другой — сетку из черных молний.

9-55: Азмун.

До отлета ракетоплана оставались считанные минуты. Ничего не замечая вокруг, Азмун плюхнулся в первое попавшееся кресло и застыл, как йог, стараясь не упустить ни единого слова, раздававшегося в шлемофоне. И опять — в самом невыгодном положении оказался он. Ладно — то, что дальше всех, теперь выправляется: через час он будет в Астрограде. Но как наверстать то, что все видели в изображении, он всего-навсего слышал в звуковой трансляции, пока добирался до ракетодрома.

Конечно, потом все можно прокрутить заново. Но Учитель выйдет на связь через пятнадцать минут, после переменки. Хорошо ли себя чувствуешь, когда наперед известно, что у тебя информация скуднее, чем у остальных? Даже если пока речь идет о вопросах, которые будешь задавать сам. Нужно ведь и с вопросом уметь не ударить в грязь лицом.